Ацтек. Гроза надвигается - Дженнингс Гэри (читать книги онлайн полностью TXT) 📗
Вскоре после этого случая одно за другим, почти подряд, произошли еще четыре примечательных события. Мне они, во всяком случае, запомнились.
Во-первых, наш юй-тлатоани Ашаякатль, будучи еще совсем молодым, скончался от ран, полученных в сражении с пуремпече, и трон Теночтитлана занял его брат по имени Тисок, Иной Лик.
Во-вторых, я и мои товарищи Чимальи и Тлатли завершили обучение в телпочкалтин. Теперь я считался «образованным», других школ для юноши моего круга на Шалтокане не было.
В-третьих, однажды вечером правитель нашего острова прислал к нам гонца, приказав мне немедленно явиться к нему во дворец.
И наконец, в-четвертых (что стало результатом третьего события), я оказался разлучен с Тцитцитлини, своей сестрой и возлюбленной.
Однако лучше рассказать обо всех этих событиях более подробно и в том порядке, в котором они происходили.
Смена Чтимого Глашатая не особенно повлияла на жизнь в провинции, да и в самом Теночтитлане правление Тисока мало чем запомнилось. Как и два его предшественника, он продолжал работы по возведению в Сердце Сего Мира Великой Пирамиды, а от себя добавил к облику центральной площади нашей столицы Камень Битв. Этот массивный плоский цилиндр высекли по приказу Тисока из вулканической породы, громоздившейся, словно груда огромных тортилий, между незаконченной пирамидой и пьедесталом Камня Солнца.
В высоту Камень Битв достигал человеческого роста, в поперечнике имел около четырех шагов. Вдоль его обода красовались рельефы, изображавшие воинов Мешико, сражавшихся с неприятелем и захватывавших в плен врагов. На общем фоне выделялся сам Тисок. Плоская верхушка камня служила платформой для своего рода публичных поединков, в которых много лет спустя мне изредка доводилось участвовать.
Для меня лично куда более важным событием, чем смена верховного властителя, стало завершение обучения. Разумеется, о продолжении учебы за деньги в калмекактин не приходилось и мечтать, а то, что из одной школы я вынес прозвище Малинкуи, Чудик, а из другой – Пойяутла, Связанный Туманом, едва ли могло способствовать решению какой-либо из высших школ на материке пригласить меня учиться бесплатно.
Самое обидное, что я изо всех сил стремился к дальнейшему образованию, но не имел такой возможности, тогда как мои друзья Чимальи и Тлатли, не особенно ломавшие над этим вопросом голову, оба получили по приглашению от калмекактин, причем не откуда-нибудь, а из самого Теночтитлана, города моих мечтаний. За время обучения в Доме Созидания Силы они зарекомендовали себя и как отменные игроки в тлачтли, и как способные юные воины. Разумеется, у по-настоящему благородного человека манеры и познания, вынесенные моими товарищами из Дома Обучения Обычаям, вызвали бы лишь улыбку, но Чимальи с Тлатли сумели отличиться и там, придумав оригинальные костюмы и декорации для церемоний, совершаемых в дни празднеств.
– Жаль, что ты не можешь поехать с нами, Крот, – сказал Тлатли вполне искренне, хотя это нисколько не омрачило его радость. – Ты бы ходил вместо нас на все эти скучные школьные занятия, а мы бы тем временем работали в мастерской.
В школах, которые их пригласили, оба юноши должны были помимо традиционного обучения у жрецов учиться еще и у теночтитланских художников: Тлатли у скульптора, а Чимальи у живописца. Я был уверен, что ни один из них не станет уделять серьезное внимание урокам истории, чтения, письма, счета и тому подобного, а ведь всему этому мне хотелось научиться больше всего на свете. Накануне отъезда Чимальи сказал:
– Крот, вот мой прощальный подарок: оставляю тебе все свои краски, камышинки и кисти. У меня в городе все это будет, только получше, а тебе, глядишь, и пригодится – попрактикуешься в письме.
