Умный дикобраз - Снегирев Геннадий Яковлевич (читать книги онлайн без сокращений .txt) 📗
Если баран послабей, то сильный качкар ему шею набок сворачивает. Когда бараны бьются, люди кричат, спорят, подбадривают своих качкаров.
Наклонился ко мне Ахмет и говорит:
— Мои качкары — чемпионы. Вон видел, сколько рогов прибито на карагаче. Рога эти от бойцовых баранов, которых они победили.
Стал я его расспрашивать, на сколько метров бараны разбегаются, чтобы стукнуться лбами, сколько такой баран стоит…
Ахмет меня перебил:
— Тише, тише, говори шёпотом, качкары услышат.
— Почему, — спрашиваю я, — говорить шёпотом?
— Да потому, — сказал тихо Ахмет. — Они всё понимают. Как услышат про бои, совсем перестанут есть, чтобы лишнего жира не набирать, к боям будут готовиться. А сейчас только весна!
Ахмет дал мне с собой кисть сладкого винограда и большую тёплую лепёшку и сказал:
— Приходи, когда захочешь. Гостем будешь. Сразу не найдёшь, спросишь, где Ахмет Усто живёт — каждый знает.
Попрощались мы с ним. С тех пор я его не видел. И в Хиве не был. Не знаю, какая она сейчас.
Но, наверное, такая же. И бойцовые бараны-качкары в Хиве есть, и Ахмет Усто, и рыбожарка на базаре.
Только вот никак до них не доеду.
Маленькое чудовище
Наш корабль шёл в Анадырском заливе. Была ночь. Я стоял на корме. Льдины за бортами шуршали, ломались. Дул сильный ветер со снегом, но море было спокойно, тяжёлые льды не давали ему разбушеваться. Корабль пробирался между льдинами малым ходом. Скоро начнутся ледяные поля. Капитан вёл корабль осторожно, чтобы не врезаться во льды.
Вдруг я слышу: что-то как плеснёт у самого борта, даже корабль на волне качнуло.
Смотрю: какое-то чудовище за бортом. То отплывёт, то приблизится и тяжко-тяжко вздыхает. Исчезло, появилось впереди корабля, вынырнуло у самой кормы, вода от его всплесков зелёным светом горит.
Кит! А какой, никак не разберу.
Всю ночь за кораблём плыл и вздыхал.
А на рассвете разглядел я его: голова тупая, как кувалда, длинная — ни у одного зверя такой нет, глазки крошечные, а ноздря всего одна. Из воды её высунет, фонтан пара выпустит, вздохнёт тяжело и опять уйдёт под воду.
Это молодой кашалот.
Тут проснулся капитан, вышел на палубу.
Я спросил у него:
— Что это он плывёт за нами?
— Да верно, принял наше судно за кита. Молодой ещё, молоко на губах не обсохло. И видно, отстал от матери, от своего стада. Все кашалоты, как начинаются осенние штормы, уходят к экватору.
Пока капитан рассказывал, кашалот отстал от корабля и поплыл на юг. Фонтан его ещё долго был виден между льдами, потом исчез.
— Экватор пошёл искать, — сказал капитан.
Тут даже и я вздохнул: найдёт ли это маленькое чудовище свою маму?
Белёк
Куда ни глянешь, вокруг одни льды. Белые, зеленоватые, блестящие на солнце. Я стал вглядываться в узкую полоску воды, которую разрезал во льдах наш корабль.
И вдруг я увидел два чёрных глаза. Они смотрели на меня со льдины, медленно проплывавшей мимо.
— Стой! Стой! Кто-то за бортом! — закричал я.
Корабль замедлил ход и остановился. Пришлось спустить шлюпку и вернуться к льдине.
Льдина была покрыта искрящимся снегом. И на снегу, как на одеяле, лежал белёк — детёныш тюленя.
Тюлени оставляют своих малышей на льду, и только утром приплывает к бельку мать, покормит молоком и опять уплывает, а он весь день лежит на льдине, весь белый, мягкий, как плюшевый. И если бы не большие чёрные глаза, я его не заметил бы.
Положили белька на палубу и поплыли дальше.
Я принёс ему бутылочку молока, но белёк пить не стал, а пополз к борту. Я оттащил его обратно, и вдруг из его глаз покатилась сначала одна слеза, потом вторая, и так и посыпали градом. Белёк молча плакал. Матросы зашумели и сказали, что надо скорее положить его на ту льдину. Пошли к капитану. Капитан поворчал-поворчал, но всё же развернул корабль. Льды ещё не сомкнулись, и по водяной дорожке мы пришли на старое место. Там белька снова положили на снежное одеяло, только на другую льдину. Он почти перестал плакать. Наш корабль поплыл дальше.
Как воробей на Камчатке побывал
Вечером мы грузились во Владивостоке. Рейс был срочный, и капитан приказал пассажиров на корабль не брать.
Даже матроса у трапа поставил, чтобы он не пускал никого.
Да всё равно не уследили.
Вышел я утром на палубу. Корабль в открытом море идёт, земли не видно. Погода тихая, солнышко светит. Смотрю: по палубе прыгает воробей, поклёвывает что-то между досками. Увидел меня воробей, зачирикал и перелетел на мачту, сверху на меня поглядывает. Перья у него на груди ветер раздувает, а хвоста нет. Наверное, потерял в драке.
А корабль идёт в Петропавловск-на-Камчатке.
Гнать воробья нельзя уже — не долетит он до суши, погибнет в волнах.
«Что ж, — думаю, — с ним делать? Раз уж на корабль пробрался, пускай остаётся».
Так и поплыл с нами воробей. Днём на палубе прыгал, а на ночь прятался под брезент в шлюпку, чтобы ветром не сдуло в море.
Я уже и забыл про воробья. На пятый день пришёл наш корабль в Петропавловск и под разгрузку стал у причала. Команду списали на берег. Я тоже в город пошёл купить папирос.
Когда обратно в порт возвращался, смотрю: на улице рыбаки стоят и что-то разглядывают на дереве. Подошёл ближе — а это наш бесхвостый воробей прыгает по веткам.
Спрашиваю я у рыбаков, чему они удивляются. Рыбаки мне говорят:
— Ворон у нас на Камчатке много, а воробьёв совсем нет, вот и удивляемся, как он сюда попал.
— Этот воробей, — говорю, — на нашем корабле из Владивостока приплыл; наверное, хочет здесь поселиться.
Засмеялись рыбаки:
— Пускай живёт! Места всем хватит.
Пришёл я на корабль и рассказал, что воробей остался в Петропавловске.
Некоторые в город побежали смотреть камчатского воробья, только не нашли его. Наверное, в сопки улетел с воронами знакомиться.
Мы выгрузились и взяли обратный курс на Владивосток.
А когда к Владивостоку подходили, подул сильный ветер и сорвал со шлюпки брезент.
Стал я брезент закреплять, смотрю, а в шлюпке на дне бесхвостый воробей сидит! Меня увидел — «черр!» закричал и выпорхнул из шлюпки. Видит: земля близко, и без оглядки полетел во Владивосток.
Не понравилась ему Камчатка. А может быть, вороны его оттуда прогнали?
Мишка-китобой
На китобойном корабле «Тайфун» живёт собачка Мишка.
Какой она породы, никто не знает; наверно, помесь дворняжки с таксой — лохматая и кривоногая.
Шерсть у Мишки когда-то была белая, а сейчас и не поймёшь, какого она цвета. Мишка так извозился в китовом жире да машинном масле, что капитан его в свою каюту не пускает.
Лежит Мишка целый день на палубе и ждёт, когда найдут в океане кита.
На верхушке мачты — железная бочка, в ней стоит матрос и в бинокль смотрит.
Как увидит на горизонте фонтан пара из китовых ноздрей, даёт три гудка: киты!
Как первый гудок — Мишка глаза откроет.
Второй гудок — голову поднимет.
Третий — мчится к мостику, где гарпунная пушка стоит.
Гарпунёр торопится, пушку разворачивает, а Мишка путается под ногами. Его ругают, гонят, даже лапу сапогом отдавили.
Мишка отойдёт в сторону, голову свесит за борт и ждёт.
Как киты покажутся, Мишка весь задрожит и начинает тихонько подвывать, а лаять не лает — боится кита спугнуть.
Из пушки по киту как бабахнут! Мишка вскакивает и ждёт, когда рассеется дым.
Если гарпунёр промазал, Мишка страшно лает, бросается на него, хватает за штаны!
Гарпунёр скорее пушку перезаряжает, кричит:
— Сумасшедшая тварь, в море выкину!
Зато как гарпунёр в кита попадёт, Мишка от радости не знает, что и делать. Кругами бегает по всему кораблю, суетится, улыбается, морда вся растянута, а потом успокоится, подползёт к гарпунёру на брюхе, руки ему лижет и хвостом машет, как метёлкой бьёт по палубе.
