Остров Робинзона - Фидлер Аркадий (книги онлайн полные версии .txt) 📗
— Райские яблоки! — возбужденно восклицал я, наблюдая, как питательное лакомство привлекает к себе всяческих птиц и насекомых, особенно крупных ос.
Это было важное для меня открытие, возвещавшее конец прежним трудностям и спасавшее меня от голода. Можно ли дивиться моей радости?
Было раннее утро, день едва начинался, и я двинулся дальше, горя желанием узнать, что же ждет меня там, в глубине острова. Однако ничего особенного я там не обнаружил. Лес скоро кончился, сменившись разбросанными тут и там густыми бамбуковыми рощами и травянистыми полянами. Потом снова потянулся сухой колючий кустарник и кактусы, доходившие, похоже, до самого западного побережья. Я добрался до середины острова, однако никакой дичи больше не встретил.
На обратном пути я не поленился и набрал столько яблок, сколько уместилось в мою корзину. Ноша была нелегкой для моих подорванных болезнью сил, но в душе все пело от радости, а ноги сами несли вперед. Приятные неожиданности в этот день сыпались на меня как из рога изобилия: проходя мимо заячьей поляны, я обнаружил в расставленных часа два назад силках двух отчаянно бившихся в бесплодных попытках вырваться зайчишек.
Теперь я мог рассмотреть их вблизи. Это были грызуны с на редкость длинными лапками. На наших зайцев они совсем не походили, но, коль уж я окрестил их так, буду звать зайцами и дальше.
Осторожно, стараясь не поранить, я связал им лапы и, приторочив зверьков сверху корзины, с луком и стрелами в одной руке, с копьем в другой, в приподнятом настроении направился к пещере.
Итак, в моем хозяйстве стало три вида животных: попугаи, ящерицы и зайцы. С содержанием грызунов опять возникли трудности. Как только я посадил их в одну клетку с попугаями, задиристые птицы тут же бросились клевать пришельцев, а клювы у них были ого-го! Зайчат пришлось срочно, пока живы, вытаскивать. Я пустил их пока к себе в пещеру и тщательно забаррикадировал вход. На изготовление новой клетки у меня не было времени. «Надо выкопать для грызунов яму».
Как только полуденный зной немного спал, я поспешил берегом моря к месту, где лежал панцирь погибшей от зубов хищника черепахи. Нашел я его сразу. Отбив часть панциря камнем, я насадил его в виде клина на крепкую, расщепленную на конце палку, прочно привязал лианами — и лопата была готова. Я тут же ее опробовал, и — да здравствует смекалка! — инструмент оказался достаточно падежным.
В пятнадцати примерно шагах от пещеры я выкопал яму. Дело шло споро, земля тут оказалась мягкой. Яма представляла собой квадрат со сторонами в двадцать пять футов и глубиной в человеческий рост. Поместив в нее зайцев, я накрыл яму ветвями, чтобы грызуны не выскочили, они были защищены от солнца и — пусть хоть как-то — от непрошеных гостей. Зайчишки в этот же день охотно принялись за райские яблоки, которые и попугаям пришлись настолько по вкусу, что, не выдели я им небольшую порцию, они в полчаса склевали бы весь мой запас. В яму к зайцам я поместил и ящериц, учитывая сходный характер их нравов.
Только теперь, справившись с первыми трудностями и обеспечив в какой-то мере свое существование, я мог передохнуть. По примеру Робинзона Крузо я решил сделать календарь, но вспомнил об этом слишком поздно — почти через месяц после высадки на острове. Дни в моей памяти перепутались, и я не знал, когда будни, когда праздник. Я помнил лишь, что корабль потерпел крушение в первых числах марта, а мысль о календаре пришла мне в голову где-то в начале апреля. Я наугад установил дату — десятое апреля — и с этого момента каждый день стал делать зарубки на коре ближайшего дерева. Тут же вырезал: год 1726-й от рождества Христова.
Устранив угрозы голода и почувствовав прилив сил, я все чаще стал задумываться, как мне вырваться из заточения на этом острове. Тоска по людям, по их миру охватывала меня остро, как физическая боль. Теперь я каждый день взбирался на вершину холма и смотрел на море. Пусто, всюду, куда ни глянь, безбрежное море, и лишь на севере — очертания острова, а на юге — какой-то земли, быть может, даже материка, и больше ничего, ни малейшего признака человеческой жизни.