Да, я по-прежнему не оставлял попыток самостоятельно освоить искусство чтения и письма, хотя возможность стать «знающим мир» казалась мне теперь далекой, как никогда, а мой переезд в Теночтитлан и вовсе представлялся несбыточной мечтой. Отец мой к тому времени потерял надежду сделать из меня толкового каменотеса, а для того, чтобы сидеть возле карьера, отпугивая грызунов, я стал уже слишком взрослым. Мне пора было зарабатывать на пропитание и вносить свой вклад в семейный котел, так что я на некоторое время сделался обычным сельским поденщиком.
Конечно, на Шалтокане не было настоящих сельских угодий, ибо верхний слой почвы там недостаточно толст для глубоких корней маиса, а в нашей стране в основном возделывается эта культура. На Шалтокане, как и на большинстве других островов, выращивали овощи, причем не на основном грунте, а на постоянно расширявшихся чинампа, которые вы назвали плавучими огородами. Каждый чинампа представлял собой плот из сплетенных ветвей и сучьев. Его погружали в воду у берега, а потом засыпали лучшей землей, доставлявшейся с материка. В эту почву высаживали растения. Сезон за сезоном овощи скрепляли почву корнями, новые корни переплетались со старыми и в конечном счете намертво прикрепляли этот плот и к берегу, и к дну озера. Тогда вдоль его кромки устанавливали и засыпали новые чинампа, площадь которых постоянно увеличивалась. Все обитаемые острова на всех наших озерах, включая, разумеется, и Теночтитлан, были окружены кольцом таких насыпных огородов, причем на некоторых из более плодородных островов трудно было различить, где земля, сотворенная Богом, уступает место творению рук человеческих.
Для того чтобы ухаживать за такими посадками, вполне достаточно не только кротового зрения, но и кротовой сообразительности, так что я смог присматривать за теми из них, которые принадлежали нашей семье и соседям. Работа не требовала особых умений и оставляла уйму свободного времени, которое я, используя доставшиеся мне от Чимальи кисти и краски, всецело посвящал письму, стараясь сделать сложные символы проще, тоньше и изящнее. Хотя видимых оснований для этого не было, я все еще лелеял тайную надежду на то, что такого рода самообразование сможет каким-то образом изменить мою жизнь к лучшему. Теперь воспоминания о том, как я, молодой, сижу на земляном плоту среди пустивших побеги маиса, бобов и чили (вдыхая при этом вонь – мы использовали в качестве удобрений потроха животных и рыбьи головы), торопливо вывожу знак за знаком на всем, что подвернется под руку, и лелею свои честолюбивые мечты, вызывают у меня лишь улыбку. Например, я воображал себя почтека, странствующим торговцем, совершающим путешествие в земли майя, где какой-нибудь лекарь волшебным образом восстановит мое зрение, а сам я разбогатею, причем благодаря исключительной проницательности в ведении торговых дел. Голова моя была в ту пору полна замечательных планов, позволяющих, располагая изначально лишь самым скромным запасом товаров, нажить целое состояние. Планы были чудесные, и до них (я в этом не сомневался) прежде не додумывался ни один купец. Единственным препятствием на пути к успеху, как тактично заметила Тцитци, когда я поделился с ней некоторыми из моих идей, являлось то, что даже самых пустяковых средств, необходимых, чтобы начать дело, у меня не было и в помине.
И вот как-то вечером у двери нашего дома появился один из гонцов владыки Красной Цапли. На нем была мантия нейтрального цвета, означающая, что принесенные им вести не относятся ни к хорошим, ни к дурным.
– Микспанцинко, – вежливо сказал он моему отцу.
– Ксимопанолти, – учтиво отозвался тот, жестом приглашая гонца в дом.
Молодой человек, он был примерно моих лет, шагнул внутрь и сказал отцу, что владыка Красная Цапля приказывает его сыну немедленно явиться во дворец.
Отец и сестра выглядели удивленными и озадаченными. Я, наверное, тоже. Одна только мать, ничуть не удивившись, заголосила:
– Ййа, аййа, я всегда знала, что этот сорванец непременно оскорбит кого-нибудь из знати, из богов или... – Она прервала причитания, чтобы спросить у гонца: – Да что же он натворил, наш Микстли? Если негодника следует выпороть или наказать каким-либо другим способом, то стоит ли утруждать владыку такими мелочами? Мы сами с радостью поучим юнца уму-разуму!
