Боги ждут жертв - Кинжалов Ростислав Васильевич (лучшие книги читать онлайн txt) 📗

Когда солнце стало прямо над головой, отец решил, что уже можно и отдохнуть. Они перебрались с поля в тень деревьев, легли, раскинув руки и ноги, на землю. Хун-Ахау тяжело дышал: нет, не легко быть взрослым!

Отец достал из кустов поставленную туда с утра тыквенную бутылку с кейем [8], запрокинул голову, отхлебнул раз, другой, третий… Кадык на его тощей шее прыгал с каждым глотком. И при виде этого у Хун-Ахау пропала усталость: он должен работать больше и лучше, чтобы отцу было легче.

Ах-Чамаль протянул ему бутылку:

– Пей, сынок!

Хун-Ахау покачал головой, хотя горло его сводила жажда.

– Нет, отец мой, я должен быть воздержанным, ведь скоро я буду проходить через посвящение!

Ах-Чамаль одобрительно посмотрел на сына, но не сказал ни слова.

Время отдыха пролетело быстро, и отец с сыном снова принялись за работу. Воздух замер, нет ни малейшего ветерка, солнце палит беспощадно. Пот струится по загорелым лицам. Десятый стебель… сороковой… сто шестидесятый…

Когда Кинич-Как-Мо проделал большую часть своего небесного пути, отец прекратил работу. Несколько минут он молча смотрел, как работает сын, а затем ласково коснулся его согнутой спины.

– Идем домой, сынок! На сегодня хватит!

Перед возвращением они заботливо поправили ограждения около участка, сделанные от набегов диких свиней. Для них нет ничего более вкусного, чем зреющие початки ишима. А теперь можно было не спеша тронуться в путь. Как хорошо возвращаться домой после трудового дня под вечереющим небом! Солнце золотит кроны деревьев, но внизу, между стволами, уже лежит прохладная тень. Дорога к дому всегда короче, а ноги по ней идут быстрее!

Голова Хун-Ахау была по-прежнему заполнена размышлениями о странствованиях его прапрадеда.

– Отец мой, – обратился он к Ах-Чамалю, – а теперь, в наше время, можно совершить такое же путешествие, как совершил наш предок?

Отец чуть заметно улыбнулся.

– Тебе хотелось бы пуститься в странствование, бросить родное селение, семью? Оказаться среди чужих людей? Зачем? Нет, сынок, тебе суждено другое: ты будешь великим воином! Мне это не нравится, потому что нет ничего лучше работы простого земледельца. Знатные и богатые всегда в беспокойстве! Но такова судьба!

– А почему я, сын земледельца и сам земледелец, буду воином? – спросил Хун-Ахау, удивленный последними словами отца, потому что он никогда не слышал раньше об этом.

– Когда совершался обряд хецмека [9], ты ухватился прежде всего за копье, а это верный признак. Кроме того, ты родился в день «Одного владыки», имя которого ты и носишь, а рожденный в этот день станет «великий воином, дерзким, смелым» – так говорил наш жрец, заглянув в священные книги [10]. Вот что суждено тебе!

– Нет, отец мой, я не хочу быть воином, – взволнованно воскликнул Хун-Ахау, – я буду таким же земледельцем, как ты!

Отец покачал головой.

– Нет, сынок, от судьбы не уйдешь! Она уже определена тем днем, в который ты родился! Но зачем нам горячиться из-за того, что еще скрыто во тьме будущеего? Когда будет собран урожай, мы отпразднуем твое совершеннолетие и подыщем тебе невесту – вот что ждет тебя в ближайшие дни! А когда подойдет предназначенное, то оно совершится, что бы ни хотел человек. Такова воля богов!

Они подошли к своему дому. После купания в горячей воде, заботливо приготовленной матерью, работники уселись ужинать. На этот раз Хун-Ахау получил кроме лепешки еще плошку вареной фасоли и, стараясь порадовать мать, по-мальчишески похлопал себя по животу, чтобы показать ей, как он сыт. Ее мимолетная улыбка вполне вознаградила юношу за последовавший вслед за его жестом строгий окрик отца.

