Ночь над прерией - Вельскопф-Генрих Лизелотта (книги бесплатно без .TXT) 📗

— Король родео! Мисс родео! Джо Кинг! Квини Кинг!

Давка вокруг подиума усилилась. Собравшаяся здесь лейб-гвардия выстроилась в цепь и прикрывала его со всех сторон. Они играючи работали ногами и руками, отбивая натиск толпы. Только Джо и Квини было позволено миновать их заслон.

Джо не воспользовался ступенями подиума, он легко вспрыгнул прямо к морскому чудищу и поднял к себе Квини.

Оба смотрели сверху на эту бурлящую вокруг подиума бушующую толпу. Кэт Карсон аплодировала в искреннем восторге. Хаверман, следуя ее призывающему взгляду, действовал по ее примеру. Это были и все немногие индейцы, находящиеся в зале, ведь входная плата была высока; отнюдь не богатые, они уже отдали свои деньги за родео.

Руки тянулись кверху, снова взлетали в воздух шляпы, крики и разноголосый свист не прекращались, но еще в границах здоровых ковбойских обычаев. Зал был точно разбушевавшийся зверинец Дикого Запада.

Через толпу протискался широкоплечий великан. В своих лапищах он нес огромный букет чайных роз, трепыхались желтые, окаймленные красным лепестки. Бросался в глаза его розовый галстук в голубую полоску. Его сопровождал одобрительный свист гангстерской шайки.

Он тоже вспрыгнул на подиум, только приземлился рядом с лидером группы, пожалуй, тяжелее, чем Джо.

— Праздничный комитет поздравляет! — произнес он, вручая Квини букет.

Снова разразился гром аплодисментов. Особенное усердие проявляли сидящие за гангстерским столом, в том числе и находящиеся там женщины.

Морское чудище слегка кивнул, и Джо понял. По его знаку Квини передала букет музыкантам, что одобрительным воем было отмечено фанатами.

— Танцуем шейк… — раздалось из динамиков.

Группа заиграла. Отбивали по нервам ритм ударные инструменты, бренчали электрогитары; люди танцевали… они гопали, тряслись, извивались всем телом, руки и ноги у них дергались. Чудище с электрогитарой, видимо, и сам впадал в неистовство. Фанаты в зале кувыркались, дико подпрыгивали, всячески изворачивались.

Квини в первый раз видела своего мужа танцующим. Он был такой гибкий. Он был дик. Его удивительные глаза сверкали. Он танцевал свою жизнь, с которой боялся расстаться уже в этот вечер. От подъема родео, казалось, уже ничего не осталось. Квини в художественной школе на праздниках танцевала только твист. Но то, что в шейке было связано с ее натурой, она подхватила с ходу, и ее податливое тело нашло в этом танце себя, заиграло для Джо Кинга. Для Джо Кинга, которого она знала, как Стоунхорна, как Инеа-хе-юкана, как сына прерий, чьи предки уже давно, а братья еще и сегодня дни и ночи колотят в барабаны при танцах.

Джо и Квини танцевали на подиуме вдвоем.

Майк в одиночестве стоял с букетом и растерянно озирался.

— Молодая женщина превосходно танцует, — пробормотал себе под нос Хаверман.

— Простите, что?

— Чудесно, миссис Карсон. Танцует как индейская богиня, которая выставлена на обозрение и все же не лишилась своей тайны.

— Хаверман!

— Простите, что?

— Век живи — век учись. Где это вы видали танцующую богиню?

— У миссис Холи есть бронзовая статуэтка.

— Ах, вот что. У нее есть еще и ацтекский божок. Что вы думаете о Джо?

— По-моему, не подходит. Ацтеки были кровожадным народом.

— Испанцы — не менее. Ой, их уже нет!

С последним звуком ударных инструментов Джо и Квини исчезли с подиума, и их было трудно снова найти в переполненном зале.

Они встали позади буфетной стойки, неподалеку от двух боковых дверей наружу, и они говорили друг с другом на родном языке, которого никто из белых не понимал.

— Майк этой его выходкой оставил мне, по его мнению, один единственный выход, — сказал Стоунхорн. — Он предоставил мне свободу остаться одним из них… или снова стать… К тебе он, очевидно, относится хорошо, ты нравишься ему. Ты привлекательна; наверное, он считает тебя интеллигентной и нас вместе переносит не так-то легко. И он, собака, демонстрирует все это на глазах полиции в штатском, которая за ним наблюдает и за мной, несомненно, — тоже. Проба сил — это по нему. Они будут еще раз совещаться и спорить, эти тайные судьи, и наверняка должны будут признать, что я никогда не плясал под их дудку, также и теперь не буду. Следовательно, они дают мне шанс и, вероятно, принесут меня в жертву Джеймсу… или даже Дженни, в чем я сомневаюсь… но если я хоть малейший знак подам, что я не хочу к ним обратно, тогда начнется другой танец и тогда заиграют другие инструменты, не гитары. Майк уже проявляет беспокойство у желтых роз.

