Прерия - Купер Джеймс Фенимор (читать книги полностью TXT) 📗

– Их там немало, и оружие у них хорошее: как ты думаешь, станут они драться?

– Я крепко не люблю Ишмаэла Буша и семерых его лоботрясов, но знай, старик: Поль Ховер не из тех, кто хулит ружье, если оно из Теннесси 9. Отважные люди найдутся и там, как есть они в каждой честной семье из Кентукки. Буши – крепкое племя, длинноногое и двужильное. И скажу тебе: чтобы с ними потягаться в драке, надо иметь увесистые кулаки.

– Шш!.. Дикари кончили разговор, и сейчас мы увидим, что они там надумали, окаянные! Подождем терпеливо – возможно, дело обернется не так уж плохо для ваших друзей.

– Друзей? Не зови их моими друзьями, траппер, если хочешь сохранить мое доброе расположение! Я им отдал должное, но не из любви, а лишь справедливости ради.

– А мне-то казалось, что эта девушка из их семьи, – ответил с некоторым раздражением старик. – Не принимай за обиду, что не в обиду сказано.

Эллен опять зажала Полю рот ладонью и сама за него ответила, как всегда, – в примирительном тоне:

– Надо, чтобы все мы были как одна семья и, чем только можно, помогали бы друг другу. Мы полностью полагаемся на вашу опытность, добрый, честный человек: она вам подскажет средство, как оповестить наших друзей об опасности.

– Было бы очень кстати, – усмехнулся бортник, – если б эти молодые люди всерьез схватились с краснокожими и…

Общее движение в отряде помешало ему договорить. Индейцы все спешились и отдали коней под присмотр трем-четырем из своих товарищей, на которых возложили, кстати, и охрану пленников. Потом построились вокруг воина, как видно облеченного верховной властью, и, когда тот подал знак, медленно и осторожно двинулись от центра круга, каждый прямо вперед – то есть по расходящимся лучам. Вскоре почти все их темные фигуры слились с бурым покровом прерии, хотя пленники, зорко следя за малейшим движением врага, порой еще различали обрисовавшийся на фоне неба силуэт человека, когда кто-нибудь из индейцев, не столь выдержанный, как другие, вставал во весь рост, чтобы видеть дальше. Но еще немного, и пропали даже и эти смутные признаки, что враг еще движется, непрестанно расширяя круг, и неуверенность рождала все более мрачные догадки. Так протекло немало тревожных и тяжких минут, и пленники, вслушиваясь, ждали уже, что вот-вот ночную тишину нарушит боевой клич нападающих, а за ним – крики их жертв. Но, казалось, разведка (это была несомненно разведка) не принесла плодов: прошло с полчаса, и воины-тетоны 10 начали поодиночке возвращаться, угрюмые и явно разочарованные.

– Подходит наш черед, – начал траппер, примечавший каждую мелочь в поведении индейцев, малейшее проявление враждебности. – Сейчас они примутся нас допрашивать; и если я хоть что-то смыслю в таких делах, то нам лучше всего сделать так: чтобы наши показания не пошли вразброд, доверим нести речь кому-нибудь одному. Далее, если стоит посчитаться с мнением беспомощного, дряхлого охотника восьмидесяти с лишним лет, то я сказал бы: выбрать мы должны того из нас, кто лучше знаком с природой индейца; и надо еще, чтобы он хоть как-то говорил на их языке. Ты знаешь язык сиу, друг?

– Да уж управляйся сам с твоим ульем! – пробурчал бортник. – Не знаю, годен ли ты на другое, старик, а жужжать умеешь.

– Так уж положено молодым: судить опрометчиво, – невозмутимо ответил траппер. – Были дни, малец, когда и у меня кровь не текла спокойно в жилах, была быстра и горяча. Но что пользы в мои годы вспоминать о глупой отваге, о безрассудных делах? При седых волосах человеку приличен рассудительный ум, а не хвастливый язык.

– Вы правы, правы, – прошептала Эллен. – Идет индеец, хочет, верно, учинить нам допрос.

