На морских дорогах - Бадигин Константин Сергеевич (книги бесплатно без регистрации полные txt) 📗
7 октября вышли в плавание и в порт Отомари прибыли через трое суток. В проливе Лаперуза шли под проводкой военного тральщика. На борту теплохода 4400 тонн груза и 75 пассажиров.
В порту Отомари пришвартовались к северному пирсу, и несколько дней шла выгрузка. Там же приняли еще 400 тонн груза для Курильских островов и 700 пассажиров.
Были женщины, много домашнего скарба. Семьсот пассажиров — это много для нашего грузового теплохода, и разместить всех в закрытых помещениях мы не могли. Хорошо, что дальневосточная осень не подвела, да путь короток, всего сутки хода.
С восходом солнца открылись вершины Курильских гор: фиолетовые тени на зареве восхода. К полудню вошли в пролив Екатерины. Вокруг судна, словно в реке, когда идешь против течения, бурлили потоки. И хотя на карте показаны хорошие глубины, приходила мысль: а нет ли в проливе камней?
Вечером 16 октября отдали якорь в бухте на острове Итуруп. Бухта большая. По берегам разбросаны мелкие домишки, наполовину зарытые в землю. Дороги плохие.
Деревьев мало, те, что стоят на берегу, ветры согнули в одну сторону. Природа острова на первый взгляд напоминает Мурманскую область, но много травы и зеленых кустарников.
На следующий день мы перешли к находившемуся по соседству острову Кунашир. Подходили в густом тумане. Только в 7 милях показались берега. Якорная стоянка в бухте Фурукаманну-ван далеко от берега. Выгрузка началась сразу, без всяких задержек и проволочек.
С моря в пасмурную погоду остров показался неприветливым. В бинокль хорошо различались три высокие трубы: рыбного, крабового и устричного заводов. Много лет мне приходилось видеть эти таинственные острова только издали. Таинственные для нас, а русские мореходы еще в XVII и XVIII веках открыли и обследовали Курилы.
Мы ехали на машине по песчаному берегу. Был отлив, колеса оставляли на песке едва заметный след.
Возле полуразрушенного строения — устричного завода — горы пустых ракушек. В поселке много мелких лавчонок и три грубо сделанных деревянных храма. С храмовых крыш свисали замусоленные веревки, привязанные к бубенцам. Молящиеся усердно дергали за веревку, чтобы обратить на себя внимание божества.
От поселка свернули на лесную дорогу, грязную и неудобную. Японские власти совсем не заботились о дорогах. В лесу дуб, клен и другие лиственные деревья. Заросли бамбука на открытых местах напоминают кукурузные поля. Можно подумать, что мы очутились под Киевом. Здесь рос и дикий виноград со сладкими продолговатыми ягодами.
В лесу сернистый источник. В сотне метров от него деревянный дом водолечебницы.
Более сильное впечатление на меня произвел остров Сикотан. У восточного берега бухты деревянный причал для китобойных судов и для разделки китов. Я побывал на заводе. Главное там — слип, оборудованный из продольно уложенных бревен. Наверху устройство для выхаживания китовых туш. По сторонам деревянные сарайчики. Японцы рассказывали, что добывают около сотни китов в год.
Неподалеку небольшое японское селение. Видны мелкие лавчонки, торгующие овощами, рыбой, прокисшей редькой и всякой дребеденью.
На острове много лугов. Ели и сосны, заросли бамбука. Среди кустарников встречалась смородина.
Двое суток мы стояли у берегов этого острова, относящегося к Южной Курильской гряде. Выгрузка шла дружно и без перерывов.
25 октября мы перешли к острову Итуруп и опять встали на якорь в бухте. Здесь находились все наши пассажиры, выгруженные в первый заход. Бухта открыта для юго-восточных ветров и опасна для стоянки. Дальневосточная осень пока нас не подводила, но наступал ноябрь, а это уже опасный месяц.
Несмотря на все наши усилия, на борту теплохода 1 ноября осталось еще около 70 тонн груза. Накануне барометр стал стремительно падать. Барограф вычертил почти отвесную линию. Всю ночь экипаж теплохода работал в кормовых трюмах. Надо было очистить их от мусора, подготовить для приемки воды. Теплоход был пустой, и винт торчал из воды. При ветре высокий корпус парусит, и обнаженный винт плохо двигает судно против ветра.
