Песни черного дрозда (сборник) - Пальман Вячеслав Иванович (читать бесплатно книги без сокращений .TXT) 📗
Он пожал её вялую, холодную руку. И вдруг, резко закинув за спину карабин, отвернулся и крупно пошёл прочь, не оглядываясь и убыстряя шаг.
Все переглянулись. Учитель поправил очки и вздохнул.
— Да-а, — раздумчиво произнёс он.
Таня, как-то сгорбившись, догоняла цепочку туристов. Они уходили в противоположную сторону. От Саши.
Когда Молчанов пошёл, Архыз поднялся, сделал несколько шагов, но остановился.
Леди деловито бежала за Таней. Но она тоже вдруг остановилась, повернулась и села.
Архыз сломя голову помчался к ней.
Собаки сошлись, поиграли и уселись рядышком.
— Леди, Леди! — позвала Татьяна.
Воспитанная колли оглянулась на звук хозяйкиного голоса, но не спешила.
— Ты глянь! — в каком-то радостном изумлении закричал Сергеич. — Ты только глянь, что делается, а? Ведь она, само собой, останется, не пойдёт за хозяйкой! Вот тебе и зверь!
Но он ошибся. Леди побежала. Ещё оглянулась на Архыза. Ещё. И нехотя, словно чувствуя, что совершает непоправимую ошибку, повернула за кусты и скрылась.
Сергеич обиженно вздохнул.
Архыз вяло поплёлся к балагану. Лишь заметив, что в группе людей нет Молчанова, весь как-то подобрался и крупной рысью бросился догонять хозяина.
5
Зоолог и лесник пошли в дальний путь по горам. Скальные перевалы, буйное разноцветье лугов, глубокие долины, забитые густым чёрным лесом, открывались перед ними.
Тишина, очарование первобытной природы, безлюдье.
Резерват заповедника, его глубинка.
На первый ночлег Котенко и Саша остановились в лесу. Выбрали сухой склон, растянули полог, нарубили свежих веток пихты. Поужинали и долго сидели у костра, вслушиваясь в тишину засыпающего леса.
— Я пройдусь немного, — сказал Саша и поднялся.
— Карабин оставь, — тихо отозвался Котенко. — И недолго, слышишь?
Зоолог лежал у огня, опершись на локоть. Он проводил молодого лесника сочувственным, отцовским взглядом.
Минут через тридцать поднялся и пошёл за Молчановым.
Саша лежал под берёзами ничком, разбросав руки. Плечи его резко вздрагивали. Он плакал, никого не стесняясь и ничего не видя.
Котенко закусил губы. Постоял над ним и, справившись с волнением, как можно твёрже сказал:
— Довольно, Саша. Вставай, идём к костру. Слышишь? Будь мужчиной, Александр Молчанов!
Саша поднялся, вытер лицо. В последний раз посмотрел на закат, глубоко и надрывно вздохнул.
Больше они не проронили ни слова.
Утром поднялись на пороге зари.
Ещё спал лес, погруженный в туманы, ветки буков и явора были лениво опущены, на них дремала обильная роса. Глухо и сонно ворчала река, упрятанная в холодное ущелье. Стоял тот глубокий и задумчивый покой, который способен врачевать истерзанные души.
Вдруг раздалась близкая и звонкая, глубоко музыкальная трель. Потом пауза с ещё более глубокой, насторожённой тишиной. И опять чистые мелодичные щелчки, за ними удалой и протяжный свист, приливная волна счастья, призыв к веселью, действиям, бодрости, славословие жизни — все, чем богаты лесной соловей, подоблачный жаворонок, весёлый щегол, все сразу угадывалось в этой громкой, волнующей песне чёрного дрозда.
Утро! Вставайте все. Чистите пёрышки, умывайтесь росой, пока она не высохла. Слушайте утро. Смотрите, как порозовел край неба, где сейчас взойдёт солнце. Скорей, скорей окунайтесь в тёплую жизнь, пришедшую на смену чёрной и жуткой ночи!
Лес оживал. На вершине клёна начал петь зяблик. Его гамма коротка, нетороплива и мила, как переливы горного ручья. Зачирикал, поспешая, поползень, в стороне зазвучала мажорная нота разукрашенного щегла, потом в оркестр ворвался барабанный стук дятла, сердито и резко, как расстроенный саксофон, крикнула сойка — и пошло-поехало расчудесное звучание стоголосой симфонии.
Солнце, здравствуй! Мы встали и приветствуем тебя!
Вместе с солнцем прилетел озорной ветер, зашумел листвой осин у реки, раскачал неловкие туманы и погнал их в долины, приглаживая и перемешивая звуки. Сильнее загудела проснувшаяся река; над порогами вспыхнула минутная радуга-семицветка и погасла, а в лесах уже неслись сотни новых звуков, один прекраснее другого.
Проснулись запахи. Ночью здесь все заглушала сырость, пахло только водой и туманом. Солнце высушило туман, резвый ветер прочесал склоны гор и принёс с собой многоцветный запах луга. Пригрело хвою на пихте и можжевельнике; воздух загустел, насыщаясь запахом смолы и скипидара. Набросило тёплым облаком муравьиного спирта, багульника, все запахи перемешались, остался только один: запах согревшегося леса, в котором уютно, тепло и безопасно.
Зоолог и его спутник сидели у потухшего костра, слушали и смотрели, очарованные прелестью просыпающейся природы.
Стало тише.
Птицы сделали перерыв на завтрак, звери разбежались по укромным местам. Шум реки словно отдалился. Верховой ветер едва шевелил листьями, шёпот заполнил лес, и людям показалось, что деревья застенчиво рассказывают друг другу о своих нескончаемых ночных сновидениях.
— Как спалось? — мягко спросил Котенко.
— Спасибо, крепко. — Саша выглядел неважно, но лицо его было спокойно.
— Тогда на зарядку, дружок! — Зоолог встал во весь свой крупный рост и потянулся так, что в суставах хрустнуло.
— Пожалуй, за лошадьми сходим, их ещё поймать надо.
— Можно и за лошадьми. Бери уздечки.
Зоолог положил в костёр два толстых чурбака, подождал, пока занялись огнём. Саша забросил на плечо уздечки, и они пошли на луга, сбивая сапогами сизую росу.
ПЕСНИ ЧЕРНОГО ДРОЗДА
Глава первая
ЗОВ ОХОТНИЧЬЕГО РОГА
1
Он сидел на удобной ветке самого высокого явора, над кудрявым, светло-зелёным лесом, и самозабвенно, как это бывает только в начале лета, пел свою бесконечную, красивую песню.
Ниже, на том же дереве, в прочной развилке чернело хорошо замаскированное гнездо, крепко свитое из тонких побегов берёзы, которые он три недели назад отрывал сильным клювом, приносил сюда и старательно заплетал на развилке. Когда гнездо получилось, он вместе со своей молчаливой подругой смазал жирной глиной вчерне готовое гнездо, загладил круглую, удобную чашечку и, прежде чем оно подсохло, устелил внутри сперва сухим мхом, а потом пёрышками и пухом со своей собственной груди.
Скоро в гнезде появилось шесть голубых яичек с крупными тёмными пятнами на тупом конце. Подруга разложила их звёздочкой, острыми концами к середине, как ей удобно, и села сверху, разлохматив мягкое оперение. У чёрного дрозда наступила пора счастливого покоя. Он заполнил дни ожидания долгой и звучной песней, в которую вложил всю радость жизни и счастья быть семьянином. Дрозд пел для своей подруги, она слушала его голос и ощущала приятную близость своего верного пернатого красавца. Покой наполнял её маленькую головку, не обременённую чрезмерными заботами. Лишь изредка она приподнималась и осторожно перекатывала тонкими ногами тёплые яички, меняя их местами, да ещё в полдень слетала ненадолго с гнёзда, чтобы подкрепиться личинками и червями на сырой земле около своего явора. Пролетая мимо хозяина, она отрывисто произносила: «Черр-кэ-черрк»! — и пикировала вниз. И если дрозд не сразу понимал, что от него требуется, и с подчёркнутой элегантностью опускался рядом с ней на землю, то дроздиха ещё раз произносила «тр-ра-ра-черрк», но уже резче, в приказном тоне; дрозд вертел головой, вслушиваясь, и, разобрав, что к чему, послушно взмывал на явор. Минуту-другую он топтался на ветках у самого гнёзда и не без тяжкого вздоха, неловко, по-мужски, садился на тёплые яички. Что поделаешь!…
