Записки охотника Восточной Сибири - Черкасов Александр Александрович (книги бесплатно .TXT) 📗
Бывали примеры, что караульцы так ловко производили эту охоту, что загнав все стадо на озеро, вырезали несчастных животных до одной головы и сотнями пудов привозили домой их жирное мясо. Вся поверхность небольшого озерка покрывалась кровью, которая застывала и впоследствии долго напоминала побоище и служила пищею хищным зверям и воронам.
Зерен чрезвычайно дик и недоверчив; малейший движущийся предмет в степи заставляет его бежать, но не прочь, как бы следовало, а напересек. В самом деле, испугавшийся зерен или целое стадо этих животных никогда не бежит в противную сторону от охотника, а всегда обгоняет его и как бы заграждает собой ему путь. Этим-то и пользуются охотники, промышляя в одиночку или вдвоем. Охотник нарочно сам едет так, как бы опережает животных, которым приходится делать круг, но уже гораздо большего радиуса, чем промышленнику, так что, несмотря на быстроту бега зеренов, в широкой степи найдется такая точка, что животные сами подбегут к стрелку на меру винтовочного выстрела, и когда тот остановится, остановится и стадо, так что промышленнику стоит только ловко прицелиться и пустить меткую пулю иногда в сплошную массу зеренов и вышибить двух, трех, а иногда и более животных, смотря по силе винтовки. Если охота эта производится вдвоем, втроем или вчетвером, то некоторые промышленники, зная наперед маневр своих товарищей, украдкой залегают в те места, где по расчету должны пробежать зерены, и бьют их из винтовок, коль скоро животные подбегут в меру выстрела. Один караульный промышленник рассказывал мне интересный случай, вот он.
«Нас было трое. Увидав в степи большое стадо зеренов, мы сговорились промышлять их. Долго судили и рядили, как бы cделать получше, но кончили тем, что двум ехать скрадывать, а одному залечь за небольшим елбанчиком (маленьким степным пригорком), куда ездовые должны нагнать стадо. Вот отправились — двое поехали загонять, а один запал (лег, спрятался) на том месте в траву. Только пугнули мы пучеглазых зеренов, как они бросились всем руном, как бараны, и куда же? Прямо на засаду. Ну, думаем, слава тебе, господи! Будет фарт, на завтрак добудем. Но вышло не так: все стадо зеренов угодило прямо на товарища, который лежал с винтовкой на брюхе, и, накрыв его врасплох, взбарабанило ему спину копытами так ёмко, что она сделалась черная, как рукавица, а шубу всю испластили в мелкие иверенья»… «Что ж он, урод, не стрелял их?» — спросил я его шутя. «Досуг ему было стрелять, — говорил он, — однако и ты, бойкий, тоже бы не стрелил. Он уж тут, сердечный, лежал только пластом, накрыв голову руками, и притулился адоли мертвый; и так они его тогда взбутетенькали, что он едва залез на коня, а домой приехал, так с неделю лежал, как лягушка, не мог пошевелить ни одной косткой, словно сквозь строй прогнали, окаянные!..» Если это было справедливо, то нельзя не удивляться слепому случаю. Слыша много про приемы зеренов, можно поверить, особенно зная правдивую личность рассказчика. Действительно, эти животные в стаде те же бараны: куда побежал один, туда же несется и все стадо в плотной массе. В самом деле, говорят, что зерены бегут иногда так тесно, что представляют собою сплошную движущуюся массу. В редких случаях они, таким образом поддерживая друг друга, перебегают совершенно голые, скользкие, ледяные поверхности озер и рек; даже раненных пулями далеко увлекают с собой до тех пор, пока обессилевшие животные от потери крови уснут на бегу и тогда только упадут, нарушив своими трупами движение всего стада и заставив бегущих за собой тоже упасть и перекувыркнуться несколько раз.
Подкрасться к зеренам на степи так, чтобы они не заметили, решительно невозможно. Зрение их удивительно, слух тонок, быстрота бега большая, а легкость и свобода в движениях достойны замечания. Но обоняние их, говорят, плохое, и караульские промышленники уверяют, что зерены духу не знают. Шкурки их идут на легкие шубы и дахи, но ценятся недорого, потому что шерсть из них, как из козьих мехов, вылезает скоро и сечется.
