Песни черного дрозда (сборник) - Пальман Вячеслав Иванович (читать бесплатно книги без сокращений .TXT) 📗
Вдруг из тёмного леса выскакивали молодые ланки. Как ни в чем не бывало они делали возле своего повелителя круг, грациозно, изящно, будто на смотре красавиц, выбрасывали тонкие ножки, кокетливо задирали худенькие шеи, а глаза их загорались радостью и надеждой. Рогач сразу успокаивался, бока его дышали ровней и тише, он начинал пританцовывать на месте, а потом, забывая и положение и возраст, включался в игривый бег и тоже ощущал приливную волну бодрости, счастья и надежды.
А вскоре возвращались ревнивые оленухи. Они как-то очень незаметно оттесняли на второй план неопытную молодёжь, игры возобновлялись теперь уже с ними. Опять из кустов печально высовывались испуганные мордочки, опять взбудораженные ланки начинали своё кокетливое «либо мы, либо они», а не получив достаточного внимания, скрывались от повелителя. Он начинал нервничать, и все повторялось. Круг за кругом. День за днём.
Хлопотливое дело — руководить гаремом! Даже в течение только двух осенних месяцев в году и то очень-очень беспокойно!
И все-таки в минуту разнеженности, когда чёрный дрозд восторженно пел о счастье жизни и любви, Хоба вспоминал именно это беспокойное время.
Не упуская всего гарема с глаз, Хоба выказывал особенное благоволение к высокой и стройной ланке с маленькой изящной головкой и чёрным, очень подвижным носом. Цветом шерсти она отличалась от других: у неё была тёмная спинка и светло-рыжие бока. Ланка не просто ходила, а как-то красиво, по-особенному вышагивала. В повороте её головы, в пугливом приседании, в грациозном беге, даже в том, как она, словно извиняясь за странную позу, пригибала голову вниз и в сторону, чтобы почесать задним копытцем у себя за ухом, — в каждом её движении Хоба видел негу, танец и красоту. Она была чуть выше других ланок в его гареме и немного тоньше их, хотя худенькой её назвать было невозможно. Просто тонкая кость.
Хоба отбил её у старого, крайне раздражительного рогача.
Он не знал, что эта его подруга родилась и провела детские годы на южной стороне заповедника и, наверное, навсегда бы осталась там, потому что дикие звери вообще крайне редко и неохотно перебираются через перевалы. Но её, попросту говоря, выгнали оттуда. Упорные браконьеры убили её мать и долго шли за ней с собаками. Выскочив из колхидских лесов, молодая ланка догадалась, что на открытых лугах собаки её непременно возьмут, и бросилась в спасительные скалы выше лугов. Убегая от погони, она поднялась на турьи убежища и, сама того не ведая, очутилась уже на северной стороне гор. Голод заставил её спуститься со скалистых вершин на луга, и вот тогда-то на пастбище её нашёл рогач, уже успевший сколотить свой осенний гарем.
Все это случилось около года назад. Была осень. В разных урочищах заповедника ревели рогатые бойцы, призывая оленух и соперников. Хоба, тогда ещё одинокий и неустроившийся, услышал басовитый военный клич старого рогача, нашёл его и мужественно сразился. Пока они сшибались, стараясь достать острыми надглазными рогами бока соперника, и время от времени грохались, утомлённые, на колени, ланка тихо стояла под кустом орешника, спокойно щипала поблизости траву, делая вид, что ей нет никакого дела до драчунов, но все же не уходила далеко, чтобы победителю не пришлось её долго отыскивать. И остальные три оленухи держались поблизости.
Старый рогач уступил. Он просто не выдержал бесчисленных раундов, под конец стал валиться с ног, на его тёмные от пота и крови бока жалко было смотреть, дышал он загнанно, не сжимая отяжелевшего рта, а Хоба, распалённый, сильный олень с более длинными, чем у соперника, надглазьями, продолжал нападать и уже не один раз взрезал противнику шкуру. Издав протяжный вопль, прощаясь со своими оленухами, старый рогач, шатаясь, бросился в кусты, а Хоба остался на поле боя. Гордо подняв голову, он хоть и задыхался от усталости, но стоял так до тех пор, пока четыре оленухи — две с оленятами и две молодые, в том числе и стройная южанка, — не подошли к нему и не обнюхали, выразив тем самым покорность и признательность за победу. Свою любовь они отдавали сильнейшему. И в этом была мудрость природы, которая стремится всегда и всюду к совершенству всего живого на земле.
