Записки охотника Восточной Сибири - Черкасов Александр Александрович (книги бесплатно .TXT) 📗
Псовой охоты на зайцев в Забайкалье вовсе нет; конечно, это не псовая охота, если изредка промышленые собаки бросятся за зайцем и растянут беднягу не хуже борзых. Вот почему здешние охотники не знают охотничьих терминов, столь известных в России при заячьей охоте. Сибиряк не называет даже следа зайца маликом, не знает, что значит сходить зайца по пороше или что такое стрельба вузерк. А потому он называет молодых зайцев по времени их рождения: настовики, летники, листопадники, ярыши; заячьи плутни — петли, двойни, тройни, сметка — для него непонятны. Поэтому я не стану описывать той охоты на зайцев, которая так общеизвестна в России, а скажу только, как ловят их ребятишки и старики-промышленники, ставя различные поставушки.
Здесь преимущественно добывают ушканов петлями, которые настораживают на заячьих тропах; ловля производится большею частию зимою, редко весною и осенью. Петли делаются весьма обыкновенным образом, вероятно известным всем охотникам: их сучат из крепких пеньковых ниток или из конского волоса. Один конец петли привязывается где-либо у кустика около самой земли, петля разводится над заячьей тропой, а другой ее конец привязывается к нагнутому деревцу и настораживается посредством чубучка, то есть просверленной насквозь палочки вершка в 3 длиною. Заяц, побежав по тропе, попадает шеей или тушицей в петлю, которая соскакивает с чубучка, а согнутое деревце по силе упругости, как пружина, затягивает один конец петли, проходящей сквозь чубук, — и заяц пойман. Конечно, и петли на зайца нужно поставить умеючи, а то не поймаешь ни одного зайца. Петли делаются из белого волоса или беленых ниток и ставятся так, чтобы заяц не заметил ловушки; петлю нужно прятать в траве либо между кустиками: дома не держать в избе, чтобы она не приняла жилого запаха. В противном случае заяц тотчас заметит петлю, перекусит ее и не попадет.
Многие ловят зайцев еще проще: избирают на тропах те места, где заяц, бегая, перескакивает валежины, камни, канавки, небольшие рытвинки, и так как он скачет постоянно в одно и то же место, перепрыгивая на пути своем преграду, то на этих-то скачках и втыкают в землю небольшие заостренные крепкие палочки, называемые здесь рожни. Палочки эти обжигаются, для того чтобы они походили на обгоревшие пеньки и не испугали зайца. Конечно, они втыкаются в землю на тропе не вертикально, а накось, под углом примерно градусов в 45 или 50, смотря по месту, по направлению скачка зайца, с обеих сторон преграды. Понятно, что заяц, бегущий по тропе в ту или другую сторону, перепрыгивая через валежину или канавку, попадает на заостренную палочку и закалывается. Точно так же на этих скачках ставят иногда небольшие заячьи капканчики, пряча их в снег и делая сверху искусственно заячью тропу заячьей лапкой.
Кроме того, зайцев ловят в так называемые пастушки, которые ставятся в тех местах, где много зайцев. Пастушка — это та же плашка, только больших размеров. Вместо опадной плахи тут сплачиваются три и четыре обрубка вершков 40 длиною. С двух сторон вдоль около сплота набиваются колышки. Один конец сплоченных обрубков поднимается около аршина кверху и настораживается весьма различными способами, кто как умеет. Сплотка падает как раз между набитыми колышками, так что заяц может подойти под пастушку только с одной стороны, именно с поднятого конца опадного сплота. Для приманки под настороженную пастушку кладут обыкновенно осиновых или ерничных прутиков, которые зайцы очень любят. Подойдя под ловушку, чтобы поесть осиновых прутиков, заяц заденет сторожок, который тотчас соскочит с мотылька, а сплотик мгновенно упадет и придавит зайца. Пастушки ставятся только зимою.