«Давить гонком», как выражаются промышленники, зеренов невозможно, потому что они бегают так быстро и стойко, что их не берет ни одна легкая лошадь. В настоящее время караульские промышленники развели борзых собак, и мне кажется, что охота на зеренов с борзыми в разгульной степи будет не безуспешна.
Вот все, что я слышал о Зеренах от караульских промышленников, и хотя имею еще темные понятия о их жизни и нравах, выкармливании детей и пр., но передавать читателю не решаюсь, потому что не убежден в фактической справедливости слышанного. Лучше умолчать и поговорить о том, что нам познакомее, в чем мы убедились по опыту, в натуре и по другим фактам.
6. ОЛЕНЬ
По-моему, олень далеко не так красив, как изюбр, красавец лесов Забайкалья. Олень по виду скорее походит на сохатого, чем на изюбра, хотя по строению рогов он ближе к последнему. Стати его как-то топорны, угловаты, тяжелы — так и хочется сказать, что, вероятно, природа трудилась над оленем недолго и вовсе не приложила руки изящества. Длинная голова оленя как-то неуклюже мускулиста, толстые губы уродливы, глаза безжизненны, прямая шея и спина угловаты; ноги тяжелы, толсты, с большими раздвоенными копытами и большими отвислыми пазданками — вообще как-то неуклюжи. Уши велики, хвост — только зачаток. Вообще вся фигура оленя очень непредставительна. Только рога его довольно красивы и, судя по наружному виду, говорят в пользу животного. У больших самцов они бывают такой величины, что невольно обратишь на них внимание. Множество отростков делает их подобными кусту. Все-таки скажу, что рога изюбра, по-моему, гораздо красивее оленьих, они как-то легче, менее ветвисты и потому эффектнее. Говорю это вовсе не из пристрастия к изюбру, а просто по наглядности, по своему убеждению и по взгляду многих здешних промышленников. Оленьи рога не играют почти никакой роли в торговле и потому их нередко бросают на месте убоя зверя. Они бывают так велики, что весят иногда до 30 фунтов и более.
Здешние промышленники называют дикого оленя в отличие от ручного туземным словом шагжой. Попрошу читателя запомнить это выражение, потому что я для краткости речи буду называть его этим словом, а домашнего — оленем.
Нет никакого сомнения, что домашние олени, заменяющие жителям лесов севера лошадей и коров, произошли от диких, т. е. шагжоев. По виду вся разница заключается в том, что старые шагжой несравненно крупнее матерых оленей и цвет шерсти на первых преимущественно темно-серо-каштановый, тогда как ручные олени подвержены альбинизму и между ними часто встречаются пегие и совершенно белые; впрочем, альбинизм не есть большая редкость и в шагжоях, так что белые дикие олени даже не считаются в охотничьем мире за князьков.
Странно, почему многие охотничьи лошади, привыкшие к различным встречам, не боятся вида изюбров, кабанов, сохатых, даже медведей, но домашних оленей пугаются, равно как и шагжои очень боятся своих собратьев. Мне кажется, это потому, что от ручных оленей всегда сильно пахнет чем-то особенно смердящим, что они получают от своих неопрятных хозяев-туземцев, от которых убийственно несет каким-то смрадом. В самом деле, служа несколько лет в розыскных партиях, слоняясь по едва проходимым трущобам сибирской тайги, встречаясь частенько с различными обитателями лесов Забайкалья, невольно обратишь внимание на таежных лошадей, которые уже привыкли к тайге, привыкли видеть всякую всячину, но при встрече с домашними оленями многие из них пугаются, сбрасывают с себя оплошавших седоков, разбивают тяжелые вьючные.
О домашних оленях много писано и переписано, мне остается сказать о них очень немногое. Постараюсь познакомить читателя поближе с шагжоями.
Животные эти встречаются в Забайкалье только в северной полосе этого края и живут около больших сплошных хребтов, в удалении от жилых мест. Что ни тайга, что ни трущоба — там они и держатся. Питаются только мхом, весною любят молодую траву, а летом грибы для них лакомство. Любимые места их жительства — это низовья гор около выдавшихся лесистых стрелок, около россыпей и утесов, под нависшими скалами, в сиверах, где много мху. Летом они забираются на самые вершины громадных хребтов, в соседство снежным гольцам; там им прохладнее и нет докучливой мошки. Зимой же они спускаются с гор и живут по сиверам, на моховиках.
