Черный охотник (сборнник) - Кервуд Джеймс Оливер (лучшие книги .TXT) 📗
И как ни странно, но Потеха, находившаяся между ними обоими, тоже смотрела пристально в ту же сторону, точно в бесконечном просторе вокруг нее таились неразрешенные загадки, в которые не мог проникнуть ее пытливый ум.
Очнувшись от глубокого раздумья, Эпсиба весело улыбнулся и положил руку на плечо мальчика. Словно пара заговорщиков, сознающих свой долг, начали они спускаться по склону холма, чтобы объяснить Катерине Бюлэн, откуда у Джимса под глазом «фонарь», а у его дяди вздутая челюсть.
Глава V
В субботу Анри Бюлэн и Катерина снова принялись за свою работу на ферме, связанную с весенней страдой. Эта работа была в последнее время прервана по многим причинам. Сильные ливни воспрепятствовали посеву, а также не позволили довести до конца пахоту; много времени было потеряно в связи с посещением замка Тонтэра и поездкой к Люссану. За завтраком Катерина разговаривала с братом очень сухо, и тому было ясно, что долго еще придется ждать прощения, а Анри Бюлэн заявил, что в субботу можно приступить к полевым работам. Эпсиба Адамс поспешил согласиться с ним и предложил свою помощь.
Катерина была чрезвычайно угнетена тем, что ее брат затеял форменную драку с Тонтэром, с человеком, которого ей хотелось видеть в гостях у себя и, но возможности, укрепить дружеские отношения. Она при всем желании не могла скрыть своих чувств и очень мало полагалась на уверения Эпсибы, будто он и барон расстались лучшими друзьями. А когда и Джимс подтвердил слова дяди, заявив, что он видел собственными глазами, как они пожимали друг другу руки, Катерина все же не могла побороть своих сомнений, и у нее закралась мысль, что ее брат оказывает дурное влияние на мальчика, побуждая его ко лжи.
Итак, на маленькой ферме закипела работа. День выдался такой прекрасный, небо было такое голубое, воздух столь свежий и благоухающий, что Катерина не переставала петь во время работы, вопреки своему огорчению. Из огромной печи на дворе, сложенной из камней и глины, несся аромат свежего хлеба, в одном углу ее готовилось любимое блюдо Эпсибы — огромный мясной пирог из самых вкусных частей индюка, убитого Джимсом. Куры бегали по двору, громко кудахча, в углу хлева пищал выводок цыплят, вылупившихся в это утро, — одном словом, куда бы ни упал взор Катерины, ни в чем и нигде не ощущалось недостатка. Вдали на поле находился Анри Бюлэн, переворачивавший плугом огромные полосы жирной, плодородной земли с помощью своего вола, а неподалеку от него, на прогалине, покрытой пнями, трудились Эпсиба и Джимс с мотыгами и топорами. Тихая радость наполнила душу Катерины в то время, когда она смотрела на эту картину, и по мере приближения обеденного часа, в ней все сильнее становилось желание простить брату его прегрешения.
Когда он, вернувшись с работы, умылся, и Катерина увидела его румяное, добродушное лицо, она обвила его шею руками и расцеловала его в обе щеки.
— Мне очень жаль, что я вынуждена была рассердиться на тебя, — сказала она, и Эпсиба сразу воспрянул духом.
К вечеру, когда все работы по дому и двору заканчивались, Катерина с мужем часто прогуливалась по отторгнутым от дебрей и расчищенным участкам, радуя свой взор плодами трудов своих и заранее отмечая, что предстоит сделать на следующий день.
В эту субботу в их сердцах было еще больше радости благодаря присутствию Эпсибы, которому Катерина, кстати, открыла свою мечту о большом фруктовом саде с ее любимыми сортами яблок на солнечной стороне холма, к югу от большого леса. Там, где у них сейчас лишь дюжина молодых яблонь, через несколько лет будет сотня, а то и больше, добавила она. А Анри Бюлэн, ближе державшийся к фактам, указал шурину на те участки леса, которые предстояло вырубить и выкорчевать, луга, в которых необходимо было прорыть каналы, и болотистое место за липовой рощей, которое он надеялся со временем осушить и превратить в луг. В том участке, где работали в этот день Эпсиба и Джимс, было семь с половиной акров, и Анри рассчитывал подготовить его к следующей весне для пахоты. Таков был урок, который он поставил себе: семь с половиной акров в год, чтобы через десять лет иметь сто акров возделанной земли.
— Во всей Новой Франции не найдется более прекрасного уголка, когда мы приведем в исполнение все наши планы! — воскликнула Катерина. — К тому времени у Джимса будет жена и детки, которые будут резвиться в этом земном раю. А вот там, Эпсиба, где находятся два огромных каштана и вековые дубы, мы построим дом для Джимса.
Перед тем, как отправиться на покой, Эпсиба долго стоял под усеянным звездами небосводом с трубкой в зубах. Вокруг него царил безмятежный покой, прерываемый лишь потаптыванием вола в хлеву да журчанием ручейка. В роще запел соловей и ему ответил другой где-то неподалеку. Эпсиба больше всего на свете любил пение соловья с его задумчивой меланхолией, находившей отклик в его собственной душе. Он, между прочим, так мастерски подражал соловьям, что стоило ему начать, и певуньи тотчас же откликались на его зов. Сегодня, однако, он почти не слыхал их голосов, точно так же, как не находила отклика в нем неописуемая красота весеннего вечера с его звездным небом и серебристым полумесяцем, уже озарившим восток над Беличьей скалой.
Глаза Эпсибы видели только густой мрак, нависший над таинственной долиной, и даже сейчас он напрягал слух, словно надеясь уловить звуки, которые, как он был уверен, раньше или позже донесутся оттуда. Он думал о планах на будущее, так детально разработанных наперед сестрой и зятем, о мечтах Катерины, которых не могли разбить его доводы, о ее безоблачном счастье, которого не омрачили его зловещие предостережения. Он сознавал, что потерпел полное поражение в своих намерениях, что он совершенно бессилен против судьбы.
Эпсиба был уверен, что он один, но, повернувшись к двери, он увидел возле себя Джимса; мальчик так бесшумно подошел, что даже его чуткое ухо не уловило шагов.
В продолжение нескольких секунд он молча смотрел на племянника, лицо которого отчетливо выступало во мраке при свете звезд. В этом мальчике таилась красота, которой; не могли не заметить глаза человека, выросшего на лоне дикой природы, — не только красота тела, но и души, полной всевозможных видений. Молчание прервал Джимс, приблизившись к дяде вплотную.
Эпсиба сделал размашистый жест рукой, указывая в сторону непроницаемого моря мрака, и спросил:
— Ты хорошо знаком с этой долиной?
— Я ее знаю вплоть до озер, куда мы ходим осенью собирать ягоды и стрелять дичь, — ответил мальчик.
— А дальше?
— Очень мало. Между нашим домом и сеньорией расположено самое лучшее место для охоты. А там, за озерами, мы охотимся за медведями ради сала для свечей, а также ловим рыбу, которой кишат воды.
— И ты ни разу не видел каких-либо следов, помимо тех, что оставляют олени, медведи и дикобразы?
— Я видел также следы, оставленные мокасинами.
Луна переползла через Беличью скалу и засияла в небе огромным пылающим шаром. Джимс смотрел на нее, не отрываясь.
— Завтра я отправлюсь к этим озерам, — сказал дядя Эпсиба. — Я должен узнать, что находится за ними. Хочешь пойти со мной?
— Я завтра пойду туда, — ответил мальчик, головой указывая в сторону сеньории Тонтэр. — Я хочу увидеть Туанетту и сказать, что очень жалею о случившемся.
Эпсиба заново набил трубку табаком и при этом искоса посмотрел на племянника. В профиле мальчика он различил такую же решимость, как и в интонации бесстрастно звучавшего голоса.
— Это очень хорошая мысль, — одобрил Эпсиба Адамс. — В роде Адамсов не было еще человека, который поступил бы против совести даже при тяжелых испытаниях войны… и любви. Очень хорошо, что ты нашел нужным принести Туанетте извинения, несмотря на то, что ты, в сущности, был прав. Я отложу свое путешествие к озерам и пойду с тобой.
— Я иду в замок Тонтэр не с целью драться с кем-нибудь, а лишь для того, чтобы повидать Туанетту… и я хочу пойти один, — возразил Джимс.