В тех местах, где есть небольшие падушки, поросшие кустами или ерником, в лесных колках и лесных островках я бивал множество зайцев следующим образом. Наберу, бывало, ребятишек, которые за грош и кусок сахара рады стараться хоть с утра до позднего вечера, и отправляюсь зимою или осенью в упомянутые места. Заведу их с одного конца колка, острова или поросшей падушки, расставлю рядом и заставлю гнать зайцев с криком, с песнями, колотя палками по кустам, иногда дам одну или две трещотки, а сам уйду вперед их, выберу чистое место и с взведенными курками жду зайцев, которые, заслыша шум и крик молодых охотников, непременно выбегут на эти места. В самом деле, лишь только бывало успеешь зайти вперед духов, как здесь называют ребятишек, и едва послышатся их резвые, пискливые голоса, раздадутся постукиванья палок о мерзлые кусты и деревья, как белые зайцы выскочат с логовищ и понесутся вдоль по колку или падушке в противную сторону от шума и набегут прямо на стрелка. Эту охоту еще лучше производить двум или трем охотникам, в особенности когда место широко. Часто случалось, что ко мне прибегали вдруг два или три зайца и садились на корточки, прислушиваясь к шуму и не чуя засады, так что не знаешь, которого и стрелять…
Частенько случалось мне ходить с такой веселой компанией за зайцами обыкновенно после обеда; бывало, проохотишься таким образом до вечера, глядишь, 5, 6 и даже более зайцев тащишь домой, преследуемый веселой толпой вспотевших и разрумянившихся ребятишек, весело прыгающих и громко разговаривающих и подтрунивающих друг над другом. Бывало, сколько шуму и крику, сколько неподдельной радости и живого, беззаботного веселья в этой дружной толпе духов! Смотря на их веселость и уморительную разнородность костюмов, слушая их болтовню, иногда весьма остроумную, довольный удачной охотой, поневоле смеешься вместе с ними чуть не до упаду, поощряешь и похваливаешь удалых сотрудников, молодцам обещаешь по два и по три куска сахару… Смотришь, юные охотники становятся веселее, смех увеличивается, является между ними соревнование, досада, самодовольство, наставление опытных загонщиков, послушание новичков, спор между равными и проч. Однажды дорогой меня спросил один бойкий, развеселый парнишка: «Барин, а барин!» — «Что, парень!» — «А что велишь делать, если ушкан будет тулиться? Вона прошлый раз я иду с Федьчей рядом, гляжу, а ушкан в кусту лежит, как будто и не слышит, что я реву лихоматом». — «Эх, ты! А еще молодчина называешься. Что делать? Ну ткни его пальцем под хвост, вот погляди, как понесется!..» — «Ткни пальцем, — повторил молодчина. — Вишь чего выдумал! Ткни его, так он, брат, так закричит, что сам в кустах-то ног не наладишь, приурежешь не хуже ушкана». — «Э-э! Да ты, брат, трус, я вижу». «Кто? Я-то трус? — обиделся молодчина. — Поищи-ка таких трусов!.. Пусть-ка еще притулится, пучеглазый, смотри, как я его прутом урежу!..» И хохоту и юмору нет конца. Между духами всегда является какой-нибудь поумнее и побойчее других, которого прочие слушают как атамана. И действительно, иногда атаман не явится на охоту — и дело как-то не клеится: то рано погонят, что не успеешь зайти вперед, то сойдутся кучами и пропускают зайцев назад, которые нередко делают это там, где их часто гоняют, — словом, сейчас невольно заметишь, что нет атамана. Духи сами заметят это, увидев плохую добычу, и часто сожалеют не на шутку, что не пришел их патрон!.. Любил я эту забаву, да и как не любить ее, когда проведешь свободное время на охоте в такой веселой и живой компании да еще набьешь зайцев целую кучу! Право, в это время как-то помолодеешь, развеселишься и почувствуешь что-то радостное, оживляющее и лелеющее душу… А ведь редко приходят такие минуты в жизни человека!..
Проведя одну скучную забайкальскую зиму в 3. руднике (Нерчинского горного округа), в окрестностях которого водилось очень много зайцев, я часто хаживал за ними и нередко таскал их чуть не по десятку. Возвращаясь домой большею частию мимо казачьей казармы, я обратил на себя внимание казаков, в числе которых в то время, вероятно, было наполовину промышленников. Завидя меня издали, нередко с тяжелою ношею зайцев, они обыкновенно толпами выбегали на крыльцо казармы и вслух и в глаза удивлялись моему удачному промыслу. Ротный командир у казаков был некто Я-с, немец, который, как оказалось, был большой любитель зайчатины, но, не будучи охотником, лакомился зайцами чрезвычайно редко, а я ему не посылал их, потому что, признаться, был с ним в большой ссоре. Командир, частенько слыша о моих успехах в заячьей охоте, вероятно, нередко завидовал моему счастию, потому что он несколько раз подсылал денщиков своих к моему хозяину (я стоял на квартире в маленькой избушке у ссыльного жида Кубича; денщика у меня не было), чтобы как-нибудь поразжиться зайчатинкой; даже раза два или три хотел купить хоть одного зайчика — так его, беднягу, потягивало на это блюдо; я, конечно, все это знал и строгостью настращал хозяина, чтоб он моих зайцев сам ел сколько угодно, но командиру не давал, что и было исполнено. Командир стал посылать своих подчиненных казаков за зайцами, но сибирские промышленники не могли исполнять его требований, потому что они отправлялись на охоту в те же места, где бывал я и где зайцы были сильно напуганы, а казаки, орудуя винтовками, не могли убивать их на бегу, почему и возвращались к своему отцу-командиру постоянно с пустыми руками. За это, конечно, сердился любитель зайчатины, стыдил казаков как дрянных охотников и приводил в пример меня. Но казаки, задетые за живое, уверили командира, что я или знаюсь «с чертовщиной», или «владею каким-нибудь заговором». «Может ли быть, ваше благородие, — говорили ему казаки, — чтоб он (т. е. я) бил спроста такую диковину? Ведь он их вязанками таскает. Что ни пойдет — то беремя. Чем он тут действует, уж мы диковали-диковали, да и ума не приложим, ну а уж только неспроста». Что отвечал им на это командир — не знаю. Только раз пришли ко мне из роты три казака и убедительно просили, даже что-то обещали подарить, чтоб я открыл им секрет, сказал самый заговор, по которому я бью такую кучу зайцев, ибо их командир не дает им покоя и «к морде лезет» за то, что они не могут убивать ему зайцев. Большого труда стоило мне убедить казаков, что я с чертовщиной не знаюсь, заговорами не владею, что все это вздор. И едва их уверил в том, что я бью зайцев на бегу из дробовика, чего им с винтовками никогда не достигнуть.
