В морях твои дороги - Всеволожский Игорь (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
— Слышишь? — спросила шепотом Антонина, словно боясь, что ее могут услышать там, в небе. — Слышу!
Уж я-то хорошо знал этот мерзкий хрип «юнкерсов»!
Мы стояли среди могил и крестов. Ну, сейчас им покажут зенитки! Зенитки молчали. Почему? В Ленинграде, лишь только приближались к городу «юнкерсы», все начинало греметь и в небе клубились разрывы.
— Вот так же они прилетали к нам в Ленинград, — шепнула мне Антонина.
— Да, каждый день!
Из-за дерева с оглушительным ревом вылетел огромный самолет.
— Ложись!
Я столкнул Антонину в канаву и сам лег прямо в воду. Что же зенитки молчат? Ведь он сбросит бомбы… Самолет медленно полз над нами. Он скрылся за кладбищем. За ним прополз второй, третий… пятый… десятый… Они гудели, ревели и, наконец, пропали вдали.
Тогда я понял: фашисты не знают, что здесь скрываются катера… И они полетели в другое место. Потому-то и не стреляли наши!
Словно в ответ вдали загремело. Один за другим слышались глухие удары, и при каждом ударе в небе будто вспыхивал лист бумаги. Бомбили город. В городе была мама! Мало пережила она в Ленинграде! Наконец, все затихло. Вымокшие и грязные, мы вылезли из канавы. В небе, подобно фейерверку, сверкали разрывы зениток.
— Ты приехал один? — спросила Антонина.
— Нет, с мамой.
— А где твоя мама?
— Там, — показал я туда, где бомбили.
— Ой, как там страшно, должно быть! — воскликнула Антонина. — У тебя есть мама… — сказала она. — А вот я свою мамочку никогда не увижу… Я ждала, ждала ее в Ленинграде на Шамшевой, и вдруг пришел старый седой командир. «Девочка, — сказал он, — тебе нельзя больше здесь одной оставаться. Пойдем со мной, я отправлю тебя к отцу, к деду». Я пошла с ним…
Она замолчала. Наверное, перед ее глазами встал холодный, пустой Ленинград, и разбитые дома, и улицы в снежных сугробах, тот путь, по которому Антонина шла с уводившим ее с Шамшевой улицы старым командиром.
— Летчик укутал меня в меховую шубу, и мы полетели. Мама, мамочка! Если бы ты была тут, со мной!
— А ты где живешь? — спросила она погодя.
— На корабле, — ответил я с гордостью. — Видала, стоит в кустах?
— Где жил папа мой… и твой… дядя Георгий?
— Да. И я стрелять обучусь и управлять катером. Как Фрол…
— Как кто?
— Один мальчик. Он на катере рулевым. Он спас и катер и командира. И я пойду в море и буду стрелять по фашистам.
— Как я хотела бы быть не девочкой, мальчиком! — воскликнула Антонина.
— Зачем?
— Я бы тоже пошла на войну!
Глава десятая
ИХ НЕТ, НО ОНИ ВЕРНУТСЯ
Когда я вернулся, уже стемнело и возле трапа покачивался синий фонарь под жестяным колпаком. Голубой луч скользил взад-вперед по высохшим листьям.
— Нагулялся? — спросил вахтенный офицер. — Иди-ка ужинать. Кают-компанию найдешь? Видел налет? Не испугался? Да, ведь ты ленинградец, обстрелянный. Тебя не испугаешь.
Я спустился вниз, нашел щетку, почистился, вымыл лицо и руки и вошел в кают-компанию.
На моем месте сидел белокурый старший лейтенант с русыми жесткими усиками. Он что-то рассказывал, и все его внимательно слушали. Два стула были снова свободны. Я спросил у Андрея Филипповича.
— Мне сюда сесть?
— Нет, нет, не сюда! — поспешно сказал старший офицер. — Вестовой, дайте стул и прибор.