Так Хоба, сильнейший олень, стал повелителем маленького стада и провёл с ним почти три месяца.
Шли дни. Золотая осень сменилась ветреным предвестником зимы, звери стали покидать пожелтевшие горные пастбища. Семья Хобы отдалилась, оленухи все меньше и меньше обращали на него внимание.
Вскоре он совсем потерял оленух из виду.
Вот тогда-то Хоба и повстречался с Человеком-другом и Собакой-другом. Их встречи продолжались, как мы знаем, и в новом году. Появилась уже выверенная необходимость в этих встречах. Хобу тянуло на след Человека. Олень радовался встрече, как радовался, увидев своего оленя, и Александр Молчанов.
Сейчас, разнеженный теплом, покоем и светло-прозрачной песней дрозда, Хоба смутно, без последовательности, какой-то особенной памятью сердца перебирал все хорошее, что случалось с ним в жизни. Он стоял, смежив глаза, опустив голову, и редко, но глубоко вздыхал.
Солнце покатилось к закату. Над лесом струилось влажное тепло. Очень сильно пахло азалией. Голубое небо бесконечным спокойным шатром висело над горами. Лето. Славное лето!
Олень медленно, ещё не выбрав себе дороги, пошёл по буковому лесу в сторону перевала. Приближалось время вечерней пастьбы. Хотелось сладкого сочного пырея и солёной воды.
В сумерках Хоба встретил небольшое стадо рогачей, лениво бредущих без тропы и цели в том же направлении. Он постоял, пропуская их и принюхиваясь. Знакомое стадо. В нем находились трое из тех, с кем он сражался прошлой осенью. Хоба некоторое время даже ходил с ними, было это ещё ранней весной. Рогачи молчаливо признали тогда в нем вожака, хотя и пугались некоторых его странностей. Ну разве это не отклонение от нормы, когда огромный олень подходит к человеческой тропе и не перепрыгивает её со страхом и отвращением, а останавливается, исследует, даже идёт по ней, словно ничуточки не боится страшного запаха и опасностей, связанных с этим запахом. Или вдруг услышит далёкий лай собаки и не побежит прочь, а остановится, навострит уши и долго стоит так, не обращая внимания на перепуганных, убегающих рогачей. Вот эти причуды и воздвигали между вожаком и остальными оленями-рогачами невидимый барьер. Именно поэтому великолепный Хоба с некоторых пор предпочитал жить в одиночку, иметь возможность хоть и редко, но встречаться с Человеком, которого любил.
Он сам искал Молчанова.
Но видел его реже, чем хотелось.
3
Стадо рогачей прошло мимо. Хоба тронулся было за ним, но на выходе из березняка подался в сторону, чтобы не пастись вместе и не нарушать уже сложившихся отношений. Ему и одному хорошо.
Хрустя сочной травой, Хоба продвигался выше, удаляясь от опушки с таким расчётом, чтобы, насытившись, оказаться поблизости от известного ему солонца, куда лесники заповедника постоянно подбрасывали пять-шесть грудок прозрачной каменной соли.
Звёздная ночь уже стояла над горами, было тихо, безветренно и прохладно, даль затянуло чёрным покрывалом, в густо-синем небе проглядывали только близкие снежные вершины. Где-то сердито, болезненно прокричал горный канюк, у которого явно не удалась охота. Хоба все более лениво стриг траву, в то же время вслушиваясь в тишину. Чуткий нос его засвидетельствовал, что стадо рогачей все ещё пасётся левее, что выше по склону пробежали туры, лёгкий шорох камней выдал их, что с дерева на дерево перепрыгнул дикий кот, который, несомненно, видел оленя в темноте. Но куда ему до оленя, слишком опасен, велик… Хоба тоже не боялся мелкого пакостника, хотя с детства носил на спине отметины его когтей и навсегда запомнил эту опасность.
Ноздри оленя затрепетали: воздух принёс новый запах. Хоба перестал жевать, поднял голову и застыл. Этот запах не оставил его равнодушным.
Забыв о солонце, Хоба тронулся на запах, осторожно переставляя ноги. Теперь путь его сделался целенаправленным. Он перепрыгнул болотце, спустился во впадину между холмов и вскоре остановился на тропе, полузаросшей вейником и лопухами.
