Зачарованные острова Галапагосы - фон Эйбл-Эйбесфельдт Ирениус (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные .TXT) 📗
По сути дела, поведение птицы можно сравнить с действиями воина-массаи, втыкающего перед гостем свое копье в землю. Мы повторяем тот же жест, когда берем ружье к плечу, то есть приводим его в положение, из которого нельзя выстрелить, или когда пожимаем друг другу руки: протягиваем раскрытую правую ладонь, показывая, что она свободна от оружия. В старину было принято в аналогичных случаях снимать шлем. Отсюда идет наш обычай приподнимать при встрече шляпу.
Чтобы выразить своему партнеру дружеские чувства, многие птицы производят действия, необходимые при попечении о птенцах. Принося материал для постройки гнезда, баклан как бы говорит: "Мы будем вместе строить гнездо".
В этой связи мне вспоминается один, казалось бы неприметный, но памятный случай, происшедший на биологической станции Вильхельминенберг около Вены. Отто Кениг, основатель и руководитель станции, привез с озера Нейзидлер-Зе серых цапель. До тех пор мы имели дело только с птенцами, взятыми прямо из гнезда, которые легко позволяли себя кормить. На этот раз цапли, уже, очевидно, взрослые, отказывались от пищи и бросались на нас, норовя клюнуть. И тут Кенига осенила мысль. Он принес камышинку и протянул цаплям. Одна кинулась было на Кенига, но вдруг, словно споткнувшись обо что-то, остановилась, бережно взяла камышовую метелку и опустила ее перед собой. С тех нор она стала ручной. Значит, птица правильно восприняла благожелательный жест, который Кениг подсмотрел у цапель на воле: ухаживая за самкой, самец обязательно приносит ей стебель камыша.
Самец крачки преподносит своей избраннице в качестве свадебного подарка рыбу, по-видимому в знак того, что будет усердно о ней заботиться. А пара шимпанзе, испытывающих нежные чувства, перекладывают изо рта в рот кусочки пищи.
Исследователи Ротман и Тойбер полагают, что в этом символическом кормлении следует искать происхождение поцелуя.
Всем без исключения животным обряд приветствования помогает избежать враждебных выпадов со стороны сородичей, в том числе хорошо знакомых и дружественных. Я лишний раз убедился в этом, наблюдая за нелетающим бакланом. Я неоднократно отбирал у него подношения, которые он нес к гнезду. Сделать это сравнительно нетрудно - галапагосские птицы не боятся людей. После короткой заминки баклан продолжал ковылять к своей цели, но сидевший в гнезде партнер встречал его ударами клюва. Отвергнутый быстро находил веточку или кусочек водорослей и только тогда получал разрешение приблизиться. Кстати сказать, и у нас приветствие имеет то же назначение. Стоит нам раз-другой не поздороваться с родными, друзьями или товарищами по работе, и мы тут же почувствуем неприкрытую, далеко не дружественную настороженность своих близких; отношения заметно ухудшатся.
Солнце медленно садилось за Нарборо. Массивный силуэт вулкана резко чернел на фоне пламенеющего предвечернего неба. Бакланы собрались около гнезда, я тоже облюбовал себе место для ночлега. На песчаной береговой полосе гостеприимно раскинулся куст криптокарпуса, под сенью которого я и расположился. Еще какое-то время при свете луны я записывал впечатления дня, а затем погрузился в глубокий сон. Разбудило меня чье-то громкое сопение. С криком ужаса я вскочил и увидел перед собой пару огромных, совершенно круглых глаз, в лунном свете сверкавших над щетинистой порослью усов. Это был не мираж - я смотрел в глаза старому морскому льву! От страха я не знал, что делать, но, к счастью, морской лев испугался не меньше меня. С хриплым ревом он бросился прочь и лишь метрах в тридцати от меня улегся на покой. Снова все стихло, но сои уже бежал от меня, и я прислушивался к шуму прибоя, пока не побледнели звезды и не занялся новый день.