К счастью, мы успели вычистить и наполнить кормовые трюмы водой. 500 тонн воды почти утопили винт.
1 ноября около 15 часов внезапно усилился ветер, и пошла крупная зыбь. Якорная цепь была разорвана.
Обрыв якорной цепи — неприятное происшествие. Но сейчас это было спасение. На берег шла тихоокеанская зыбь. Штормовой ветер срывал гребни и нес на судно. А до берега совсем близко. Провозись мы с якорем еще несколько минут, и вполне возможно, что оказались бы на берегу.
Я дал телеграфом самый полный ход назад и позвонил в машинное отделение.
— Виктор Иванович, выжимайте все из двигателя. Понимаете? Все. Нас несет на берег.
— Есть самый полный ход, — ответил Копанев.
Двенадцать минут отчаянно работал двигатель. Теплоход стоял на месте, заметно покачиваясь на волнах. Он не приближался к берегу, но и не отходил от него.
Пришлось опять вспомнить поморское заклинание. Я готов был принести любую жертву. Чего только я не передумал за это время! Обидно было, окончив войну благополучно, потерять теплоход в этой злосчастной бухте.
На тринадцатой минуте — время отмечалось точно — судно двинулось на ветер и медленно стало удаляться от берега. Еще полчаса мы были между жизнью и смертью. Если бы ветер усилился, могли и не выгрести. Но на этот раз все окончилось благополучно. Нам удалось развернуться и лечь курсом в море. Скорость всего полторы мили в час. В 22 часа ветер достиг ураганной силы, но мы уже были в океане. Качало и вдоль и поперек. Такой шторм мы испытали только один раз — в январе 1944 года.
Прирожденные моряки, японцы-грузчики, оставшиеся на судне из-за нашего срочного ухода в море, укачались до полусмерти и лежали вповалку в нижних коридорах.
Приятно было смотреть на учеников, взятых на теплоход в 1943 году. Они держались превосходно.
Зыбь и ветер в открытом море страшны для тех, кто любит море с берега. Мы же, как только отошли от острова, почувствовали себя в безопасности.
Ночь прошла в страшной болтанке. Только через три дня погода утихомирилась, и мы смогли вернуться к месту погрузки.
Утром 5 ноября приступили к выгрузке, и в 13 часов весь груз был на берегу. В этот день мы завершили выполнение годового плана перевозок. План был выполнен на 108 процентов. Такой успех стал возможен благодаря самоотверженной работе экипажа на разгрузке судна в трудных условиях. Члены экипажа не только стояли за лебедками, но и работали старшинами, мотористами, матросами на кунгасах и выгружали груз из трюмов. Во время разгрузки мы попытались поднять потерянный якорь, но все напрасно. По-видимому, его заклинило между подводными камнями.
Якорь — это не только две тонны отличного железа. Каждый моряк знает: если, к примеру, машина вышла из строя и корабль несет на берег, якорь может выручить из беды. Недаром якорь с древнейшего времени считался символом надежды. Если кто-нибудь взялся бы перечислить заслуги якоря в мореплавании, много бумаги пришлось бы исписать этому человеку…
Я долго не мог успокоиться, все старался уяснить себе причину прискорбного события. Чья здесь вина? Или никто не виноват? Может быть, меня вахтенный помощник предупредил немного позже, чем следовало? Я всегда был требователен к подчиненным и строго взыскивал за упущения по службе. Но если беда случилась, то сваливать вину на подчиненных недопустимо.
Мне очень хорошо запомнилось одно местечко у Николая Лескова. Он описывает генерала, делающего смотр кавалерийскому полку. Полковые лошади худы и плохо ухожены. Генерал крепился и молчал. Но когда полковник стал оправдывать плохое состояние лошадей молодостью эскадронных командиров, генерал не выдержал:
— Вздор говорить изволите… Полковой командир должен быть за все в ответе. Вы развраты этакие затеваете!.. Полковой командир на эскадронных. А эскадронные станут на взводных. А взводные на вахмистров, а вахмистры на солдат. А солдаты на господа бога. А господь бог скажет: «Врете вы, мерзавцы, я вам не конюх, чтобы ваших лошадей выезжать. Сами выезжайте!»
