Тридцать лет среди индейцев - Теннер Джон (книги без сокращений .txt) 📗
С усилением морозов начались лишения. Мы с Ва-ме-гон-э-бью не были в состоянии добывать столько дичи, сколько нам требовалось. Ему исполнилось 17, а мне 13 лет. Между тем дичи там было мало. С каждым днем становилось все холоднее, и мы покинули факторию и поставили нашу палатку в лесу; где было легче раздобыть дрова. Мы с братом делали все что только могли, чтобы не умереть с голоду.
Охотясь, мы уходили обычно за два-три дня пути от стоянки, но часто приносили домой ничтожное количество мяса. На одной из наших охотничьих троп мы соорудили себе из кедровых веток заслон от ветра, за которым так часто разводили огонь, что сильно высушили его; однажды, когда мы спали, заслон загорелся. Пересушенные ветки кедра взрывались, как порох, но, к счастью, мы отделались небольшими ожогами. На обратном пути, еще далеко от лагеря, мы должны были переправиться через реку с таким бурным течением, что вся она никогда не замерзала. Было холодно, деревья трещали от мороза, и все же мы провалились под лед — сначала я, а потом брат. Пытаясь выбраться на льдину, он вымок до нитки, а я промочил только ноги выше колен. Руки у нас так закоченели от холода, что прошло много времени, прежде чем удалось снять лыжи (Индейские лыжи-ракетки, по форме напоминающие ракетку, служат не для скольжения, а для хождения по глубокому снегу; их надевают, чтобы не проваливаться в сугробы. У северных племен лыжи приобрели такое важное значение, что можно говорить о своеобразной «лыжной культуре». Сделанная из кедра рама лыж обтягивается сеткой, искусно сплетенной из тонких кожаных полос.); к тому же наши мокасины и высокие кожаные гамаши-ноговицы (Индейские гамаши-ноговицы делались из оленьей кожи, иногда украшались кожаной бахромой, вышивкой и бисером. Зимой они предохраняли от холода, а летом от шипов растений и укусов насекомых.) затвердели на морозе, как только мы выбрались из воды. Брат совсем пал духом и заявил, что умрет. Трут мы тоже промочили и поэтому, выйдя наконец на берег, не могли зажечь огонь. Мокасины и ноговицы так одеревенели на морозе, что мы не могли двигаться; тут и мне стало казаться, что пришел наш последний час. Но я не был похож на своего индейского брата и не хотел покорившись судьбе, ожидать смерти. Я все время старался как можно больше двигаться, а он улегся на сухом месте на берегу, откуда снег сдуло ветром. Наконец мне удалось найти кусочек совсем сухого гнилого дерева, которым я воспользовался как трутом, и, на наше счастье, развел огонь. Мы тотчас занялись оттаиванием и сушкой мокасин, а как только они немного просохли, надели их, чтобы набрать топлива для большого костра. К ночи мы уже развели хороший костер, платье просохло; хотя есть нам было нечего, нас это не беспокоило после тех мучений, которые мы испытали, дрожа от холода. На рассвете мы тронулись в путь и вскоре встретили мать, захватившую с собой сухую одежду и немного пищи. Нет-но-ква ждала нас домой к закату прошедшего дня, но знала, как трудно переправляться через бурную реку. С наступлением темноты она уже не сомневалась в том, что мы провалились под лед. Тогда она собралась в путь, прошла всю ночь и действительно встретила нас недалеко от места происшествия.
Так жили мы в нужде, находясь постоянно на грани голодной смерти, пока наконец в факторию не пришел мужчина из племени маскегов («Маскеги» — искаженное маскегон (не смешивать с мускогской семьей языков, к которой принадлежат, например, чоктавы, семинолы и др. ). Маскегоны — одно из подразделений племени кри, делящегося на равнинных кри и болотных «маскегов». Это название происходит от алгонкинского словосочетания «маскигок», то есть «те, что с болота» («маскег» означает болото).), или болотных индейцев, по прозвищу «Курильщик». Застав нас в столь бедственном положении, он предложил отправиться вместе с ним в его края. Этот индеец обещал добывать для нас дичь, а весной проводить обратно до фактории. Мы пошли с ним на запад и, затратив на дорогу целых два дня, прибыли в местность, называемую Ве-сау-ко-та-си-би, что означает «река Сожженного Леса», где стоял его шалаш. Он приютил нас под своей крышей, и, пока мы у него оставались, нам не приходилось испытывать нужды. Таков и поныне обычай, распространенный у индейцев, живущих вдали от белых. Но оттава и другие индейцы, осевшие вблизи поселений белых людей, стали на них походить и дают что-либо лишь тем, кто может за это заплатить. Если теперь, когда с той поры прошло много, много лет, кто-нибудь из семьи Нет-но-квы встретит кого-либо из родичей Курильщика, то назовет его братом и будет относиться к нему по-братски.
Едва мы вернулись к волоку, как другой индеец из того же рода маскегов предложил нам отправиться вместе с ним к большому острову на озере Верхнем, где, по его словам, водилось много карибу (Карибу — общее название североамериканских подвидов северного оленя.) и осетров. Он не сомневался, что там ему удастся обеспечить нас всем необходимым. Итак, мы последовали за ним, тронувшись в путь ранним утром, и достигли острова еще до наступления темноты, хотя шли против ветра. На острове в углублениях скал мы нашли так много яиц чаек, что не могли их все собрать. Тотчас после нашего прибытия мы закололи копьем двух-трех осетров, так что действительно голодать не пришлось. На следующий день Ва-ге-ма-вуб, которого мы называли шурином, так как он был дальним родичем Нет-но-квы, пошел на охоту и вечером вернулся с двумя карибу. Нам пришлось идти целый день, чтобы добраться от берега острова до большого озера, в которое впадает маленькая речушка. Здесь мы нашли бобров, выдр и другую дичь. И пока мы жили на острове, у нас всегда было достаточно пищи. Мы встретили здесь родичей Ва-ге-ма-вуба, с которыми пустились в обратный путь к волоку. У них было восемь каноэ, так что вместе с нашими образовалась группа из десяти лодок.
Ночь была тихой, и, когда мы отплывали на рассвете, вода была совсем гладкой. Мы уже отошли от берега на 200 ярдов , как вдруг все каноэ остановились, а вождь обратился с призывом к Великому духу, моля его, чтобы он помог нам благополучно пересечь озеро. «Ты создал это озеро, — сказал он, — ты создал нас, твоих детей. В твоей власти успокоить воду и дать нам невредимыми переплыть на другую сторону». Так молился он минут пять-десять, а потом бросил в озеро немного табака (Обычай принесения табака в жертву могучим духам до настоящего времени широко распространен среди индейцев. Курение знаменитой трубки мира калумет имеет также религиозное значение, подчеркивая торжественность церемонии.), и его примеру последовали индейцы, сидевшие в других каноэ. Затем все сразу начали грести, а старый вождь затянул молитвенный гимн, смысл которого я уже точно не помню. К тому времени я позабыл свой родной язык и сохранил весьма смутное представление о религии белых.
