Дочь снегов - Лондон Джек (читать книги бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗
Ее главный недостаток, по его мнению, заключался в полном нежелании считаться с условностями. Женщина была для него божеством, и он совершенно не мог видеть, как оно вступает на сомнительный путь. Как бы ни была хороша женщина, но если она переступала рамки приличий и игнорировала общественное мнение, она казалась ему безрассудной. А подобное безрассудство было свойственно… право же, он не мог даже думать об этом, когда дело касалось Фроны. А между тем она часто огорчала его своими неразумными поступками. Положим, он испытывал огорчение только тогда, когда не видел ее. Если же они бывали вместе, в их глазах светилась взаимная симпатия. Когда же при встрече и расставании он пожимал ей руку, она отвечала таким же крепким пожатием, и для него становилось очевидным, что в ней нет ничего, кроме добра и правды.
Она нравилась ему еще и за многое другое. Так, ее порывы и страстные увлечения всегда казались ему возвышенными. Подышав воздухом страны снегов, он оценил Фрону за ее товарищеское обращение со всеми; а между тем вначале это шокировало его. Ему пришлось по душе и отсутствие в ней жеманности, которое он раньше ошибочно принимал за недостаток скромности. Это было как раз накануне того дня, когда он неожиданно для себя поспорил с нею о «Даме с камелиями». Она видела в этой роли Сару Берна? и с восторгом вспоминала о ней. По дороге домой сердце его ныло от глухой боли, и он старался примирить Фрону с тем идеалом, который был ему внушен матерью, считавшей, что чистота и неведение — понятия равнозначные. Тем не менее к следующему утру, обдумав все это, он сделал еще один шаг к освобождению из-под влияния матери.
Ему нравились ее пышные, волнистые волосы, горевшие в лучах солнца, и отливавшие золотом при огне. Ему нравились ее изящно обутые ножки и сильные икры, обтянутые серыми гетрами, которые в Доусоне, к несчастью, были скрыты длинным платьем. Ему нравилась ее стройная, сильная фигура. Идти с ней рядом, соразмеряя свой шаг с ее шагом, или просто видеть ее на улице или в комнате было наслаждением. Радость жизни бурлила в ее крови и чувствовалась в каждом мускуле и в каждом изгибе ее тела. И все это нравилось ему, и больше всего изгиб ее шеи и рук, сильных, крепких и соблазнительных, наполовину скрытых широкими рукавами.
Сочетание физической и духовной красоты действует неотразимо на нормального мужчину. Так было и с Вэнсом Корлиссом. Из того, что ему были по душе одни качества Фроны, совсем не следовало, что он высоко ценил другие. Она нравилась ему за все вместе, ради самой себя. А последнее значило, что он любил ее, хотя сам и не сознавал этого.
ГЛАВА IX
Вэнс Корлисс постепенно приспосабливался к жизни на Севере, и оказалось, что многое далось ему без труда. Хотя сам он был неизменно корректен, он скоро привык к крепким выражениям других, даже в самом веселом разговоре. Керзи, маленький техасец, который иногда у него работал, начинал и кончал каждую фразу добродушным пожеланием: «Будь ты проклят!» Этим же восклицанием он выражал удивление, радость, огорчение и все прочие свои чувства. В зависимости от высоты тона, ударения и интонации это выражало всю гамму человеческих переживаний. Вначале это было для Корлисса постоянным источником раздражения и отвращения, но понемногу он не только примирился, но даже привык и ждал с нетерпением очередного проклятия. Однажды в схватке собака Керзи потеряла ухо, и когда юноша наклонился к ней, чтобы увидеть рану, то сочетание нежности и сочувствия в его «Будь ты проклят!» было прямо-таки откровением для Корлисса. Не все плохо, что исходит из Назарета, глубокомысленно решил он и, как некогда Джекоб Уэлз, в соответствии с этим пересмотрел свою жизненную философию.
