Отважные капитаны. Сборник - Киплинг Редьярд Джозеф (читать книги онлайн без сокращений txt, fb2) 📗

Именно она ввела меня в совершенно новый мир — мир жен судовых врачей, капитанов и механиков, чьи мысли и разговоры вертелись вокруг таких кораблей и морских маршрутов, о которых вы наверняка даже не слышали. Там шла речь о парусниках со стюардами в кают-компаниях и салонами из красного дерева и клена, ходивших в Австралию с грузами, а заодно бравших на борт (разумеется, согласно рекомендациям врачей) больных туберкулезом и безнадежных пьяниц. О грязных малотоннажных западноафриканских шхунах, кишащих крысами и тараканами, на борту которых люди умирали как угодно, только не в своих койках, о бразильских судах, где подчас товар перевозили даже в арендованных для этой цели каютах, и они выходили в море, рискуя вот-вот перевернуться, о занзибарских и маврикийских пароходах, о замечательных, заново отреставрированных яхтах, лавировавших среди течений в окрестностях острова Борнео. Мы знали их и любили, поскольку они помогали нам заработать на хлеб и масло к этому хлебу, а большие атлантические лайнеры мы просто высмеивали и рекомендовали всем те суда, что принадлежали владельцам мелких компаний, будь они методистами, баптистами или пресвитерианами.

Едва я вернулся в Англию, как миссис Макфи пригласила меня отобедать — как обычно, в три пополудни, прислав записку на свадебно-кремовой визитной карточке. Еще только подходя к их дому, я заметил новые занавески на окне, стоившие никак не меньше сорока пяти шиллингов за пару, а миссис Макфи, провожая меня в маленький холл, оклеенный обоями под мрамор, проницательно на меня взглянула и воскликнула:

— Неужто вы ничего не слышали? А как вам наша новая вешалка для шляп?

Вешалка оказалась из дуба — минимум за тридцать шиллингов. Сам Макфи, громко топая, спустился по лестнице  на судне он двигался беззвучно, как кот, несмотря на свой вес, — и мы обменялись рукопожатиями в той жесткой мере, которую механик позаимствовал у старого Холдока, — тот вечно прощался со своими шкиперами, выламывая им руки. Я подумал про себя, что он, должно быть, получил наследство, но сохранял спокойствие, хотя миссис Макфи каждые тридцать секунд принималась умолять меня побольше есть и не отвлекаться. Обед прошел в атмосфере легкого безумия, поскольку Макфи и его жена все время держались за руки, как маленькие дети, кивали друг другу, подмигивали, давились смехом и едва прикасались к тарелкам.

Наконец вошла прислуга и остановилась, ожидая хозяйских распоряжений. И это при том, что миссис Макфи не раз и даже не десять повторяла при мне, что, пока она в силах, никому не будет позволено делать вместо нее домашние дела. И вот вам — горничная в чепце ждет приказаний, а миссис Макфи все раздувается и раздувается от собственной значительности в своем новехоньком мареновом платье.

Для Джанет Макфи не существовало полутонов, как их не было и в ее новом наряде. В этой обстановке необъяснимой гордости и скрытого ликования я чувствовал себя так, словно таращусь на фейерверки, не зная, по какому поводу устроено празднество. Когда служанка убрала со стола, на нем появился ананас, стоящий полгинеи в это время года, ваза из кантонского фарфора с сушеными личи [112] и хрустальная тарелка с маринованным имбирем, а также баночка с великолепными первоклассными пикулями, распространявшими обворожительный аромат.

Макфи получал их от одного голландца с Явы, и мне всегда казалось, что тот маринует их в виски или роме. Но вершиной трапезы была мадера той марки, которую можно добыть, лишь хорошо разбираясь в винах и зная нужных людей. К вину прилагалась плетенка из кукурузных листьев с сигарами с той же Мадейры, и конец обеда прошел в молчании и клубах синеватого дыма. Джанет во всем своем великолепии то и дело улыбалась нам и поглаживала Макфи по руке.

— А сейчас мы выпьем, — наконец провозгласил Макфи, потирая подбородок, — за то, чтобы вечное проклятие пало на головы Холдока, Стейнера и Чейза!

Я, естественно, ответил «Аминь», хоть и получил от этой троицы семь фунтов и десять шиллингов наличными. Враги Макфи были моими врагами, к тому же я пил его мадеру.