Наскоро съев несколько кексов и запив их остатками остывшего чая из термоса, я пошел вдоль берега. Сейчас, пока еще стояла утренняя прохлада, ходьба доставляла большое удовольствие, хотя идти было трудно. Берег местами был сложен массами лавы, которая, застыв, первоначально образовала ровную поверхность, но под влиянием землетрясений так искорежилась, что почва кое-где напоминала поле, усеянное черепками. Острая галька в один миг не оставила живого места на моих ботинках. К тому же мне приходилось пробираться сквозь заросли мангровых, пышно разросшихся в защищенных от ветра местах. Воздушные корни, стелющиеся по земле, порой представляли собой трудно преодолимое препятствие. На иных стволах лежали морские игуаны, заползшие туда, чтобы быть поближе к утреннему солнцу. Наконец я снова подошел к высокому лавовому барьеру, прорезанному глубокими трещинами, в которых гулко бурлила морская вода. И вот здесь-то, под тенистыми навесами лавы, не дававшими воде прогреться, я увидел галапагосских пингвинов. Прелестные маленькие птицы сидели в тени, около моря. Белоснежные грудь и живот составляли резкий контраст с черными плавниками и спиной. Глаза были окаймлены светлыми кругами наподобие очков, в точности как у Магеллановых и гумбольдтовых пингвинов, которые сродни галапагосскому пингвину. Последний очень похож на них, но несколько уступает по величине: длина его 50 сантиметров, вес 2,5 килограмма. Этот род пингвинов - к нему принадлежат также гумбольдтовы и Магеллановы пингвины - может служить наглядной иллюстрацией закона Бергмана, согласно которому близкородственные виды по мере продвижения к тропикам уменьшаются в размерах. Другой пример - императорские и королевские пингвины. Как известно, первые обитают в очень холодных областях Антарктики и их вес колеблется от 26 до 42,7 килограмма, вторые - в более умеренных поясах, где температура редко падает ниже нуля. Их вес составляет в среднем 20 килограммов. Эти изменения родственных видов вызваны приспособлением к окружающей среде. Чем крупнее животное, тем меньшей по отношению к его объему оказывается поверхность теплоотдачи. У животных, живущих в холодных областях, размер туловища больше, а конечностей и головы меньше.
При моем появлении оба пингвина поднялись, но быстро успокоились и легли рядышком на брюхо. Через несколько минут они принялись прихорашивать друг друга, хотя я стоял менее чем в трех метрах от них. Тонкими клювами они причесывали "очки", нежно касаясь каждого перышка в отдельности.
Затем пингвины снялись с места и доковыляли до края скалы. Там они постояли в нерешительности, как если бы каждый предоставлял другому первым войти в воду. Казалось даже, что купание их вовсе не прельщает. Быть может, они инстинктивно чувствовали, что вода таит в себе опасности для них? Антарктические пингвины, собираясь на берегу стаями, обычно толкают друг друга до тех пор, пока один из них не падает в воду. Если он не становится тут же жертвой морского леопарда или акулы, все остальные немедленно погружаются в море.
Наконец оба моих галапагосских знакомца прыгнули ногами вперед в воду и поплыли. Ударяя плавниками, этими видоизмененными крыльями, они чуть ли не летели над водой, держа ноги вытянутыми назад.
Я осмотрел местность вокруг в поисках гнезда и нашел его спрятанным глубоко в расселине скалы. Вряд ли бы мне удалось его обнаружить, если бы не пятна гуано, белевшие вблизи неприметного гнезда. Углубление, выложенное лишь несколькими камушками, скрывалось под самым навесом лавы толщиной два метра чуть выше верхней точки, достигаемой высоким приливом. Птицы наверняка выбрали самое прохладное место на острове. К сожалению, я перегрелся на солнце, очень устал и решил поэтому идти к лодке, но тем не менее был очень доволен, что мне все же довелось познакомиться с миниатюрными галапагосскими пингвинами.
На "Ксарифе" выбирали якорь. Мы покидали Академическую бухту острова Индефатагебль. Прощаясь с нами, немецкий поселенец Карл Ангермайер между прочим сказал, что один здешний эквадорец держит на забаву детям маленького пингвина. Мы знали, как редко встречаются эти птицы, как они страдают от неправильного обращения, и решили попытаться помочь пленнику.
Пенни - так звали пингвина - мы нашли в погребе для картофеля. Он встретил нас короткими хриплыми криками и тут же бросился навстречу через кучу картофеля, насколько позволяла веревка, которой он был привязан за ногу к столбу. Бедный малыш с первой минуты полюбился нам, и после длительных переговоров мы купили его за пять долларов. Только выйдя на свет, мы заметили, какой у пингвина жалкий вид. Он чуть ли не умирал от голода, перья на брюхе слиплись от грязи и утратили водонепроницаемость. Отпусти мы его на волю, как предполагали вначале, он бы, скорее всего, быстро погиб. Так он попал на борт "Ксарифы", где делал все, чтобы время для нас не текло слишком медленно.
