Завещание Инки - Май Карл Фридрих (книги бесплатно без txt) 📗

Самые бедные в пампе, а одновременно и самые большие ее труженики, — конечно, гаучо. Это слово попало в испанский язык из языка индейцев и произносится оно в Аргентине, вообще говоря, несколько по-иному, чем мы обычно это делаем, через небольшую паузу, вот так: «гау-чо», с точки зрения правильности, так его надо бы и писать, но, как известно, слова порой живут по своим собственным законам, особенно при переходе из одного языка в другой. Приходится этим законам следовать. Итак, пишем без всяких пауз «гаучо», и все.

Аргентинские гаучо, как правило, метисы и чрезвычайно гордятся своим происхождением от сыновей далекой Испании, несмотря на то, что их затерявшиеся в глубине веков европейские предки, некогда полюбившие прекрасных индеанок, не оставили своим южноамериканским потомкам ничего, часто даже собственного имени. Кроме несколько гипертрофированного чувства собственного достоинства, гаучо унаследовали от своих испанских предков, пожалуй, еще одно свойство человеческой натуры, — необыкновенное, неукротимое свободолюбие. Эти два качества, соприкоснувшись друг с другом, создали в условиях крайней бедности характер независимый и вспыльчивый. Я имею в виду, конечно, его, так сказать, типические черты, свойственные одному человеку в большей степени, другому — в меньшей. Но, так или иначе, а все гаучо — очень гордые люди, именуют и себя и друг друга «кабальеро» [28], сами очень вежливы и невежливости по отношению к себе не выносят и не прощают. Тут стоит заметить, что в данном случае под вежливостью понимается не совсем, конечно, то же самое, что в Европе, но главное, что стоит усвоить, на всякий случай, — никогда не стоит с гаучо вести себя хотя бы в чем-то вызывающе. Самый распоследний оборванец, если он гаучо, обращается к другому не иначе, как «ваша милость», запросто вставляет в свою речь разные изысканные по форме словесные обороты, невзирая на недостаток, а то и вовсе отсутствие образования. Парадокс, но это так. Те из европейцев, кто вздумает относиться к этим людям «по одежке», совершат огромную ошибку. Если вы тоже придерживаетесь этого ошибочного правила при знакомстве с новыми людьми, то рискуете, как минимум, услышать какую-нибудь грубость в свой адрес, к которой гаучо переходят от рафинированной вежливости так же легко и не раздумывая, как дают шпоры своим лошадям. А если уж гаучо, разгневавшись, перешел с вами на язык проклятий, то, учтите, тут и до удара ножом недалеко. Надеюсь, чувство меры не откажет вам в подобной ситуации, если вы, не дай Бог, в ней случайно окажетесь. Помните: остановиться никогда не поздно, и гаучо. вполне может оценить ваше великодушие и готовность прощать.

Если же вы с самого начала знакомства относитесь к этим людям с достаточным уважением и терпимостью, то вполне можете рассчитывать на… — нет, не простую любезность, а на гораздо большее — искреннюю доброжелательность, привязанность и даже, может быть, любовь. Гаучо могут стать вашими самыми верными друзьями на всю жизнь. В качестве примера расскажу одну небольшую историю. Один гаучо, настолько бедный, что у него в доме не было даже ни одной скамеечки, а в качестве стула он использовал лошадиный череп, когда узнал, что у некоего путешественника-иностранца где-то в пампе выпали из кармана часы, и тот страшно огорчен, целый день скакал по округе от одного ранчо к другому и ко всем встречавшимся ему людям обращался с одним и тем же наивным вопросом: не попадались ли кому случайно на глаза часы в траве. Но самое удивительное, что часы он эти все-таки нашел, хотя это было настолько же маловероятно, как и обнаружить пресловутую иголку в не менее одиозном стоге сена. Видно, фортуна все же особо благоволит к людям, чистым душой. Рассеянный европеец тем временем уже махнул рукой на свою пропажу и почти совсем забыл о ней. Он был уже довольно далеко от того места, где обнаружил пропажу часов, и гаучо скакал целых два дня, чтобы догнать его. Когда же растроганный до глубины души путешественник попытался предложить этому бедняку денежное вознаграждение, тот, не произнеся в ответ ни слова, тут же резко развернулся и умчался обратно в пампу… Вот такая красивая и трогательная история.

