Зверобой, или Первая тропа войны - Купер Джеймс Фенимор (читать книги онлайн полностью без сокращений txt) 📗
— Бледнолицая дворняжка начинает поджимать хвост! — крикнул молодой болтливый дикарь, носивший весьма подходящую для него кличку Красный Ворон. Это прозвище он получил от французов за постоянную готовность шуметь. — Он не воин: он убил Рысь, глядя назад, чтобы не видеть вспышки своего собственного ружья. Он уже хрюкает, как боров; когда гуронские женщины начнут мучить его, он будет пищать, как детеныш дикой кошки. Он — делаварская баба, одевшаяся в шкуру ингиза.
— Болтай, парень, болтай! — возразил Зверобой невозмутимо. — Больше ни на что ты не способен, и я вправе не обращать на это внимание. Слова могут раздражать женщин, но вряд ли они сделают ножи более острыми, огонь более жарким или ружье более метким!
Тут вмешался Расщепленный Дуб; выбранив Красного Ворона, он приказал связать Зверобоя. Это решение было вызвано не боязнью, что пленник убежит или же не сможет иначе выдержать пытку, но коварным желанием заставить его почувствовать собственное бессилие и поколебать его решимость, расслабляя ее исподволь и понемногу.
Зверобой не оказал сопротивления. Охотно и почти весело он подставил свои руки и ноги; по приказу вождя их стянули лыковыми веревками, стараясь причинить как можно меньше боли. Распоряжение это было отдано втайне, в надежде, что пленник согласится наконец избавить себя от более серьезных телесных страданий и возьмет Сумаху в жены. Скрутив Зверобоя так, что он не мог двинуться, его привязали к молоденькому деревцу, чтобы он не упал. Руки его были вытянуты вдоль бедер и все тело опутано веревками, так что он, казалось, совсем прирос к дереву. С него сорвали шапку, и он стоял, готовясь как можно лучше выдержать предстоящее ему испытание.
Однако, прежде чем дойти до последней крайности, Расщепленный Дуб захотел еще раз испытать твердость пленника, попробовав уговорить его пойти на соглашение. Достигнуть этого можно было только одним способом, ибо считалось необходимым согласие Сумахи там, где шло дело об ее праве на месть. Женщине предложили выступить вперед и отстаивать свои притязания; итак, она должна была играть главную роль в предстоящих переговорах. Индейские женщины в молодости обычно бывают кротки и покорны, у них приятные, музыкальные голоса и веселый смех; но тяжелая работа и трудная жизнь в большинстве случаев лишают их всех этим качеств, когда они достигают того возраста, который для Сумахи уже давно миновал. Под влиянием злобы и ненависти голоса индианок грубеют, а если они еще выйдут из себя, их пронзительный визг становится нестерпимым. Впрочем, Сумаха была не совсем лишена женской привлекательности и еще недавно слыла красавицей. Она продолжала считать себя красавицей и сейчас, когда время и непосильный труд разрушительно подействовали на ее внешность.
По приказу Расщепленного Дуба женщины, собравшиеся вокруг, старались уверить безутешную вдову, что Зверобой, быть может, все-таки предпочтет войти и ее вигвам, чем удалиться в страну духов. Все это вождь делал, желая ввести в свое племя величайшего охотника всей тамошней местности и вместе с тем дать мужа женщине, с которой, вероятно, будет много хлопот, если ее требования на внимание и заботу со стороны племени останутся неудовлетворенными.
Сумахе передали тайный совет войти внутрь круга и обратиться к чувству справедливости пленника, прежде чем ирокезы приступят к крайним мерам. Сумаха охотно согласилась; индейской женщине так же лестно стать женой знаменитого охотника, как ее более цивилизованным сестрам — отдать свою руку богачу. У индейских женщин над всем господствует чувство материнского долга, поэтому вдова не испытывала того смущения, которому у нас не чужда была бы даже самая отважная охотница за богатыми женихами. Сумаха выступила вперед, держа за руки детей.
— Вот видишь, я перед тобой, жестокий бледнолицый, — начала женщина.
— Твой собственный рассудок должен подсказать тебе, чего я хочу. Я нашла тебя; я не могу найти ни Рыси, ни Пантеры. Я искала их на озере, в лесах, в облаках. Я не могу сказать, куда они ушли.
— Нет сомнения, что оба твоих воина удалились в поля, богатые дичью, и в свое время ты снова увидишь их там. Жена и сестра храбрецов имеет право ожидать такого конца своего земного поприща.
— Жестокий бледнолицый, что сделали тебе мои воины? Зачем ты убил их? Они были лучшими охотниками и самыми смелыми молодыми людьми в целом племени! Великий Дух хотел, чтобы они жили, пока они не засохнут, как ветви хемлока, и не упадут от собственной тяжести…
— Ну-ну, добрая Сумаха, — перебил ее Зверобой, у которого любовь к правде была слишком сильна, чтобы терпеливо слушать такие преувеличения даже из уст опечаленной вдовы, — ну-ну, добрая Сумаха, это значит немного хватить через край, даже по вашим индейским понятиям. Молодыми людьми они давно уже перестали быть, так же как и тебя нельзя назвать молодой женщиной; а что касается желания Великого Духа, то это прискорбная ошибка с твоей стороны, потому что, чего захочет Великий Дух, то исполняется. Правда, оба твоих воина не сделали мне ничего худого. Я поднял на них руку не за то, что они сделали, а за то, что старались сделать. Таков естественный закон: делай другим то, что они хотят сделать тебе.
— Это так! У Сумахи только один язык: она может рассказать только одну историю. Бледнолицый поразил гуронов, чтобы гуроны не поразили его. Гуроны — справедливый народ; они готовы забыть об этом. Вожди закроют глаза и притворятся, будто ничего не видят. Молодые люди поверят, что Пантера и Рысь отправились на дальнюю охоту и не вернулись, а Сумаха возьмет своих детей на руки, пойдет в хижину бледнолицего и скажет: гляди, это твои дети, так же как мои; корми нас, и мы будем жить с тобой.
— Эти условия для меня не подходят, женщина; я сочувствую твоим потерям, они, несомненно, тяжелые, но я не могу принять твои условия. Если бы мы жили по соседству, мне было бы нетрудно снабжать тебя дичью. Но, говоря по чести, стать твоим мужем и отцом твоих детей у меня нет ни малейшего желания.
— Взгляни на этого мальчика, жестокий бледнолицый! У него нет отца, который учил бы его убивать дичь или снимать скальпы. Взгляни на эту девочку. Какой юноша придет искать себе жену в вигвам, где нет хозяина? У меня еще осталось много детей в Канаде, и Убийца Оленей найдет там столько голодных ртов, сколько может пожелать его сердце.
— Говорю тебе, женщина, — воскликнул Зверобой, которого отнюдь не соблазняла картина, нарисованная вдовой, — все это не для меня! О сиротах должны позаботиться твои родственники и твое племя, и пусть бездетные люди усыновят твоих детей. Я не имею потомства, и мне не нужна жена. Теперь ступай, Сумаха, оставь меня в руках вождей.
Нет нужды распространяться о том, какой эффект произвел этот решительный отказ. Если что-либо похожее на нежность таилось в ее груди — а, вероятно, ни одна женщина не бывает совершенно лишена этого чувства, — то все это исчезло после столь откровенного заявления. Ярость, бешенство, уязвленная гордость, целый вулкан злобы взорвались разом, и Сумаха, словно от прикосновения магического жезла, превратилась в бесноватую. Она огласила лесные своды пронзительным визгом, потом подбежала прямо к пленнику и схватила его за волосы, очевидно собираясь вырвать их с корнем. Понадобилось некоторое время, чтобы заставить ее разжать пальцы. К счастью для Зверобоя, ярость Сумахи была слепа: совершенно беспомощный, он находился всецело в ее власти, и если бы женщина лучше владела собой, то последствия могли оказаться роковыми. Ей удалось только вырвать две-три пряди его волос, прежде чем молодые люди успели оттащить ее.
Оскорбление, нанесенное Сумахе, было воспринято как оскорбление целому племени, не столько, впрочем, из уважения к женской чувствительности, сколько из уважения к гуронам. Сама Сумаха считалась такой же неприятной особой, как то растение, у которого она позаимствовала свое имя. Теперь, когда погибли два ее главных защитника — ее муж и брат, — никто уже не старался скрыть своего отвращения к сварливой вдове. Тем не менее племя считало долгом чести наказать бледнолицего, который холодно пренебрег гуронской женщиной и предпочел умереть, чем облегчить для племени обязанность поддерживать вдову и ее детей. Расщепленный Дуб понял, что молодым индейцам не терпится приступить к пыткам, и, так как старые вожди не обнаружили ни малейшей охоты разрешить дальнейшую отсрочку, он вынужден был подать сигнал для начала адского дела.
