Сын племени Навахов - Шульц Джеймс Виллард (читать книги бесплатно полные версии txt) 📗
— Войди! — отозвалась она.
Я отодвинул висевшую в дверях занавеску и вошел в темную душную комнату.
— Вижу, ты поймал кролика, — сказала она. — Я знала, что неудачи быть не может. И вернулся ты рано.
Она встала, подошла к двери, выходившей в соседнюю комнату, и слегка отодвинула решетку из ивовых прутьев. Потом знаком подозвала меня и велела бросить кролика змее. Когда он мягко шлепнулся на земляной пол, я услышал, как застучали погремушки на хвосте священной змеи. Мурашки пробежали у меня по спине.
Сделав свое дело, я хотел поскорее выйти на свежий воздух, но Поаниу задержала меня и заставила опуститься на колени перед решеткой. Я услышал ее бормотанье; она произносила какие-то непонятные слова, а я думал только о том, как бы отсюда уйти. Змея внушала мне отвращение, бормотанье старухи казалось смешным, но я молчал, опасаясь ее рассердить. Я знал, что Поаниу желает мне добра, и не хотел лишиться ее дружбы. Наконец она меня отпустила.
В этот день мы закончили посев маиса, а на следующий день пошли помогать Кутове. Его поле находилось к югу от пуэбло, у подножья утесов, образующих восточную стену каньона. С востока к нему примыкало поле нашего военного вождя Огоуозы, который работал вместе со своей женой и дочерью. К западу находилось поле Тэтиа; его возделывала вдова Тэтиа, ее два сына и племянник Огота. За полем начинались густые заросли, которые тянулись на север и спускались к берегу реки. На утесах находился южный отряд воинов; мы ясно могли их разглядеть: одни стояли, другие сидели у самого края пропасти.
До нас доносились голоса людей, работающих на поле Тэтиа. По-видимому, Огота был чем-то очень доволен: он пел, смеялся, приплясывал. Потом громко сказал:
— Ну, Тэтиа, завтра вечером члены Патуабу соберутся на совещание. Я знаю, чем кончится дело: этих двоих они приговорят к смерти. Так мне сказали мои друзья. Как бы я хотел, чтобы поскорее настало завтра!
Мы не слышали, что ответила ему женщина. Начитима и Кутова приказали мне притвориться, будто я ничего не слышал, но я и не собирался вступать с ним в пререкания. Огота высказал вслух то, о чем я все время думал. Я боялся, что мне и брату осталось жить два дня. Хотя при нас Начитима храбрился, но я видел, что он тоже очень встревожен и со страхом думает о завтрашнем дне. Он не знал, кто из членов Патуабу будет на нашей стороне. Даже женам своим они редко говорили о том, какое решение думают принять. Обычно они прислушивались к разговорам, но сами молчали.
Чоромана стояла в нескольких шагах от меня. Подойдя ко мне ближе, она шепнула:
— Быть может, Огота знает, какой приговор вынесет Патуабу. Уампус, не подвергай себя опасности! Уйди и спрячься где-нибудь поблизости, а мы дадим тебе знать, какое решение будет принято. Если тебя приговорят к смерти, тогда, Уампус, мы трое — ты, твой брат и я покинем Покводж и никогда сюда не вернемся.
Я покачал головой:
— Нет, Чоромана, это было бы трусостью. Я не могу уйти тайком из Покводжа…
Я не успел договорить, так как в эту минуту раздались громкие крики и пение. Из зарослей, покрывавших склон горы, выскочили воины и бросились по направлению к пуэбло. Люди, работавшие на соседних полях, бежали впереди.
10. НОВЫЙ ВОЕННЫЙ ВОЖДЬ
Да, снова услышал я в долине Покводж пронзительный боевой клич и военную песню моего родного народа — навахов. Это был тот самый отряд, который угнал наших лошадей.
Со всех сторон бежали по направлению к пуэбло люди, работавшие на полях. К ним присоединились и три сторожевых отряда. Мы знали, что пуэбло не выдержит натиска, так как там оставались только старики, женщины и дети. Несколько женщин влезли на крыши домов по обеим сторонам узкого прохода; остальные баррикадировали вход в пуэбло. Но я не надеялся на то, чтобы им удалось до нашего прихода удержать неприятеля за стенами пуэбло. Я сказал брату, не отстававшему от меня ни на шаг:
— Беги как можно быстрее! Когда мы подбежим ближе, крикни навахам, чтобы они перестали драться и заключили мир с тэва. Если наш дядя находится среди нападающих, мы обратимся к нему, потому что он любил нашу мать.