Мой холм, как я уже упоминал, находился на восточном берегу острова, и я собирался предпринять дальнюю вылазку на южную его оконечность и оттуда с более близкого расстояния постараться детальнее рассмотреть материк. Чтобы выбраться с острова и преодолеть морской пролив, понадобилась бы хорошая лодка, а как тут мечтать о лодке, не имея никаких инструментов, кроме охотничьего ножа? Робинзон Крузо с набором всяких инструментов, топоров, оружия и запасами продовольствия с разбитого судна в сравнении со мной был могущественным лордом.
Но присутствия духа я не терял ни на минуту. Было бы здоровье, а выход найдется. Время проходило в трудах. Апрель выдался погожим, дожди шли редко, но становилось все жарче, а солнце, прежде стоявшее на юге, поднималось в зенит. Около двенадцати часов оно находилось почти прямо надо мной, так что тень моя пряталась под ногами. Позже оно перемещалось дальше на север и — о чудо! — в полдень светило с севера.
Я уже говорил — бездельничать не приходилось. Ежедневные походы на озеро Изобилия обеспечивали нас, меня и мою живность, пищей. Лук, становясь в моих руках все более метким, часто доставлял дичь, а в силки время от времени попадались зайчишки. В течение месяца в одном и том же месте я поймал их около десятка.
Когда зной усиливался, ходить в плотных штанах, рубахе и башмаках было неудобно, и я часто их снимал, хотя и делал это неохотно, поскольку, не привыкнув к наготе, стыдился самого себя. Приходилось остерегаться и всяких насекомых: комаров, клещей, ос. Лицо мое заросло косматой бородой, и однажды, увидев свое отражение в стоячей воде, я едва не пришел в ужас от разбойничьей своей физиономии.
В конце апреля мне довелось пережить дни, полные беспокойства и тревоги. Поблизости объявился грозный хищник и стал наведываться в мой зверинец. Делал он это настолько хитро и скрытно, что поначалу представлялся мне какой-то нечистой силой, лишавшей меня по ночам сна.
Началось все с того, что в один из дней я недосчитался зайца. Должно было быть двенадцать, а стало одиннадцать. В ветвях, прикрывавших яму, виднелась небольшая дыра, но это могло быть и случайностью. Никаких других следов поблизости я не обнаружил. Трава здесь была мной изрядно вытоптана.
На следующий день считаю: десять зайцев. Невероятно, чтобы заяц мог выскочить. Вокруг опять никаких следов, и лишь стена ямы в одном месте слегка осыпалась, словно там кто-то неосторожно полз. Причем зайцы никогда не пропадали ночью, а только днем, когда я ходил в лес за пищей. С каким-то дьявольским постоянством почти за каждую отлучку мне приходилось расплачиваться одним, а то и двумя зверьками. Таинственный враг истрепал мне нервы до такой степени, что я опять стал всерьез опасаться за свое здоровье.
Эта бестия постоянно держала меня в поле своего зрения, в чем я не раз имел возможность убеждаться. Знать, что враг неустанно следит за тобой и притаился где-то рядом, а ты не можешь сказать, где он, не знаешь даже, как он выглядит и не бросится ли в следующую минуту тебе на спину, — это поистине скверное чувство, дьявольская игра в прятки. Однажды я отошел всего на каких-нибудь пятнадцать минут за водой к ручью, вернулся — одного зайца уже недосчитался. А вокруг все оставалось как прежде — ни малейшего движения в кустах, никакого подозрительного шороха. Я начинал уже сомневаться: в здравом ли я рассудке.
Прожорливость врага была под стать его несвойственному зверям небывалому нахальству и коварству. Или он невидимка? Я с величайшей осторожностью осмотрел каждый куст, каждое дерево поблизости, не пропустив ни одного дупла, ни одной норы, и все безрезультатно — нигде ни малейшего следа. Тогда я окопал злосчастную яму широкой полосой, удалив с нее всю траву, чтобы узнать, следы каких лап оставит за собой хищник. Вернувшись после часовой прогулки, я обнаружил, что он появлялся. И на этот раз он утащил одного зайца, но четких следов не оставил. На вскопанной земле, правда, что-то изменилось, появились какие-то вмятины, но я безуспешно высматривал следы лап. Близкий к умопомешательству, я опрометью бросился в пещеру, гонимый страхом, что враг бросится и на меня, но ведь он мог затаиться в глубине моей пещеры. Ах, нервы, нервы!
