Следопыт (худ. В. Клименко) - Купер Джеймс Фенимор (читать книги без .txt) 📗

— Нет, будет разумнее, если я останусь в блокгаузе, пока не решится судьба острова, — возразила Мэйбл. — Неприятелю нечего меня опасаться, он знает, что я не могу причинить никакого вреда, а я предпочитаю быть здесь, как это и пристало молодой, неопытной девушке.

— Если бы дело шло только о том, что удобно вам, Мэйбл, мы все бы охотно склонились перед вашим желанием, но эти господа полагают, что укрепление облегчит им военные действия, и очень хотят им овладеть. Откровенно признаюсь вам, когда мы с вашим дядюшкой оказались в критическом положении, я, опасаясь последствий, воспользовался властью, присвоенной офицеру его величества, и договорился с противником о капитуляции, обязавшись сдать ему и блокгауз и весь остров. Фортуна в войне изменчива, приходится покоряться. Итак, немедля отоприте дверь, прелестная Мэйбл, и вверьтесь попечению тех, кто умеет отдавать дань красоте и добродетели в несчастье. Во всей Шотландии не найти кавалера более учтивого и более знакомого с правилами этикета, чем наш вождь.

— Не выходи блокгауз, — шепнула стоявшая рядом и внимательно следившая за всем происходящим Роса. — Блокгауз хорошо, скальп не снимай.

Если б не этот призыв, наша героиня, возможно, и уступила бы. Ей стало казаться, что, пожалуй, будет лучше умиротворить противника уступкой, чем озлобить его упорством. Мюр и дядя в руках ирокезов, те знают, что в блокгаузе мужчин нет, и, если она станет дальше противиться и не согласится впустить их добровольно, индейцы, раз им нечего опасаться ружей, чего доброго, вышибут дверь или прорубят лаз в бревнах. Но слова Росы остановили ее, а настойчивое пожатие руки и умоляющий взгляд индианки укрепили в ней поколебленную было решимость.

— Пока не пленник, — шепнула Роса. — Пусть попробуй бери плен. Пока не взял плен, всегда много обещай;

Роса с ними справься.

Поскольку дядюшка, по-видимому, был склонен для очистки совести держать язык за зубами, Мэйбл повела переговоры с Мюром, держась теперь куда смелее и решительнее, и прямо заявила, что сдавать блокгауз не намерена.

— Но вы забываете о капитуляции, мисс Мэйбл, — сказал Мюр. — Дело идет о чести офицера его величества и, значит, о чести самого монарха. Вы же знаете, что для офицера честь превыше всего.

— Я знаю достаточно, мистер Мюр, чтобы понимать, что в этой экспедиции вы не облечены властью, а потому не имеете никакого права сдавать врагу блокгауз; а кроме того, я, помнится, слышала от отца, что пленный лишается всяких воинских полномочий.

— Чистая софистика, прелестная Мэйбл, и измена королю. Ваш отказ бесчестит его офицера и вселяет недоверие к августейшему имени. Вы, сами откажетесь от своего намерения, когда на досуге здраво все рассудите и взвесите обстоятельства и факты.

, — Н-да, — вставил Кэп, — это действительно обстоятельство, черт бы его побрал! — Не слушай дядя! — воскликнула Роса, занятая чем-то в углу комнаты. — Блокгауз хорошо, скальп не снимай.

— Я останусь здесь, мистер Мюр, пока не получу вестей от отца. Дней через десять он вернется.

— Ах, Мэйбл, эта хитрость не обманет врагов. Какими-то путями, которые остались бы нам непонятны, не имей мы слишком много оснований подозревать одного несчастного молодого человека, они очень хорошо осведомлены обо всех наших действиях и планах и прекрасно знают, что еще до захода солнца достойный сержант и его спутники будут у них в руках. Так что проявите истинно христианскую добродетель — покоритесь воле провидения.

— Вы сильно заблуждаетесь, мистер Мюр, полагая, что стены этого укрепления недостаточно прочны. Не угодно ли вам посмотреть, как я могу обороняться, если захочу?

— Попробуйте, посмотрим, — пробурчал квартирмейстер.

— Что вы на это скажете? Взгляните на верхнюю бойницу!

Все стали смотреть наверх и увидели, как из бойницы медленно высовывается ствол ружья. Роса опять прибегла к уловке, уже однажды оказавшейся столь удачной. Она не обманулась в своих расчетах. Едва индейцы увидели смертоносное оружие, как отскочили в сторону, и минуту спустя все попрятались кто куда. Французский капитан, не спуская глаз с дула — он следил, не направлено ли оно на него, — хладнокровно открыл табакерку и взял понюшку табаку. Мюр и Кэп, которым нечего было опасаться, тоже не сдвинулись с места.