Мы пятеро бежали рядом — Огоуоза, Начитима, Кутова, брат и я. Справа от нас мужчины отдельными группами тоже бежали на защиту пуэбло, а наши помощницы женщины отстали. Оготы с нами не было. Оглянувшись на бегу, я увидел, что он бежит рядом с Чороманой. Южный сторожевой отряд уже спустился с утесов и догонял нас.
Мы находились на расстоянии нескольких сот шагов от пуэбло, когда навахи подошли к забаррикадированному входу и вступили в бой с первыми прибежавшими с поля работниками. Многих уложили они на месте дубинками и копьями. Мы знали, что Покводж навеки для нас потерян, если навахи успеют разобрать бревна, загромождавшие вход. Но мудрыми людьми были те, что строили это пуэбло. Крыши домов, ближайших к проходу, они подперли толстыми тяжелыми бревнами, а на крышах разложили длинными рядами большие камни. В случае нападения эти камни можно было сбрасывать вниз.
Когда навахи столпились в проходе, старики и несколько юношей начали стрелять в них из луков, а женщины, поднявшись на крыши домов, сбрасывали камни. К краям крыш они не подходили и, следовательно, могли не опасаться стрел. Но навахи понимали, что с женщинами справиться легче, чем с воинами, защищавшими проход, и вскоре придумали способ, как до них добраться. Человек пять или шесть подбежали к находившемуся неподалеку сараю, сорвали с крыши несколько тяжелых шестов и, прислонив их к стене, окружавшей пуэбло, начали по ним карабкаться на стену. Как раз в эту минуту мы и другие работники подбежали ближе, и Огоуоза закричал:
— Стреляйте в тех, кто карабкается на стену!
Но мы с братом стрелять не стали. Воины испугались падавших с крыш камней и выбежали из прохода. Их вождь, Горб Бизона (мы с братом сразу его узнали), скомандовал:
— Сюда! Защищайте воинов, которые по шестам влезают на стену! Они пробьют для нас дорогу к пуэбло!
Мы подбежали к нему, называя его по имени и умоляя прекратить бой и заключить мир. На языке тэва я обратился с той же просьбой к Огоуозе, но в пылу битвы вожди нас не слышали.
— Кричи громче! Беги быстрее! — понукал я брата.
Вдруг я заметил, что один из навахов прицелился, как показалось мне, в меня. Но стрела вонзилась в грудь брата, и он упал, широко раскинув руки. Я остановился. Увидев, как побелело его лицо, я понял, что он мертв. И в это мгновение угасла в моем сердце любовь к родному народу, ее сменила ненависть. Я выстрелил из ружья в навахов, толпившихся у подножия стены, потом бросил ружье на землю и взял лук и стрелы брата. Наклонившись к Одинокому Утесу, я крикнул, словно он мог меня услышать:
— Я отомщу за тебя!
И я побежал за нашим военным вождем.
Между тем женщины заметили, что враги пытаются взобраться на крыши домов. Некоторые, подбежав к краю крыши, уцепились за концы шестов и пытались их раскачивать, другие стали швырять камни. Но воины, находившиеся внизу, крепко держали шесты. Две женщины были убиты, а остальные испугались и спустились вниз, к старикам, защищавшим проход.
К тому времени почти все тэва, работавшие в полях, прибежали к стенам пуэбло, но неприятель превосходил нас численностью. Навахи стреляли в нас из луков, метали копья, размахивали ружьями, как дубинками. Я пробился вперед, к Огоуозе. Вокруг нас толпились люди, и было так тесно, что я не мог стрелять из лука. Вдруг я обо что-то споткнулся и, наклонившись увидел валявшуюся на земле палицу. Убитый воин еще сжимал в руке петлю, прикрепленную к ней. Я отбросил лук и стрелы и поднял палицу. Мы врезались в самую гущу врага и вступили в рукопашный бой. Я видел только головы — головы навахов, на которые опускалась моя палица, и, нанося удары, напрягал все свои силы. Медленно продвигались мы вперед и наконец пробились к шестам, приставленным к стене. Вскоре после этого мы завладели северной частью прохода.
