Енот, нутрията и другие зверята - Некрасов Аким Владимирович (электронные книги бесплатно .TXT) 📗
Когда навигация закончилась, Дормидон переехал с поста в станицу. Он не стал разбирать конуру, где жили Нутка с енотом. «Пусть тут перезимует, всё в затишке», — думал дед о Корноухом.
Ранней весной, в конце марта, старик снова поселился в своей избушке. Нутка первым делом сунулась в конуру, обежала и обнюхала все закоулки: видно, вспомнила своего друга. Конура была забита ещё не растаявшим снегом. «Зимовал где-то в другом месте», — подумал Дормидон.
Не знал ещё дед, что Корноухий погиб. Случилось же это незадолго до его переезда на пост…
Был у нас в станице некто Дубинин. Впрочем, фамилию его мало кто знал, а звали просто «Лавруха-браконьер». Работал он ночным сторожем в кооперации, а жил больше доходами от рыбной ловли и охоты.
Мы с Костей не раз сталкивались с ним на рыбалке. Придём, бывало, на облюбованное место, а оно занято: Лавруха ставил по 20–25 донных удочек на сазанов. Приходилось примащиваться по соседству на неудобном месте и с невольной досадой и завистью видеть, как Лавруха бегал от одной удочки к другой и снимал толстых золотистых поросят-сазанов, тогда как нам попадались лишь тощие подлещики. Налавливал Лавруха столько, что отнести всё за один раз было невозможно. При нём всегда дежурил сынишка и время от времени уносил в мешке сазанов домой.
Костя попытался однажды подглядеть, на какую приманку ловит Лавруха. Но тот, смерив Костю косым взглядом зеленоватых, как бутылочное стекло, глаз, сердито выговорил:
— Нечего тут околачиваться, рыбу пугать!
И всё же однажды, проходя яром, сын случайно подсмотрел.
— Папа, Лавруха ловит на пуговицу! — удивлённо сообщил он мне.
— То есть как — на пуговицу?
— А так. Застёгивает под жабры. У него там кусок макухи привязан, а от него поводок с металлической пуговицей. И никаких крючков!
Я понял, в чём дело, и засмеялся. Так ловят на тупой крючок. Но способ этот не любительский, строго запрещён, и Лавруха заменил тупые крючки пуговицами…
Промышлял Лавруха и охотой. В неположенное время бил зайцев, лис, куропаток, уток, не гнушался утятами. И всё сходило ему с рук. Охрана у нас была малочисленная, а угодья обширные. Костя возмущался наглостью браконьера, пробовал урезонить.
— Не суйся не в своё дело, — обрывал Лавруха, — законы я без тебя знаю.
Тогда на школьном комсомольском собрании Костя (он учился тогда уже в девятом классе) внёс предложение организовать добровольную дружину по охране охотничьих и рыболовных угодий. И вот однажды группа дружинников прихватила Лавруху на рыбалке и, предъявив удостоверения, выданные милицией, забрала с десяток сазанов и доставила в милицию вместе с запрещёнными снастями. Лавруха уплатил штраф и стал осторожнее. Он чуял, что за ним следят. Рыбалку прекратил и переключился на охоту: там легче ускользнуть от надзора.
Дружинникам нет-нет да и поступали сигналы: Лавруха промышляет… Лавруху видели с ружьём в займище… А время было запретное. Попытался было Костя однажды с товарищами устроить на него облаву в лесу. Но выследить такого охотника, как Лавруха, в обширных донских займищах — всё равно что найти иголку в стоге сена.
В другой раз (это было под весну) ребятишки подсказали, что у Лаврухи во дворе сушится какая-то шкурка. Костя бросился к Лаврухиной хате. Действительно, на рогульке у летней кухни висела вывернутая шкурка какого-то зверя. Калитка была закрыта. Костя перескочил невысокий забор. Белый красноглазый кобель мохнатым клубком кинулся под ноги, разинув клыкастую пасть, захлебнулся яростным лаем. Костя прижался к забору, отбиваясь от наступавшего пса.
Лавруха медленно подошёл, пинком отогнал собаку, враждебно глянул на Костю косоватыми тусклыми глазами:
— Чего надо?
— Показывай, что у тебя сушится на рогульке, — сурово сказал Костя.
— Нюхаешь всё? — злобно усмехнулся Лавруха. — Ну что ж, смотри.
