Тайна Рио де Оро - Фидлер Аркадий (читать книги онлайн регистрации TXT) 📗

— У-ааа!

Протирка исчезает. Следующее ее появление уже меньше удивляет Леокадио: вскоре он разражается веселым смехом. Чудак решил, что это какая-то новая разновидность старой как мир игры в «кошки-мышки», и думает, что я играю с ним.

Чистка ружья окончена. Я вытаскиваю штуцер из крепко вцепившихся в него рук индейца, вставляю замок, соединяю люнет [18] со стволом. Но Леокадио развеселился и отнюдь не собирается уходить. Он хочет поиграть еще. Поэтому я передаю ему штуцер и разъясняю значение люнета. Леокадио смотрит в линзы люнета и видит нелепо увеличенный пейзаж лагеря и леса. Он смеется до упаду, ибо такого забавного оружия никогда еще не видел.

Леокадио начинает шалеть от радости. Понятное дело: обладание оружием всегда выводит человека из состояния равновесия. Леокадио теряет голову и перестает бояться фотоаппарата. Он размахивает ружьем перед самым объективом, закатываясь от беспричинного веселого смеха. Больше того: Леокадио явно позирует для снимка! Приложив штуцер к плечу, как будто для выстрела, он поворачивается к аппарату, смеется и старается принять привлекательную позу.

Веселье Леокадио кажется несколько неестественным. И действительно: он мрачнеет, лицо его становится синим. Поспешно отдав мне штуцер, индеец с болезненно искаженным лицом едва плетется к хижине. В самом темном углу он в полубессознательном состоянии валится на землю. Мы идем за ним. Леокадио жалуется на боль в голове… «Очень болит!» — говорит он. По его глазам видно, как он мучается. Я вливаю ему в рот большой глоток водки, затем даю две таблетки аспирина, и это отлично действует. Через четверть часа Леокадио снова здоров и по-прежнему дружелюбно улыбается нам. Теперь он на собственном опыте убедился в двух вещах: фотоаппарат действительно вызывает головную боль, но белый человек умеет заговорить ее.

Происшествие с Леокадио взволновало меня. Чувствую себя как-то неловко. Я забавлялся с ним, но это была жестокая забава, и мне досадно, что я фотографировал чудака. Подхожу к своему вещевому мешку и просматриваю его содержимое. Нахожу вещь, которая вознаградит Леокадио, — перочинный ножик.

Действительно, наш голыш так утешен подарком, что просит меня, вернее требует, чтобы я и дальше фотографировал его, где угодно, когда угодно и сколько угодно, пусть даже ему и будет немного больно…

Ну разве это не подлинный героизм?

Жарарака и нья пинда

Леса на Марекуинье буквально кишат от великого множества ядовитых змей, в особенности так называемых жарарак. Нет такого дня, чтобы мы не наткнулись на двух-трех ядовитых гадов. Жарарака охотится ночью, а днем спит в зарослях, но когда небо ясное, она любит выползти на часок-другой на тропинку и тут погреться в жарких лучах солнца. Мы, европейцы, защищены от змей высокими, до колена шнурованными сапогами. Индейцы же ходят босиком: обладая особым инстинктом, передаваемым из поколения в поколение, они всегда вовремя замечают клубком свернувшуюся на тропинке змею. Мне рассказывали о многих случаях, когда жарараки жалили белых колонистов, но чтобы они кусали индейцев, до сих пор не довелось слышать.

Второй бич на Марекуинье — кустарник нья пинда, встречающийся здесь повсюду. Он достигает трех-четырех метров высоты, имеет мелкие листья, похожие на листья мимозы, и длинные гибкие ветви, с множеством крепких крючкообразных шипов. Своими цепкими ветками кустарник хватает неосторожных путников и держит их, словно когтями. Если человек пытается силой вырваться из таких объятий, растение оплетает его следующими ветками, шипы раздирают одежду и тело человека, но нья пинда все-таки не выпускает его. Только запасшись терпением, и то лишь при помощи товарища можно освободиться из ловушки. Колонисты шутливо отзываются об этом растении, как о хищном звере, и это сравнение не лишено смысла. Как уверяет Пазио, были случаи, когда молодые олени, запутавшись в ветках нья пинды, напрасно вырывались из нее и становились легкой добычей охотников.

