Сборник Поход «Челюскина» - Коллектив авторов (книги бесплатно без регистрации .txt) 📗
Льды сплачивались все больше и больше. Движение парохода замедлялось. В последний раз удалось произвести летную разведку, которая показала, что милях в пятнадцати впереди есть еще чистая вода, откуда нетрудно было бы добраться до Берингова пролива. Но выбраться изо льдов «Челюскин» уже не мог. Он не столько расталкивал льды, сколько вместе с ними в дрейфе медленно продвигался на восток.
Приближалась Колючинская губа. Удивительное место, где столько полярных экспедиций терпело аварии! Здесь зимовал Норденшельд, Здесь «Сибиряков» потерял винт, здесь в глубине губы погиб самолет [36] «Советский Север». Здесь же в 1934 году, во время операций по спасению челюскинцев, потерпели аварии самодеты Леваневского и Ляпидевского, только благодаря высокому искусству летчиков окончившиеся благополучно для людей. Объясняется это вероятно не случайностью. Колючинская губа — залив, глубоко вдающийся в материк. Движущийся мимо него лед как бы всасывается в залив. Тут же повидимому резко меняются условия влажности и облачности, становясь опасными для самолетов.
21 сентября, дрейфуя вместе со льдом, мы заметили, что лед оттягивает пароход на юг к острову Колючину, ко входу в Колючинскую губу. Была тревожная ночь, когда казалось, что лед понесет пароход прямо на остров. Однако нас пронесло мимо, движение льда постепенно замедлялось и наконец остановилось совершенно. Мы оказались затертыми у входа в Колючинскую губу, а всего лишь в двух километрах севернее нас лед продолжал двигаться на восток к Берингову проливу. С шумом, сплошной массой шли ледяные громады. Движущийся лед от неподвижного был отделен ровной чертой, у которой трением раздавливались более мелкие льдины.
Предыдущим нажимом льда в сторону губы ее плотно забило, а в районе острова Колючина, где мы стояли, лед повидимому набился в несколько слоев значительной толщины. Здесь мы простояли до 5 октября. Обстановка у Колючинской губы, заставившая «Челюскина» потерять темп, явилась ближайшей причиной последовавшей затем нашей зимовки.
Были пущены в ход различные средства, чтобы освободить пароход. Но ни взрывы около парохода, ни взрывы у кромки неподвижного льда не давали существенных результатов. Тогда мы начали систематическую околку парохода, чтобы по крайней мере повернуть его носом к движущемуся льду и дать ему возможность при первой перемене ветра, при первом появлении какой-нибудь трещины двинуться самостоятельно дальше. Эта тяжелая работа состояла в выемке нескольких тысяч тонн льда, который приходилось рубить ломами, пешнями, кирками и отвозить в сторону. Но на место сколотого льда снизу немедленно выпирала новая льдина. Напряженная работа, в которой участвовал весь коллектив, показала, насколько за время трудного плавания люди уже успели закалиться, насколько укрепились дисциплина, общественные навыки, сознание долга.
Мы упорно продолжали работать, но не могли закрывать глаз на то, что вероятность зимовки сильно возросла. Надо было [37] подготовиться к ней. Мы уменьшили расход топлива и начали постепенно переводить пароход на зимовочное положение. Очень важно было уменьшить число зимующих, чтобы разместиться в меньшем объеме, выключить часть помещений и тем самым сэкономить больше угля. Уголь был необходим на случай, если бы в будущем году, после зимовки, «Челюскину» пришлось бороться со льдами, прежде чем войти в Берингов пролив.
1 октября 1933 года у «Челюскина» неожиданно появились чукчи, прибывшие на собаках с берега (около 25 километров). Я воспользовался этим случаем, чтобы вместе с метеорологом Н. Комовым, знавшим чукотский язык, поехать на берег. Там мы договорились об отправке части нашего состава на собаках на берег и далее по берегу к Берингову проливу, где у мыса Дежнева их мог бы принять ледорез «Литке».