Костя поднял глаза. Там, где висела шкурка, словно в насмешку болтался обрывок верёвки. Костя понял: пока он отбивался от пса, Лавруха успел спрятать шкурку. Пришлось уходить ни с чем. Было досадно, а Лавруха, стоя у двора, насмешливо улыбался вслед.
Вскоре после этого Костя шёл по улице. У палисадника играли ребятишки. Костя остановился, заинтересовавшись тем, как рыжеволосый сынишка Лаврухи Пашка ловко подбрасывает ногой жёстку. Костя насчитал тридцать, а жёстка всё ещё, как привязанная невидимой резинкой, подлетала вверх, плавно опускалась к ноге и снова взвивалась. Ни у кого из ребят не было такой пушистой жёстки.
Внезапно догадка поразила Костю. Сдерживая волнение, он безразличным голосом спросил:
— Хлопцы, кто хочет раз стрельнуть?
— Я! Я! Я! — бросились к нему игроки.
— Дам тому, кто принесёт мне кусок кожи с пушистой шерстью.
— Дюже длинной чтоб или как?
— Да вот, к примеру, чтобы как эта. — Костя взял из рук рыжего Пашки жёстку и пригляделся.
Сомнений не оставалось — жёстка была сделана из кусочка хвоста енота.
— Большего куска у тебя нет?
— Нету, — вздохнул Пашка. — Это с дичалого кота, тятька в лесу убил. Он продал шкуру. А за эту дашь стрельнуть?
— Ладно, приходи вечером, дам. — Костя положил покупку в карман и отошёл.
«Дичалый кот? — подумал он. — Врёшь, Лавруха, не обманешь!»
Костя показал жёстку мне, посоветовался с товарищами, с инспектором милиции. Пришли к заключению, что улика недостаточная. На совещании дружины решили: выследить и поймать на месте преступления. Для наблюдения за Лаврухой установили дежурства.
Был март, и всякая охота запрещена. В ночь под воскресенье на ещё не оттаявшую землю выпал неглубокий снег. А на рассвете Костю разбудил Саша Ногин:
— Лавруха пошёл в займище… С ружьём!
Одеться, сунуть под фуфайку за пазуху кусок хлеба, кинуть на плечо ружьё для Кости было делом нескольких минут. И вот два друга, переняв от хаты Лаврухи его след, идут, тихо переговариваясь. Тишина. Чуть примораживает. В сумерках рассвета на свежей пороше отчётливо выделяются следы резиновых сапог в ёлочку.
Перевалили Дон, прошли мимо землянки Дормидона, углубились в займище. Шли осторожно, укрываясь за деревьями. Скоро след человека соединился с заячьим и некоторое время шёл рядом или вперемежку с ним, потом круто повернул вправо. Здесь скрещивались две звериных стёжки. Следопыты склонились, рассматривая новый след, по которому пошёл Лавруха.
— Лиса? — высказал предположение Саша.
— Нет, — взволнованно возразил Костя, — это след енота. Идём быстрее!
Взошло солнце. Белизна выпавшего за ночь снега была до того чистой и яркой, что слепила глаза. Следы в ёлочку рядом с круглыми, в пятак величиною, вывели ребят на открытую луговину и терялись за нею в чаще Дмитриевской рощи, что в пяти километрах от станицы. Друзья остановились: как бы не спугнуть браконьера!
В это время со стороны рощи раздался выстрел, второй…
— Бежим!
Костя устремился напрямик через луговину, Саша за ним.
Добежав до опушки, отдышались и пошли тише, с остановками, бесшумно ступая след в след.
Костя шёл впереди. Вдруг он схватил Сашу за руку и толкнул за толстый ствол вербы, приложив палец к губам. Оба выглянули. Метрах в двадцати на небольшой лужайке Лавруха привязывал на сук только что убитого зверя, намереваясь снять шкуру. Недалеко стояла прислонённая к дереву двустволка.
— Я заговорю с ним, — шепнул Костя другу, — ты захвати ружьё.
Занятый делом, Лавруха услышал шаги, лишь когда ребята подошли почти вплотную, и резко обернулся. Страх и растерянность исказили его лицо. Окровавленный нож выпал из рук. Косоватые глаза под рыжими бровями забегали по сторонам, оценивая обстановку.
Саша тем временем стал к стволу дерева, заслонив собою Лаврухину двустволку. Костя, не снимая с плеча ружья, шагнул ближе. На суку дерева, подвязанный за ноги, висел енот с рваным ухом. Это был Корноухий. Костя весь задрожал от сдерживаемого возмущения, но заговорил спокойно, невинным голосом:
