Казан - Кервуд Джеймс Оливер (книги онлайн полные TXT) 📗

На следующее утро, когда мужчина открыл дверь, Казан выскользнул из хижины и помчался в лес. На расстоянии полумили он напал на след Серой Волчицы и позвал ее. С замерзшей реки донесся ответ, и Казан побежал на голос подруги.

Тщетно пыталась Серая Волчица увлечь Казана в их прежние места, подальше от жилья и запаха людей. В то же утро Казан видел, как мужчина запряг своих собак, усадил в сани Джоанну с ребенком и закутал их в мех, как это раньше делал Пьер. Казан весь день наблюдал за ними с лесной опушки, а потом шел по следам упряжки; Серая Волчица кралась позади него. Они так и шли до самой темноты, и, даже когда на проясневшем после пурги небе зажглись звезды и взошла луна, человек все продолжал погонять собак. Уже совсем поздно ночью они добрались до другой хижины, и человек постучался. Вспыхнул свет, открылась дверь, послышались радостные возгласы. Казан наблюдал, спрятавшись в тени, потом вернулся к Серой Волчице.

А на третий день Джоанне удалось заманить Казана в хижину. Это было в тот день, когда муж ее вернулся с замерзшим телом Пьера Рэдиссона. Молодой человек первый увидел буквы на ошейнике Казана, и с тех пор они с Джоанной стали звать его по имени. Казан понимал, что этот мужчина дорог для Джоанны, и потому терпеливо сносил его присутствие.

В полумиле от хижины, на вершине большой скалы, которую индейцы называли Скалой Солнца, Казан и Серая Волчица нашли себе пристанище. Отсюда они уходили охотиться на равнину. Часто к ним наверх долетал голос женщины:

— Казан! Казан! Казан!..

И много раз в течение долгой зимы Казан то убегал к хижине, то возвращался к Серой Волчице.

Потом пришла весна, а с ней — великие перемены.

8. ВЕЛИКИЕ ПЕРЕМЕНЫ

Скалы, холмы и долины утратили свой жесткий зимний блеск, почки на тополях готовы были вот-вот лопнуть. Аромат пихты и ели становился с каждым днем все острее, повсюду — на равнине и в лесах — запели весенние потоки, прокладывая себе путь к Гудзонову заливу. А на самом заливе уже трещали и ломались ледяные поля. Лед с грохотом проталкивался через Роз Уэлкем — эти ворота Арктики, — и поэтому с апрельским ветром долетало иной раз холодное дыхание зимы.

Скала укрывала Казана от ветра — в этот солнечный уголок не долетало ни дуновения. Ему еще никогда не бывало так хорошо, как теперь. Он спал и видел сны.

Серая Волчица лежала рядом, распластавшись на животе и вытянув передние лапы. Ноздри и уши у нее были настороже, потому что в теплом весеннем воздухе, кроме запаха пихт и елей, чувствовался еще человеческий запах. Она с беспокойством поглядывала на спящего Казана. На ее серой спине шерсть вставала дыбом, когда она видела, как щетинится шерсть на спине Казана. Она принималась тихо скулить, когда у него вздергивалась верхняя губа и он рычал, обнажая длинные белые клыки. Но чаще Казан лежал спокойно, только подрагивали мускулы лап и морды, а это всегда означает, что собака видит сон.

Но вот где-то в долине из дверей хижины вышла кареглазая женщина с темной косой, перекинутой через плечо, и позвала, приложив ладони ко рту:

— Казан! Казан!

Голос этот слабо донесся до Скалы Солнца, и Серая Волчица прижала уши. Казан зашевелился, еще через мгновение проснулся и вскочил на ноги. Он подбежал к выступу скалы, нюхая воздух и вглядываясь в расстилающуюся перед ним равнину.

Оттуда снова долетел голос женщины, и Казан шагнул к самому краю скалы, тихо повизгивая. Серая Волчица неслышно подошла сзади и положила морду ему на спину. Она уже хорошо знала, что означает этот голос. Страх перед этим голосом не оставлял ее ни днем, ни ночью. Она боялась его больше, чем человеческого запаха. С тех пор как она покинула стаю и изменила своей прежней жизни ради Казана, этот голос стал для Серой Волчицы злейшим врагом. Она ненавидела его. Он отнимал у нее Казана. Казан повиновался этому голосу, куда бы тот ни звал.

Ночь за ночью голос выкрадывал ее друга, и Серой Волчице приходилось одной бродить под луной и звездами. Она оставалась верна своему одиночеству и ни разу не откликнулась на охотничьи призывы своих диких братьев и сестер. Заслышав этот голос, она рычала, а иной раз слегка кусала Казана, чтобы выказать ему свое недовольство. Но в этот вечер, когда голос послышался в третий раз, она скользнула в темную расселину между двумя скалами, и Казану видны были только ее горящие глаза.

Казан беспокойно забегал по тропке, проложенной ими к вершине Скалы Солнца, потом остановился в нерешительности. Вот уже два дня что-то беспокоило и волновало его. Это что-то, казалось, было в воздухе, потому что Казан не видел, не слышал и не чуял его — только угадывал. Казан подошел к расселине и обнюхал Серую Волчицу. Обычно в таких случаях она ласково повизгивала, но сегодня в ответ лишь сердито огрызнулась.

В четвертый раз слабо донесся голос, и Серая Волчица свирепо зарычала из темноты своего убежища. Казан подошел к тропе, все еще колеблясь. Потом начал спускаться. Тропа была узкая, извилистая; протоптать ее могли только когтистые лапы, потому что огромная Скала Солнца поднималась почти отвесно на сотню футов над верхушками елей и пихт. Ее голая вершина ловила первые лучи солнца утром и последние его отсветы вечером. Серая Волчица привела сюда Казана, и здесь они нашли себе безопасное убежище.

Очутившись внизу. Казан больше не колебался. Он стремглав мчался к хижине. Инстинкт дикого зверя каждый раз заставлял его приближаться к хижине с осторожностью. Подходил он всегда неожиданно, беззвучно. И на этот раз Джоанна вздрогнула от испуга, когда, подняв глаза от ребенка, вдруг увидела в дверях косматую голову и плечи Казана. Ребенок в восторге запрыгал и, весело лопоча, протянул к Казану ручонки. Джоанна тоже протянула руку.

— Казан! — произнесла она ласково. — Входи, Казан.

Постепенно дикий красный огонек в глазах Казана смягчился. Он поставил на порог лапу и замер, а женщина снова стала уговаривать его войти. Вдруг ноги его, казалось, сами собой подогнулись, и, поджав хвост. Казан пополз, как ползают собаки, чующие за собой вину. Его любимые существа находились в хижине, но самую хижину он ненавидел. Он ненавидел все хижины, потому что от них веяло дубинкой, бичом, рабством. Как все ездовые собаки. Казан предпочитал снег в качестве постели и ветви елей вместо крыши.

Джоанна погладила Казана; это прикосновение пронизало его необъяснимой радостью, вознаграждая за разлуку с Серой Волчицей, за утрату свободы. Казан стал медленно поднимать голову, пока нос его не коснулся колен молодой женщины. Тогда он закрыл глаза, а удивительное маленькое существо, такое таинственное для Казана, толкало его своими крохотными ножками и дергало за густую шерсть. Эти детские приставания нравились Казану не меньше, чем прикосновение руки хозяйки.

Казан стоял неподвижно, едва дыша, ни одним мускулом не выдавая своих чувств. Именно это внешнее спокойствие не раз побуждало мужа Джоанны предостерегать ее. Но волчья натура Казана, его кажущаяся отчужденность, даже дружба с Серой Волчицей заставляли Джоанну еще больше его любить. Она понимала его и верила ему.

А в один из последних зимних дней Казан продемонстрировал всем, на что он способен. Сосед, траппер 1, подъехал к хижине со своей упряжкой, и маленькая Джоанна пошла, ковыляя, к огромной лайке. Послышалось свирепое щелканье челюстей, ужасный вопль матери, крики мужчин, кинувшихся к собакам. Но Казан опередил всех. Серый зверь пролетел со скоростью пули и вцепился в горло лайки. Когда его оттащили, та была мертва.

Джоанна вспомнила об этом теперь, глядя, как малютка играет с Казаном и ерошит шерсть на его голове.

— Милый наш Казан, — тихо произнесла она, низко наклонив к нему лицо. — Мы так рады, что ты пришел! Сегодня ночью мы остаемся одни — я и маленькая. Наш отец уехал в форт, и тебе придется караулить нас, пока его нет.

Она пощекотала нос Казана кончиком своей длинной блестящей косы. Это всегда приводило в восторг девочку, потому что, несмотря на свою выдержку, Казан начинал фыркать, а иногда даже чихать и потряхивать ушами. Но сам он тоже был доволен. Ему нравился запах этих волос.