Длиннохвостые разбойники (сборник) - Скребицкий Георгий Алексеевич (первая книга .txt) 📗
Я старался идти медленно, чтобы подольше остаться наедине с этой ночью, полной цветов и песен. А в душе возникали светлые, радостные мысли и тут же легко и просто складывались в слова. Как будто сама весенняя ночь говорила мне:
ДРУЖБА
Сидели мы как-то с братом зимой в комнате и глядели на двор в окно. А на дворе, у забора, вороны и галки копались в мусоре.
Вдруг видим – прилетела к ним какая-то птица, совсем чёрная, с синевой, а нос большой, белый. Что за диво: ведь это грач! Откуда он зимой взялся? Глядим, ходит грач по помойке среди ворон и прихрамывает немножко – наверное, больной какой-нибудь или старый; улететь на юг не смог с другими грачами, вот и остался у нас зимовать.
Потом каждое утро повадился грач к нам на помойку летать. Мы нарочно хлебца ему покрошим, каши, творожку от обеда. Только мало ему доставалось: всё, бывало, вороны поедят – это уж такие нахальные птицы. А грач тихий какой-то попался. В сторонке держится, всё один да один. Да и то верно: своя братия улетела на юг, он один остался; вороны – ему компания плохая. Видим мы, обижают серые разбойницы нашего грача, а как ему помочь, не знаем. Как его покормить, чтоб вороны не мешали?
День ото дня грач становился всё грустнее. Бывало, прилетит и сядет на забор, а спуститься на помойку к воронам боится: совсем ослаб.
Один раз посмотрели мы утром в окно, а грач под забором лежит. Побежали мы, принесли его в дом; он уж еле дышит. Посадили мы его в ящик, к печке, попонкой закрыли и дали всякой еды.
Недели две он так у нас просидел, отогрелся, отъелся немножко. Думаем: как же с ним дальше быть? Не держать же его в ящике всю зиму! Решили опять на волю выпустить: может, он теперь покрепче будет, перезимует как-нибудь.
А грач, видно, смекнул, что мы ему добро сделали, значит, нечего людей и бояться. С тех пор целые дни так вместе с курами во дворе и проводил.
В это время жила у нас ручная сорока Сиротка. Мы её ещё птенцом взяли и выкормили. Сиротка свободно летала по двору, по саду, а ночевать возвращалась на балкон. Вот видим мы – подружился наш грач с Сироткой: куда она летит, туда и он за ней. Однажды глядим – Сиротка на балкон прилетела, и грач тоже вместе с ней заявился. Важно так по столу разгуливает. А сорока, будто хозяйка, суетится, вокруг него скачет.
Мы потихоньку высунули из-под двери чашку с мочёным хлебом. Сорока – прямо к чашке, и грач за ней. Позавтракали оба и улетели. Так они каждый день начали на балкон вдвоём прилетать – кормиться.
…Прошла зима, вернулись с юга грачи, загалдели в старой берёзовой роще. По вечерам усядутся парочками возле гнёзд, сидят и переговариваются, будто дела свои обсуждают. Только наш грач не нашёл себе пары, по-прежнему всюду летал за Сироткой. А под вечер сядут они возле дома на берёзку и сидят рядышком, близко так, бок о бок.
Посмотришь на них и невольно подумаешь: значит, и у птиц тоже дружба бывает.
НА РАЗЛИВЕ
Весеннее половодье было в самом разгаре. Кругом разлилась река, затопила луга, болота и даже прибрежный лес.
Среди этого моря воды, будто острова, темнели холмы, поросшие кустами и низкорослым корявым дубняком.
Ярко светило солнце. Над водою кружились чайки, изредка проносились утки. Вытянув длинные шеи и быстро махая крыльями, они летели к берегам в тихие, спокойные заводи.
Ни одна из них не подлетала на выстрел, и я только напрасно держал наготове ружьё.
Мой приятель Иван Кузьмич, старый охотник, сидел на корме и, ловко подгребая одним веслом, направлял лодку к небольшому островку. Там мы хотели устроить шалаши и на заре покараулить селезней.