— Вы ничего не слышали? — снова спросила Джанет. — Ни слова, ни шепотка?

— Ни слова, ни шепотка. Клянусь!

— Скажи ему, Мак, — кивнула она.

И это было очередным проявлением ее безграничной доброты и супружеской любви. Женщина с более низменным характером разболтала бы все сама, но в Джанет было пять футов и девять дюймов даже без каблуков.

— Мы богаты, — сказал Макфи.

Я пожал обоим руки.

— Мы чертовски богаты, — добавил он.

Я пожал их руки еще раз.

— Мне больше не придется выходить в море, разве что на собственной яхте с маленьким вспомогательным мотором.

— На яхту нам не хватит, — вмешалась Джанет. — Мы действительно довольно богаты, вернее, состоятельны, но не более того. Новое платье для церкви и еще одно — для выездов в театр.

— Сколько же у вас денег? — полюбопытствовал я.

— Двадцать пять тысяч фунтов.

Я с трудом перевел дыхание.

— А мое жалование составляло двадцать-двадцать пять фунтов в месяц!

Последние слова Макфи буквально проревел, словно весь мир состоял в заговоре против него.

— Я все это время отсутствовал, — сказал я. — И не знаю ничего, что произошло с прошлого сентября. Это наследство? Кто-то оставил их вам?

Они в один голос рассмеялись.

— Их нам оставили, — наконец выговорил Макфи, все еще давясь смехом. — Ох, не могу... оставили! Вот это здорово... Конечно, оставили! Джанет, ты слышала? Нет, если ты вставишь это в свой памфлет, выйдет очень забавно... Оставили!.. — Тут он хлопнул себя по бедру и захохотал так, что вино задрожало в графине.

Шотландцы — отличные люди, но у них есть неприятная черта: они слишком долго застревают на одной шутке, в особенности, если никто другой не смог ее понять.

— Когда возьмусь переписывать, непременно вставлю, Макфи. Вот только сначала неплохо бы побольше узнать о деле.

Макфи предавался размышлениям  примерно половину сигары, а Джанет в это время жестом привлекла мой взгляд и как бы провела его по комнате — от одной новой вещи к другой. Новый узорчатый ковер, новые, хоть и грубовато сработанные часы с боем между моделями колумбийских яхт с балансирами, новый буфет с инкрустациями, на котором располагалась новая же пурпурная жардиньерка, новая каменная решетка из позолоченной латуни и, наконец, — новое, черное с золотом, пианино.

Тем временем Макфи начал:

— В октябре прошлого года правление компании отправило меня в отставку — как только «Бреслау» встал на зимний ремонт. Он провел в море восемь месяцев — двести сорок дней, — и я уже три дня занимался документами к тому моменту, как его перевели в сухой док. При всем при этом, по документам выходило, что компания должна мне меньше трех сотен фунтов — а если точнее, двести восемьдесят шесть фунтов и четыре шиллинга. Никто другой не стал бы восемь месяцев нянчиться с «Бреслау» за такую сумму. Нет, никогда, никогда больше! Пусть хоть потопят все свои корабли, мне на них плевать!..

— Незачем так говорить, — мягко напомнила Джанет. — Мы ведь уже покончили с Холдоком, Стейнером и Чейзом.

— Это меня бесит, Джанет, просто бесит. Я был прав от первого до последнего слова, весь мир тому свидетель, но я не могу простить им. «И оправдана мудрость всеми чадами ее» [113]; любой другой на моем месте затребовал бы добрые восемь сотен. Нашим шкипером был Хэй, вы с ним знакомы. Его перевели на «Торгау», и заставили меня ждать «Бреслау» под командованием сопляка Баннистера. К слову, в то время были очередные выборы в правление компании. Я слышал, что акции продавали кому попало, и теперь большинство членов совета директоров были мне незнакомы. Старый совет никогда бы так не поступил. Они мне доверяли. Но в новом совете все проголосовали за реорганизацию. Юнец Стейнер — сын старого Стейнера — стоял у истоков этого безобразия, и они даже не потрудились поставить меня в известность. Первое, что я узнал как старший механик, было расписание зимних рейсов, где «Бреслау» поставили шестнадцать дней между портом и портом! Шестнадцать дней, вообрази! «Бреслау» хороший корабль, но и в летнее время ему требуется на это восемнадцать дней. А шестнадцать — просто смехотворная чепуха, так я и сказал мальчишке Баннистеру.