С детства ездящие верхом, гаучо — искусные и неутомимые наездники. В этом они равны таким признанным всеми мастерами верховой езды, как вестмены и индейцы Северной Америки. Гаучо чаще всего можно найти в двух местах — или дома, или в седле, причем мальчика в седле можно искать лет так, примерно, с двух. А в более старшем возрасте девочки, выросшие на ранчо, очень часто не уступают своим сверстникам в умении держаться на лошади. Женщины пампы скачут так же залихватски, как и их мужья, сидя в седле на мужской манер. Нередко можно видеть, как семейная пара садится на одну лошадь вместе, но спинами друг к другу, лицо женщины при этом обращено назад, а сама она держится на лошади без всяких специальных для этого приспособлений. И вот в таком странном, на взгляд европейца, тандеме эти двое умудряются еще и мчаться галопом.

Но кое в чем гаучо заслуживают порицания. Например, они весьма жестоко обращаются со своими лошадьми. Гаучо ничего не стоит водрузить седло на израненную, больную спину лошади, да еще после этого резко дать ей шпоры. Лошадь надолго запоминает эту боль, и она просто безумеет, когда видит гаучо с лассо в руках. Даже еще не осознав, чем именно для нее чревата эта крутящаяся веревка, ясно понимает по угрожающей позе человека, что добра от него не жди. Если в результате яростного сопротивления животного гаучо в конце концов задушит петлей веревки лошадь, он не только ее не пожалеет, но даже из-за того, что его собственные усилия пропали даром, нисколько не огорчится. Табуны в пампе не считаны, и он совершенно равнодушно начнет отлов другой лошади, оставив загубленную на съедение стервятникам. И если вам уже приходилось слышать о том, что пампа просто усеяна лошадиными скелетами, поверьте, это никакое не преувеличение — так оно и есть.

Жизнь однообразная, суровая, монотонная, отдаленность от школ и прочих очагов цивилизации, невозможность при таком образе жизни получить хотя бы элементарное образование, постоянное общение с полудикими животными, конечно, сказываются, на психологии и поведении гаучо. Тонкие материи ему непонятны и недоступны. И это, как я предполагаю, одна из причин того, что в Аргентине постоянно происходят то революции, то мятежи, а если и не происходят, то все равно идет какое-нибудь брожение, зреют заговоры, за которыми непременно следуют новые катаклизмы в жизни общества. Исходный же импульс этого брожения, если глубоко разобраться, — горячность и постоянная готовность гаучо при малейшем намеке на то, что его честь как-то задета, выхватить из-за пояса свой револьвер. И чем чаще это происходит, тем, естественно, быстрее и шире, вплоть до высших слоев общества, распространяется всякого рода нетерпимость к чужому мнению или действию. Вот и получается, что каждая очередная перетряска в правительстве, — не что иное, как вполне логичное завершение цепочки событий, начавшейся с угрожающего размахивания револьвером по любому поводу и вовсе без оного, хотя внешне пастух из пампы и государственный чиновник или армейский офицер вроде бы ничем между собой не связаны.

Однако я, кажется, увлекся. Пора, однако, после столь пространного отступления о своеобразии гаучо как человеческого типа вернуться к нашей классификации поселений в пампе.

Итак, второй их вид — асиенда. Асьендеро — владельцы асиенд — занимаются земледелием и животноводством, изредка держат лошадиные табуны.

Третий вид — эстансия. Эстансьеро не занимаются земледелием совершенно. Их дело — разведение животных, и они — основные работодатели для гаучо. Стада самых богатых эстансьеро насчитывают иногда сотни тысяч голов крупного рогатого скота или лошадей, а также овец.

Круглый год, несмотря ни на какие погодные катаклизмы, эти животные пребывают под открытым небом. Границы между огромными по площади владениями в пампе никак не обозначаются, стада и табуны часто смешиваются. Поэтому все хозяева метят своих животных особым тавром. Изображение, аналогичное тому, что используется в качестве тавра, непременно украшает и ворота на эстансию как своего рода герб хозяина.