Вода прибывала. Это можно было заметить по усилившемуся течению и по тому, что мимо нас по разливу всё чаще и чаще проплывали сучки, ветки и охапки сухого прошлогоднего сена.
– Погляди, что с птицей-то делается, – указал мне Иван Кузьмич.
Тут я только заметил, что количество птиц над разливом значительно увеличилось. Помимо чаек, над водой и в особенности около мелких островков, исчезавших прямо на наших глазах, летали и кружились воро?ны, коршуны, сарычи?.
Поминутно то одна, то другая птица камнем бросалась в воду и взлетала, держа пойманную добычу.
– Ну, теперь мышам карачун пришёл, – пояснил мой приятель. – Вода прибывает, куда деваться? Приходится плыть, а на открытой воде не больно схоронишься. Ишь как хватают! Теперь птице раздолье.
Неожиданно Иван Кузьмич резко повернул лодку в сторону.
– Постой, постой, куда ты, дурень? Утонешь ведь! – И с этими словами он быстро опустил руку за борт, поддел кого-то ладонью и посадил в лодку.
Ну и пассажир! На дне лодки, фыркая и отряхиваясь от воды, сидел ёжик.
Иван Кузьмич тронул его кончиком сапога. Ёж сейчас же сердито запыхтел и свернулся в клубок.
– Вот тебе и раз! – засмеялся товарищ. – Я же его, можно сказать, от погибели спас, а он со мной знаться не хочет. Ну пыхти, пыхти, если ты такой сердитый. – И Иван Кузьмич, не обращая больше внимания на ежа, снова направил нашу лодку к намеченному заранее острову.
Мы проплывали мимо полузатопленного дерева. Взглянув на его нижние ветви, почти касавшиеся воды, я сразу даже не понял, что такое на них – не то серые прошлогодние листья, не то какие-то комочки грязи. Да вовсе нет – это все мыши-полевки и водяные крысы взобрались на сучья, спасаясь от полой воды. В густых сучьях их не могли заметить и пернатые хищники.
– У-у, поганцы! – сурово проворчал Иван Кузьмич. – Брысь отсюда! – И он сильно стукнул веслом по сукам.
Что тут только поднялось! Вода под деревом будто закипела от бросившихся в неё сотен зверьков.
Мы быстро отплыли в сторону, а возле затонувшего дерева уже кружились вороны и другие птицы, выхватывая из воды добычу.
– Как скоро заметили, – усмехнулся Иван Кузьмич. – Ну и глазищи! Вот бы нам с тобой! Ни одна бы дичь тогда не ушла.
– А это кто же плывёт? – спросил я, указывая на движущуюся в воде тёмную головку зверька.
Мы догнали бойкого пловца. Заяц! Вот так история! Я и раньше знал, что этот зверёк в случае крайней нужды может плавать, но никогда не думал, что он плавает так хорошо.
И всё-таки вряд ли ему удалось бы благополучно добраться до берега. Плыть предстояло ещё далеко, а главное, крылатые хищники разве дали бы ему добраться?
Заметив приближение лодки, заяц пытался от нас удрать, но быстрее плыть он уже не мог. Зверёк начал шлёпать по воде лапами, поднимая брызги.
Мы тут же его настигли. Я схватил косого за уши и тоже втащил в лодку.
– Ну, дед Мазай, а куда сажать будешь? – весело крикнул мой спутник.
Действительно, сажать зайца было некуда, а отпускать нельзя – он сейчас же опять прыгнет в воду.
– Ба! А сетка на что?
– Это верно.
Я опять поднял зверька за уши. Иван Кузьмич подставил сетку для дичи, и в один миг живой заяц сделался охотничьим трофеем.
– Вот теперь надень сетку через плечо и будешь не дед Мазай, а барон Мюнхгаузен! – рассмеялся товарищ. – Скажешь, что у тебя зайцы сами живьём в сетку прыгают.