К сожалению, удалось получить только четыре упряжки, так как в этом районе население чрезвычайно редкое. Отправляя первую партию, я имел в виду при их помощи завязать связь с чукотскими селениями, расположенными на восток от губы, чтобы получить больше нарт с собаками и продолжать разгрузку парохода. Этой первой партии предстояло пройти около 30–35 километров по льду через залив Колючинской губы к мысу Джинретлен и больше 300 километров по материку.
Хотя перед отправкой «Челюскина» был произведен медицинский осмотр состава, но, естественно, в столь большом коллективе под конец оказалось несколько больных. Было заманчиво их отправить в первую очередь, но при наличии только четырех упряжек я мог отправить только одного больного, остальные же нарты приходилось загружать продовольствием, кормом для собак и палатками. Я решил отправить больного кочегара Данилкина, а с ним врача и еще шесть человек. Последних приходилось выбирать уже не из больных, а, наоборот, из наиболее выносливых людей, так как им предстояло итти пешком. Я выбрал тех из наших работников, которые были связаны основной службой с Москвой или Ленинградом. Отплывая в поход, я обязался перед их учреждениями вернуть этих людей в первую очередь в случае задержки «Челюскина». Руководство этой небольшой, но трудной экспедицией я поручил моему секретарю т. Муханову, имевшему уже порядочный опыт полярных экспедиций. 3 октября пешая партия отправилась на берег. Преодолев трудный путь, она благополучно достигла Уэллена, где была принята на борт «Литке». Этот же путь — только большей [38] протяженности — впоследствии проделали многие челюскинцы после их спасения аэропланами, отправившись пешком в сопровождении собачьих нарт с провизией из Ванкарема в Уэллен.
Стало на восемь человек меньше. Продолжить эвакуацию не пришлось, так как 5 октября ветер переменился и наши авральные работы дали результат: трещина прошла как раз через место наших обколочных и взрывных работ у борта парохода. Обстановка изменилась настолько быстро, что люди с трудом успели взобраться на пароход и спасти рабочий инструмент. Мы двинулись дальше в бурном и радостном подъеме. Но своим ходом далеко итти не пришлось… Лед снова сдавил «Челюскина». Начался дрейф.
Берингов пролив
Дрейф кружил наш пароход. Несколько раз мы проносились мимо мыса Сердце-Камень и снова отодвигались назад или на север. Иногда у берега открывалась полоса воды. У мыса Джинретлен мы оказались уже впереди пароходов «Свердловск» и «Лейтенант Шмидт». С этими пароходами мы ежедневно обменивались радиосообщениями и советами. Я настойчиво предлагал им не становиться на зимовку, т. е. не разбирать машины, а ждать благоприятного изменения обстановки, которая еще может наступить.
Одновременно я вел переписку с командованием ледореза «Литке», запрашивая, не может ли он подойти к этим пароходам, чтобы их вывести. «Литке», исправив часть своих повреждений и взяв уголь, попытался это сделать, но мог дойти только до мыса Икигур, где нажим льдов заставил его вернуться. Было ясно, что «Литке» потерял свои ледокольные способности и нуждается в очень серьезном ремонте. Он не мог помочь ни пароходам своей экспедиции, ни тем более «Челюскину», который находился дальше от берега, среди льдов открытого моря.
Непрерывное движение льда вносит в арктические экспедиции элемент случайности, который далеко не всегда поддается контролю человека. Еще недавно мы были впереди «Свердловска» и «Лейтенанта Шмидта», и вдруг обстановка переменилась. У этих пароходов оказалась вода, они смогли обойти нас с севера и выйти в Берингов пролив, подвергшись в пути несколько раз сжатиям, которые однако кончились для них благополучно. «Челюскин» же продолжал дрейфовать. [40]
После нескольких петель дрейф «Челюскина» принял юго-восточное направление, и 3 ноября мы вошли в Берингов пролив. Вошли вместе с дрейфом льда, не имея самостоятельного хода. Все-таки в одну навигацию мы достигли Берингова пролива! 5 ноября мы были уже в середине пролива, близ острова Диомида. Вылетевшие на разведку т. Красинский и летчик Чернявский (на машине «У-2») не могли сказать нам ничего утешительного. До чистой воды расстояние было хотя и невелико (около 20 километров), но лед был очень плотный.