Жизнь общества в Доусоне протекала по-разному. Наверху, где поселились офицеры, у Уэлзов и в некоторых других местах, жены наиболее состоятельных людей устраивали приемы. Чаепития, обеды, танцы, благотворительные собрания были там обычным явлением. Однако мужчины не могли довольствоваться только этим. Внизу, в городе, все шло совсем по-иному и занимало мужчин ничуть не меньше. Клубы еще не успели появиться здесь, и мужская часть общества проявляла свойства своего пола, собираясь табунами в трактирах; только священники и миссионеры составляли исключение. Все сделки и договоры заключались в трактирах. Здесь же в товарищеском кругу обдумывались планы новых начинаний, велись переговоры о покупке, обсуждались последние новости. Золотые короли и погонщики собак, старожилы и чечако встречались здесь на равной ноге. Вероятно, это происходило еще и потому, что в Доусоне было немного больших помещений, а в трактирах стояли столы для карточной игры и полы были натерты для танцев. И ко всему этому, в силу необходимости, Корлисс приспособился очень быстро. Керзи, который весьма ценил его, высказался так: «Самое лучшее, что все это ему чертовски нравится, будь он проклят!»
Но всякая необходимость приспосабливаться имеет свои неприятные стороны. И в то время как в целом перемена в Корлиссе проходила гладко, в отношении Фроны дело обстояло хуже. У нее были свои собственные представления о морали, не похожие на принятые в ее кругу, и она считала, что женщина может делать вещи, которые шокировали даже завсегдатаев трактиров. Это и явилось причиной первой ссоры между ней и Кор-лиссом.
Фроне нравилось бегать с собаками в жестокий мороз. Щеки ее горели, кровь кипела, все тело как бы летело вперед; и ноги быстро поднимались и опускались в бешеном беге. В один ноябрьский день, когда был первый сильный мороз и термометр показывал шестьдесят пять ниже нуля, она запрягла в нарты собак и помчалась вниз по реке. Выехав за город, она пустилась бегом. И вот так, то на нартах, то бегом, она миновала индейскую деревню, дважды сделала по восемь миль вокруг Мусхайд-Крика, пересекла реку по льду и через несколько часов поднялась на западный берег Юкона прямо против города. Она хотела вернуться по накатанной нартами дороге, но за милю до нее попала в мягкий снег и заставила разгоряченных собак идти тише. Она двинулась по реке, под нависшими утесами; порой ей приходилось делать крюк, чтобы избежать скалистых выступов; порой, наоборот, крепко прижиматься к стенам, чтобы обойти попадавшиеся полыньи. Идя таким образом впереди своих собак, она вдруг наткнулась на женщину, которая сидела на снегу и смотрела через реку на окутанный дымом Доусон. Женщина плакала, и этого было вполне достаточно, чтобы заставить Фрону прервать свою прогулку. Слезы, струившиеся по щекам незнакомки, превращались в ледяные шарики, и в глазах ее, мокрых и затуманенных, было выражение неизмеримой и безнадежной скорби.
— О! — воскликнула Фрона, оставляя собак и подходя к ней. — Вы ушиблись? Не могу ли я помочь вам? Незнакомка покачала головой.
— Вы не должны сидеть здесь! Почти семьдесят ниже нуля, и вы замерзнете через несколько минут. У вас уже отморожены щеки. — Фрона крепко потерла побелевшие места снегом и увидела, как кровь снова прилила к ним.
— Простите! — Женщина с упрямым видом поднялась на ноги. — Благодарю вас, мне совсем не холодно. — Она поправила свою меховую шапочку. Я просто присела на одну минуту.
Фрона заметила, что она очень красива. Ее женский глаз в одну минуту оценил великолепные меха, покрой платья и вышивку бисером на мокасинах. Оглядев незнакомку, она инстинктивно отступила назад.
— Я не ушиблась, — продолжала женщина. — Просто испортилось настроение из-за бесконечной пустыни.
— Я понимаю, — ответила Фрона, овладев собой. — Я вас понимаю. Этот ландшафт, должно быть, навевает тоску, хотя я лично никогда этого не чувствую. Угрюмость и суровость его производят на меня сильное впечатление, но тоски не вызывают.
— Это потому, что у нас разная жизнь, — задумчиво возразила незнакомка. — Тут дело не в том, как выглядит ландшафт, а в том, как мы его воспринимаем. Если бы нас не было, то ландшафт остался бы тот же, что и раньше, но потерял бы всякое значение для людей. Важно то, чем мы его наделяем.