Девушка не обманулась, страх обострил и зрение ее и слух. Она не успела договорить, как высокий полуголый дикарь подошел к месту, где они стояли, с минуту безмолвно вглядывался в них, насколько позволял тусклый свет, затем произнес несколько хриплых гортанных звуков – обычные слова и приветствия на его языке. Траппер ответил, как умел, и, видно, справился неплохо, потому что тот его понял. Постараемся, не впадая в педантизм, передать суть и по мере возможности форму последовавшего диалога.

– Разве бледнолицые съели всех своих бизонов и сняли шкуры со всех своих бобров? – начал индеец, немного помолчав после обмена приветствиями, как требовало приличие. – Зачем приходят они считать, сколько осталось дичи на землях пауни?

– Одни из нас приходят сюда покупать, другие – продавать, – ответил траппер, – но и те и другие не станут больше приходить, если услышат, что небезопасно приближаться к жилищам сиу.

– Сиу – воры, и они живут в снегах; зачем нам говорить о народе, который далеко, когда мы в стране пауни?

– Если владельцы этой земли – пауни, белые и краснокожие пользуются здесь равными правами.

– Разве бледнолицые недостаточно наворовали у индейцев, что вы приходите в такую даль со своею ложью? Это земля, где ведет охоту мое племя.

– У меня не меньше права жить здесь, чем у тебя, – возразил траппер с невозмутимым спокойствием. – Не буду говорить всего, что мог бы, – лучше помолчать. Пауни и белые – братья, а сиу не смеет показать свое лицо в деревне Волков.

– Дакоты – мужчины! – яростно вскричал индеец, позабыв, что выдает себя за Волка-пауни, и назвавшись самым гордым из наименований своего племени. – Дакоты не знают страха. Говори, для чего ты оставил селения бледнолицых и зашел так далеко от них?

– Я на многих советах видел, как восходит и заходит солнце, и слышал слова мудрых людей. Пусть придут ваши вожди, и мой рот не будет сомкнут.

– Я великий вождь! – сказал индеец, напустив на себя вид оскорбленного достоинства. – Или ты принял меня за ассинибойна? 11 Уюча – воин, которого знают, которому верят!

– Не так я глуп, чтобы не узнать чумазого тетона! – сказал траппер с хладнокровием, делавшим честь его нервам. – Брось! Темно, и ты не видишь, что у меня седая голова!

Индеец, видно, понял, что пустил в ход слишком неуклюжую выдумку, которая не могла обмануть бывалого человека, и призадумался, на какую новую уловку ему пойти, чтобы достичь своей подлинной цели, когда легкое движение в отряде спутало все его намерения. Он боязливо оглянулся, точно опасаясь помехи, и, отбрасывая притворство, сказал более естественным голосом:

– Дай Уюче молока Длинных Ножей 12, и он будет петь твое имя в уши большим людям своего племени.

– Ступай! Ваши молодые воины говорят о Матори. Мои слова для ушей вождя.

Индеец метнул взгляд на старика, даже при тусклом свете выдавший непримиримую ненависть. Потом потихоньку отступил в толпу своих товарищей, торопясь скрыть свой безуспешный обман (и свою бесчестную попытку оттягать незаконную долю добычи) от того, чье имя, названное траппером, проносилось по толпе – верный знак, что сейчас он будет здесь. Едва исчез Уюча, перед пленниками, выступив из темного круга, встал могучего сложения воин, судя по величавой осанке – прославленный вождь. За ним приблизился и весь отряд, выстроившись вокруг него в глубоком и почтительном молчании.

– Земля широка, – начал вождь, выдержав паузу с тем достоинством, которое тщетно силился изобразить его жалкий подражатель. – Почему дети моего великого белого отца никак не найдут себе места на ней?

– Иные из них слышали, что их друзья на равнинах нуждаются во многом, и они пришли посмотреть, правду ли им говорили. Другие же нуждаются в предметах, которые краснокожие хотят продать, и они приходят богато наделить своих друзей порохом и одеялами.

– Разве торговцы переходят Большую реку с пустыми руками?

– У нас пустые руки, потому что твои молодые воины подумали, что мы устали, и освободили нас от ноши. Они ошиблись: я стар, но еще силен.

– Не может быть! Вы уронили вашу ношу среди равнин. Покажи место моим воинам, и они подберут ее, пока ее не нашли пауни.