— Будьте же разумны, прелестная Мэйбл, — увещевал девушку квартирмейстер. — К чему затевать ненужное кровопролитие? Во имя всех королей Альбиона, поведайте, кто заперся с вами в этой деревянной башне и питает столь кровожадные намерения? Тут какая-то чертовщина, и наше доброе имя во многом зависит от вашего объяснения.

— А что бы вы сказали, мистер Мюр, если б гарнизон такого неприступного поста представлял Следопыт? — воскликнула Мэйбл, уклоняясь от прямого ответа. — И какого мнения ваши друзья французы и индейцы о меткости его ружья?

— Проявите великодушие к несчастным, очаровательная Мэйбл, и не смешивайте слуг короля — да благословит бог его самого и весь его августейший род! — с врагами короля. Если Следопыт в самом деле в блокгаузе, пусть отзовется, и мы будем вести переговоры непосредственно с ним. Он знает, чью сторону мы держим, и нам нечего его бояться, тем более мне; для людей благородной души соперничество — лишний повод для уважения и дружбы; если двое мужчин восхищаются одной женщиной, значит, у них имеется общность взглядов и вкусов.

Впрочем, — лишь квартирмейстер и Кэп рассчитывали на дружелюбие Следопыта; даже французский офицер, который до сих пор выказывал поразительную твердость и хладнокровие, отпрянул При Одном упоминании грозного имени. Человек с железными нервами, давно привыкший к опасностям здешней войны, он, очевидно, не испытывал ни малейшего желания оставаться под прицелом «оленебоя», пользовавшегося на этой отдаленной границе, пожалуй, не меньшей славой, чем Мальборо в Европе, и не счел постыдным укрыться, настояв, чтобы пленные последовали за ним. Мэйбл была слишком рада избавиться от врагов, чтобы сожалеть об уходе друзей, но все же, выглянув в бойницу, послала вдогонку медленно и нехотя удалявшемуся Кэпу несколько ласковых слов и воздушный поцелуй.

Противник, по-видимому, на время отложил свое намерение овладеть блокгаузом; во всяком случае. Роса, взобравшаяся через люк на крышу, откуда было видней всего, сообщила, что все уселись обедать в отдаленном и хорошо укрытом уголке острова, и Мюр и Кэп преспокойно участвуют в общей трапезе, словно им нечего бояться. Это известие было большим облегчением для Мэйбл, и она опять стала строить планы, как бежать самой или хотя бы предупредить отца о грозящей ему опасности. Сержант должен был вернуться к вечеру, и Мэйбл знала, что от каждой выигранной или упущенной минуты зависит его участь.

Так пролетело три или четыре часа. Остров снова погрузился в безмолвие, день уже был на исходе, а Мэйбл все еще ничего не придумала. Роса внизу готовила скромный, ужин, — а наша героиня поднялась на чердак, где был люк на крышу, откуда открывался самый широкий вид на остров и на подступы к нему. Впрочем, и здесь кругозор был ограничен, к тому же мешали кроны деревьев. Вылезть на крышу девушка, однако, не отважилась, зная, что индейцы могут увидеть ее и подстрелить. Она только высунула голову из люка и вплоть до самого ужина оглядывала все окружавшие остров протоки не менее пристально, чем «Анна 45, сестрица Анна», всматривалась в дорогу, ведущую к замку Синей бороды.

Солнце уже село, шлюпки так и не появились, и Мэйбл, поужинав, снова отправилась на чердак взглянуть в последний раз: она надеялась, что отряд вернется лишь с наступлением темноты и индейцы не сумеют в полной мере воспользоваться своей уловкой, да и ей будет легче, чем днем, подать сигнал факелом — огонь ночью ведь виден издалека.

Внимательно обведя взглядом горизонт, она хотела было уже спуститься вниз, как вдруг что-то привлекло ее внимание. Острова лежали так скученно, что между ними открывалось по меньшей мере пять-шесть проток, и в одной из самых, узких, в тени прибрежных кустов, как она убедилась, взглянув еще раз, была укрыта пирога. Без сомнения, в ней скрывался человек. Если это враг, решила девушка, то сигнал не принесет вреда, если же друг, то принесет пользу, и она помахала неизвестному флажком, заготовленным на случай появления отца, стараясь при этом, чтобы ее знак не увидели с острова.