Начало темнеть, и Хун-Ахау боролся с двумя противоречивыми желаниями: пораньше лечь спать или поболтать со своими сверстниками, рассказать им историю каменной головы. Неожиданно в дверях хижины показался вестник селения – высокий суровый мужчина. Отец и мать тревожно переглянулись: что нужно от их семьи батабу? За прошлый год подать внесена полностью, за этот год ее собирать рано – во всем доме осталось запасов на неделю-другую. Что же тогда? Какая-нибудь чрезвычайная работа?

Ах-Чамаль и Иш-Субин встали, поклонились вестнику, тот ответил небрежным кивком.

– Батаб приказал, чтобы ты завтра со старшим сыном отнес в Ололтун [11], ко двору великого правителя, индюшечьи яйца. От управляющего хозяйством дворца получишь расколотые бирки и принесешь обратно, – отрывисто сказал вестник. – Вот что приказал батаб! Ты понял?

– Воля батаба будет исполнена, – тихо ответил отец.

– Да пошлют вам боги спокойной ночи, – сказал, уходя, вестник.

– И тебе также, – в один голос воскликнули обрадованные отец и мать. Ничего страшного не случилось. Будет занят лишь один день; уборке урожая это не помешает.

Скоро в хижине стихло, все обитатели ее спали. Ровно дышали набегавшиеся за день малыши, иногда постанывал во сне отец. Хун-Ахау улыбался: ему снилась быстрая река, по которой он плыл в лодке навстречу чему-то неизвестному, но радостному…

Глава вторая

ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ ГОРОД ОЛОЛТУН

На следующий день, ранним утром, отец и сын, получив в кладовой батаба две большие корзины с яйцами, шагали в Ололтун – резиденцию великого правителя.

Ноша не была тяжелой, и Хун-Ахау был счастлив. Он никогда еще не был в столице, но давно мечтал увидеть этот великолепный город. А теперь, благодаря неожиданному поручению батаба, он сможет увидеть даже дворец! Разве это не счастье?

Ах-Чамаль молчал, пока они не выбрались с тропинки на широкую, мощеную и покрытую ровным слоем известки дорогу. Утерев со лба пот, он сказал:

– Будь осторожен, Хун-Ахау! Если разобьешь яйца, нам не миновать беды! Палка управляющего хозяйством дворца умеет кусаться точно так же, как и палка батаба!

– Почему же ты не предупредил меня раньше, отец, – искренне удивился Хун-Ахау, – уж где я мог споткнуться, так это на тропинке, а не здесь, на белой дороге [13].

– Скажи я тебе это перед тропинкой, ты обязательно споткнулся бы там; нельзя предупреждать перед трудным, а надо после него. Теперь, зная, что трудное пройдено, ты спокойно пройдешь легкое, – наставительно ответил отец.

Ах-Чамаль любил поучать своего первенца.

По ровной широкой дороге шагалось легко. Хун-Ахау вспомнил жалобы односельчан, когда батаб посылал их на починку старых или постройку новых дорог. «Нет, – решил мысленно он, – пусть это работа тяжелая, но она нужная. Как трудно было бы идти нам, если бы здесь была только тропинка. Хорошая вещь – большая дорога».

Отец, по-видимому, тоже был доволен; он мурлыкал себе под нос какую-то неприхотливую песенку. С боковых тропинок на дорогу вливались все новые и новые группы людей и двигались по направлению к городу.

Быстрым упругим шагом прошли четыре носильщика, держа на плечах открытые носилки. В них важно сидел толстый молодой мужчина – очевидно, батаб какого-нибудь селения. Над головой его в такт шагам носильщиков мерно покачивались перья пышного плюмажа. Вельможа, обмахиваясь веером, глядел вперед, не обращая внимания на поспешно освобождавших дорогу путников. За носилками шли воин с копьем и два раба с припасами. Воин протяжно зевал, а один из рабов поспешно что-то жевал, стараясь, чтобы никто этого не заметил.

Через час или полтора пути дорога свернула в сторону, взбежала вверх по отлогому склону холма и словно остановилась в раздумье на минуту на его вершине, прежде чем ринуться, петляя, вниз. Когда Хун-Ахау с отцом поднялись на вершину, перед их глазами внезапно появилась долина, похожая на гигантскую круглую чашу. В середине ее рассекал небольшой быстрый поток. Вся долина и спускающиеся к ней уступами склоны окружающих холмов были покрыты величественными зданиями. В прозрачном утреннем воздухе, пронизанном косыми лучами восходящего солнца, они были видны особенно отчетливо.