Ориноко - Фидлер Аркадий (читать книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
— Кто потерял сознание? — спросил я.
— Я думал, ты… — пробормотал Арнак по-английски.
Как же я был благодарен ему за этот ответ на родном моем языке!
Он коснулся моего лба; в то же время я почувствовал крепкое, нежное пожатие руки — это была Ласана. Я пришел в себя. Силы вернулись ко мне.
Все стояли как и прежде: Манаури с насмешливым выражением лица, Арасибо — взволнованный, с горящим взглядом.
— Карапана? Он смеется над вашим посланием! — упрямо одно и то же повторял вождь. — Он смеется над вашим ягуаром! Смеется прямо вам в глаза! Смеется! Ха, ха!.. — И тут же изменившимся голосом: — Выход один — пуля в лоб!
Арасибо лихорадочно замахал руками на Манаури, пытаясь прервать этот поток язвительности, и обратился к Арнаку:
— Я знаю Карапану как свои пять пальцев! — Голос у него сорвался. — Я знаю его насквозь как облупленного.
— О-ей! — согласился Арнак, озадаченный его горячностью.
— Говори, Арнак, как он выглядел, когда принимал вас, когда смеялся! Какой он был?
— Какой? Как всегда…
— А кадык у него прыгал вверх-вниз, вверх-вниз? ты не заметил?
— Прыгал, противно прыгал!
— Как крыса в клетке, прыгал? Вверх-вниз?
— О-ей, как крыса в клетке, настоящая крыса…
— Ты не путаешь?
— Нет!
Арасибо медленно повернул к Манаури лицо, перекошенное злобой и презрением.
— Слышишь, что говорит Арнак?
— Слышу! — буркнул вождь. — Ну и что?
— А то, что шаман смеялся только губами, а в сердце у него таился страх! Я знаю эту погань! Если кадык у него прыгает вверх-вниз, значит, шаман встревожен…
Слова калеки произвели впечатление. И лишь Манаури продолжал стоять на своем.
— Все равно он смеялся, смеялся!..
— Он боялся! — крикнул Арасибо.
— Смеялся! — еще громче выкрикнул вождь.
— Нет, боялся, он испугался!
Они стояли друг против друга яростные, охваченные непостижимым, бессмысленным бешенством, пожирая один другого глазами, полными ожесточения.
Мне опять становилось дурно, по телу разливались слабость и брезгливое омерзение. Кровь отливала от головы, в глазах темнело.
— Хватит! — застонал я из последних сил.
Они посмотрели на меня смущенно и, устыдившись, смирили свой гнев, притихли, лица их разгладились.
— Пойдем отсюда, — шепнул Арнак, — пусть он уснет.
Они вышли. Осталась одна Ласана. Она подошла к моему ложу, стала на колени, склонилась. В добрых влажных глазах ее — тревога и бесконечная преданность. Сейчас глаза ее более чем прекрасны: в них материнство. Это человек добрый и верный. Но близкий ли? Понимает ли она, что именно вселяет в меня ужас? Понимает ли, как тяготит меня чуждый их мир, мир вражды и предрассудков?
— Меня душит… — простонал я.
Наклонившись ближе, она изучающе взглянула мне в глаза. Волосы ее падали мне на лицо. От них исходил двойственный аромат: теплый запах женщины и тяжкий дух диких джунглей. Ласана заметила, вероятно, мою гримасу и встревожилась.
— Что тебя душит? — спросила она мягко.
— Их ненависть.
— Чья? Карапаны?
— Не только Карапаны: Манаури, Арасибо…
С минуту она молчала, задумавшись, лотом решительно проговорила:
— Во мне ненависти нет!
— Меня убивает их злоба, их вражда! — не смог скрыть я печали.
— Ян, во мне нет вражды! Во мне нет злобы!
— Ах, Ласана, понимаешь ли ты меня? Меня удручает их темнота, их предрассудки ввергают во мрак…
— Во мне все светло, Ян! Солнечно… Я понимаю тебя!
— Ты вместе с ними!
— Нет, Ян, я с тобой!
Голос ее был полон нежности. Она не позволила себя оттолкнуть. Она боролась за свое место подле меня. Глаза ее расширились. Взгляды наши встретились. Кровь снова запульсировала в моих жилах. Я положил руку ей на плечо, и это было как прикосновение к самой жизни. Живительный поток тепла передавался от нее ко мне.
На следующий день, проспав более десяти часов кряду крепким сном, я пробудился, чувствуя себя окрепшим и почти здоровым. Встав с постели, я на несколько минут вышел во двор. От подавленного настроения предыдущего дня не осталось и следа, в меня вселился новый дух.
На шесте высотой в полтора человеческих роста, вбитом в землю шагах в двадцати от моей хижины, торчал череп ягуара. Муравьи в муравейнике очистили его до блеска, и он ярко белел, хищно сверкая грозными клыками. Левая, «моя», глазница чернела пустой впадиной, зато правая, залепленная глиной и щепками, была слепой и на расстоянии почти невидимой. Можно было полагать, что это всего лишь наш родовой знак, а ведь мы наделили его силой магической западни, призванной изловить, сломать и уничтожить врага. Глядя на это творение рук Арасибо, я невольно содрогнулся.
Сам Арасибо притаился поблизости и, едва завидя меня, прихрамывая, вышел из укрытия навстречу. Безобразная физиономия его расплывалась в радостной улыбке.
— Видишь, как красиво висит? — оживленно приветствовал он меня. — Я хорошо его стерегу!
Череп левой своей глазницей был обращен в сторону Серимы и хижины Карапаны. Между самим селением и нами росли деревья не вырубленного здесь леса, узким языком доходившего до берега реки, и за этой преградой деревни, конечно, не было видно, но череп скалил клыки именно в ту сторону.
Арасибо был сегодня на редкость весел.
— Ты чему радуешься? — поинтересовался я.
— Радуюсь! — ответил он с таинственной миной и, не скрывая торжества, хвастливо указал большим пальцем руки на одноглазый череп. — Карапана бесится! Слышишь мараку?
Несколько соседей вышли из хижин и приблизились к нам. Все они были необычайно возбуждены и подтвердили: да, шаман бесится! Как только Арасибо выставил череп, Карапана сразу же об этом узнал от своих лазутчиков и немедля принялся изгонять злых духов, отводить от себя дурной глаз. Он впал в транс, стал как одержимый носиться в бешеной пляске вокруг своего обрядового шалаша и, не сомкнув глаз всю ночь, продолжал пляску и сейчас. При этом он выкрикивал страшные заклятья, дергался в судорогах, брызгал слюной.
Какой-то рокот и гул шаманского бубна действительно непрестанно разносились по всему селению. Людей в Сериме обуял ужас…
— Что такое марака?
— О, это самое главное оружие шамана!..
Оказалось, марака — это пустой твердый плод с насыпанными внутрь камушками, попросту говоря — погремушка, но, поди ж ты, обладающая невероятной магической силой.
— Ему ничто теперь не поможет! — хихикал Арасибо, и лицо его пылало ненавистью и злобной радостью. — Добрались мы до него, Белый Ягуар, добрались! И теперь не выпустим!
— Разве это от нас зависит? — усомнился я.
— От глаза ягуара зависит! — воскликнул он торжествующе. — Глаз его не выпустит.
— А может, он вырвется?
— Не вырвется! Будет теперь метаться до потери сознания, свалится как дохлая собака, опять вскочит, снова будет метаться, опять свалится без сил, и так до конца…
— Умрет?
— Умрет. Потеряет разум, потом у него лопнет сердце, и он умрет…
Арасибо, жаждавший отмщения за нанесенные некогда ему обиды, буквально упивался муками поверженного врага, но многие члены нашего рода не разделяли его настроений. У них цепенели сердца от ужаса, вселяемого Карапаной, и от страха, что шаман, пусть он даже потом и погибнет, в своем безумстве может натворить много страшных бед. Бешеная собака и та опасна, а безумный шаман?! Они боялись, Арасибо — нет; он торжествовал.
— Мы добрались до него! — скрипел он зубами. — Череп убьет его!
Мать Ласаны, завидя меня на поляне, прибежала и, сердито отчитав, загнала в постель. После нескольких часов отдыха я все-таки не выдержал и под вечер опять встал. Чувствовал я себя почти здоровым.
Издали, из-за леса, со стороны Серимы, неустанно доносился глухой рокот бубна. Мы втроем — Арнак, Арасибо и я — отправились на разведку. Поскольку оправился я еще не совсем, шли не торопясь. Я прихватил подзорную трубу, остальные — ружья.
Миновав лес, отделявший наши хижины от Серимы, мы остановились на опушке, укрывшись от глаз жителей селения. Хижина Карапаны стояла в стороне справа, недалеко от леса. На удалении примерно в триста шагов она была перед нами как на ладони.