Бродя как-то с ружьем поблизости от тольдо, я вдруг заметил большую змею, клубком свернувшуюся на тропинке. Еще шаг, и я наступил бы на нее. Испуганно отскакиваю в сторону, но убежать не могу: попал в сети нья пинды. Несколько веток вонзают шипы в мою одежду и тело, я чувствую такую сильную боль, что на мгновение забываю даже о страшной змее. Отступать не могу: колючие ветки крепко держат меня.

Очнувшись от сна, жарарака молниеносным движением поднимает голову, впивается в мое лицо маленькими, быстрыми, пронизывающими глазками. В этом положении она замирает, словно превратившись в камень. Зловещая картина подготовки к нападению. Только тонкий язык змеи нервно трепещет: она явно раздражена тем, что я нарушил ее покой.

Это большая ядовитая жарарака толщиной в руку взрослого мужчины и длиной почти в два метра. Змея лежит от меня на расстоянии полутора-двух шагов. Если она сейчас совершит прыжок, то легко достанет мои колени, не защищенные голенищами сапог. Правда, у нас в лагере есть сыворотка против яда жарараки, но мне известны случаи, когда при укусах этой страшной змеи инъекции не давали ожидаемых результатов.

К несчастью, мое ружье висит на левом плече, а левая сторона моего туловища крепко обвита ветками нья пинды. Не спуская глаз с жарараки, я осторожно поднимаю правую руку, чтобы снять ружье, но даже такое легкое движение колеблет куст и новые ветки впиваются шипами в мое тело.

Жарарака еще больше поднимает голову, готовясь к нападению. Мурашки пробегают по моей спине. Секунды тянутся, словно столетия. Я боюсь шевельнуть даже ресницами и лишь пристально смотрю на гадину. Моя полнейшая неподвижность, кажется, успокаивает ее, так как некоторое время спустя жарарака медленно опускает голову на кольца своего свернувшегося тела. Тем не менее взгляд ее становится еще более пронизывающим. Чувствую некоторое облегчение, поскольку, по рассказам индейцев, жарарака почти никогда не нападает, предварительно не подняв головы.

У этой змеи большая голова — чуть меньше, чем голова ягненка. Она имеет столь характерную для ядовитых змей форму сердца. Под глазами, там, где у гада находятся ядовитые железы, голова шире. Цвет головы, как и всего тела, серовато-коричневый, на фоне которого до самого хвоста очерчивается ряд темных треугольников. Расцветка тела жарараки не лишена своеобразной красоты, но красоты, вызывающей у людей страх.

Так как мне трудно дотянуться до ружья, я сосредоточиваю все свои мысли на браунинге. Он лежит в кобуре у пояса с правой стороны. Опускаю правую, все еще полуприподнятую руку, и, хотя в нее впиваются новые шипы, движение это, к счастью, уже не вызывает нового колебания кустарника. Однако я чувствую, что между пальцами появляется что-то липкое: из ранок начинает сочиться кровь.

Змея все еще держит голову на кольцах свернувшегося тела. Через минуту я нащупываю кобуру. Потихоньку расстегиваю ее и, с трудом сдерживая волнение, сжимаю рукоятку пистолета. Медленно вытаскиваю его из кобуры и сразу отвожу предохранитель. Сердце молотом стучит в груди…

Постепенно выдвигаю оружие вперед. Это дается мне очень трудно, но я все же осуществляю свой замысел — поднимаю руку на уровень глаз, но в это время куст опять колеблется, и жарарака молниеносно вскидывает голову. Однако рука с браунингом уже выдвинута из куста: еще несколько секунд, и змея будет на прицеле.

И тут жарарака атакует. Молниеносно — так, что у меня даже не успевает дрогнуть рука, — змея впивается в ствол браунинга, на один дюйм не дотянувшись до запястья руки, затем так же стремительно отдергивает голову. К сожалению, стреляю на какую-то долю секунды позже. Промахиваюсь… Новый бросок змеи, но на этот раз вторая пуля настигает ее вовремя — на полпути в воздухе — и пробивает ей голову. Третья пуля попадает в шею, четвертая снова в голову. Все это происходит в течение секунд. Больше я уже не стреляю. Змея судорожно извивается, то свертываясь в клубок, то вновь распрямляясь. Она продолжает пронизывать меня злобным взглядом и все еще открывает пасть. Я вижу большие ядовитые зубы гада, но смертельно раненный он уже не страшен. Жарарака быстро теряет силы, беспомощно извиваясь на одном месте.