— Не уйти ли нам, Инеа-хе-юкан?

— Потом я бы уже не хотел к этому возвращаться. А тебя Рассел может доставить к Элку, это было бы самое благоразумное.

— Уже сразу наружу, на свежий воздух? — вмешался посторонний голос.

Квини обернулась: перед ней стоял Джеймс. Кровь бросилась у нее к щекам: она ненавидела его. Джеймс был индеец. Поэтому она ненавидела его вдвойне: он был позором своего народа.

— По бренди, а? — Он велел налить три двойных, а здание, казалось, медленно раскачивалось вместе с танцующими.

— Надеюсь, три для тебя не слишком много, — ответил Джо. — Мы не пьем. Мы индейцы резервации, нам запрещено пить бренди, и мы благовоспитанные.

— Ты производишь на меня впечатление.

Джеймс не обратил внимания на предостережение Джо и опрокинул три стакана один за другим.

— За здоровье Кинга и Квини! Идемте же со мной за наш стол. Там много старых знакомых.

— Хорошо. Квини, я хочу еще раз поблагодарить Майка.

Все трое проворно пробрались сквозь толпу. Квини не одобряла решения мужа, но она подчинилась и в этот раз.

За бандитским столом с начала танцев освободилось много мест. Квини села рядом с Майком, который в сравнении с Джеймсом и Дженни казался ей ангелом-хранителем, хотя Стоунхорн говорил, что именно Майк его и преследует. Мир, в который она тут попала, был для нее чужд. Верх и низ менялись местами, черное превращалось в белое.

Джо пренебрег скамьей и табуретом и опустился на ящик в углу, подвинув его сначала сантиметра на два. Это был ящик, в котором, видимо, находились автоматические пистолеты. Теперь он установил точно, что сразу же за ящиком, недалеко от угла, находится один из запасных выходов, обозначение его было, однако, закрыто.

Майк взглянул на Джо, высоко подняв брови.

— Почему ты уселся в углу?

— Потому, что тут мое место.

Майк был недоволен. Он чувствовал, что его уловка разгадана.

— Слишком умные дети рано умирают. Это старая истина.

— Это уж как мне повезет, Майк! Что касается меня… глупым родился и немногому научился.

— Можно и со стороны нахвататься.

— «Канзас-Сити!» 26 — взывали между тем танцоры.

Морское чудище подошел к микрофону:

— Халли-галли! Выбирают дамы!

Дженни пригласил Джо на танец и потряс при этом своими пышными локонами.

Джо понял намерение: Дженни хочет его убрать с ящика. С саркастической усмешкой Джо принял приглашение. Он подал знак Квини, и та уселась на ящик.

Джеймс и Майк приглашали танцевать и ее. Но она отказалась:

— Дамский танец, вы, люди!

Она сказала это совершенно спокойно, хотя у нее от страха сжималось сердце.

Никто не мог точно сказать, откуда появился молодой человек, который вдруг сел рядом с Квини: с приветливой улыбкой и с недвусмысленным жестом — рука на рукоятке револьвера.

Благодушное настроение Майка сменилось приступом ярости.

— Решено, — сказал он.

Дженни и Стоунхорн продолжали танцевать.

Квини могла их обоих видеть, ведь все расступились вокруг этой пары. Майк и его друзья за бандитским столом подмигивали друг другу, отпуская грязные замечания, и наблюдали. На Джо не было ни куртки, ни шляпы, ни шейного платка, и его темная ковбойская рубашка была расстегнута. Это был знак того, что он ожидает схватки; все, кто его знал, понимали это.

Главное в танце — быстрые ритмичные движения ног, в этом Джо был мастер. Глаза он держал опущенными. Время от времени он делал легкое движение рукой, и Дженни каждый раз вздрагивал: опасался оружия и хватался за свое. Но дальше этого не шло. Дженни ускорял движения, сбивался с такта. Он нервничал. Джо улыбался, хотя тоже был неспокоен. Когда музыка смолкла, все продолжали хлопать в ладоши и свистеть, и Джо откликнулся резким свистом. Дженни пришлось продолжать танец. Джо не спускал с Дженни глаз, потому что он никогда не был уверен, что может прийти в голову его врага.