Вестовой подал стул и поставил тарелки.
— Ну, как тебе у нас нравится? — поинтересовался Андрей Филиппович, и когда я ответил, что очень нравится, он спросил: — Рыбку любишь ловить? Тут и сомы, и окуни и даже форель… Вот попроси Лаптева, он возьмет тебя на рыбалку, — показал Андрей Филиппович на моего соседа. — Это и есть Никита, сын Юрия, — пояснил он офицеру со светлыми усиками.
Тот пристально взглянул на меня, кивнул и продолжал свой рассказ, в котором я понимал очень мало.
Ужин уже подходил к концу, а два стула, которые никому не позволял занимать Андрей Филиппович, так и остались незанятыми.
Я не выдержал и спросил:
— Андрей Филиппович, скажите, пожалуйста, почему на эти два стула вы никому не даете садиться?
Все сразу умолкли. Старший офицер переглянулся с блондином, потом посмотрел на всех остальных и, словно на что-то решившись, оказал:
— Это, Никита, места твоего отца и Серго Гурамишвили. Они в отлучке, но мы надеемся на их возвращение. Вот почему для них накрыты приборы и им оставлены обед, ужин…
— И даже бутылка коньячку! — подхватил мой сосед.
Андрей Филиппович строго взглянул на Лаптева, но подтвердил:
— Да, найдется и коньяк. Ты хочешь еще компота, Никита?
— Нет, спасибо, я не хочу.
Старший помощник поднялся из-за стола и подошел к пианино.
— Не поиграете ли нам, Владимир Александрович? — обратился он к композитору.
Композитора не пришлось упрашивать. Он сел за пианино и запел:
Андрей Филиппович подошел ко мне, обнял за плечи.
Офицеры подхватили:
Мне показалось, что они поют об отце, о моем отце, который если бы был здесь, тоже пел бы вместе со всеми и веселил бы всех своими шутками, и сидел бы вон на том месте, где стоят нетронутые тарелки, прикрытые чистой салфеткой…
— Никита, — спросил Андрей Филиппович, — ты что? — Он провел по моей мокрой щеке жесткой теплой ладонью. — Успокойся. Ну, прошу тебя, успокойся! Отец вернется. Говорю тебе — он вернется. Прошу прощения, — сказал Андрей Филиппович офицерам.
Надев фуражку, он проводил меня до каюты и легонько постучал в дверь.
— Войдите, — ответил Фрол.
Андрей Филиппович пожелал мне спокойной ночи.
Живцов приподнялся с койки:
— Кто тебя врать научил?
— Ты о чем?
— Фамилию мне соврал?
— Почему соврал? Я не врал.
— А зачем говорил — ты Никитин, когда ты Рындин?
— Я сказал, что меня зовут Никитой. А фамилии ты у меня не спрашивал. Ну да, я Рындин.
— Ты бы сразу так и сказал! Твой отец — настоящий катерник!
Фрол протянул мне руку.
— Буду с тобой дружить. Ты где пропадал?
Я сказал, что разыскал дочку капитан-лейтенанта Гурамишвили.
— Видал. Щупленькая такая. Ты разве знаешь ее?
— Еще с Ленинграда.
— Старые знакомые, значит? А по-моему, — оказал он значительно, — настоящему моряку с девчонкой дружить — это все равно, что коту подружиться с мышонком. Ну, чего стоишь? Ты ложись.
Я разделся и забрался на верхнюю койку. За иллюминатором плескалась вода. Я хотел спросить Фрола об отце, но не мог выдавить из себя ни слова.
— Спишь? — спросил снизу Фрол.
— Нет, не сплю.
— Спи. Подъем в шесть часов. Ты что во сне смотреть будешь?
— То есть как это «что смотреть буду»?
— Я что хочу, то и гляжу, — сказал Фрол. — Захочу Африку — вижу Африку. Захочу Америку — смотрю про Америку Захочу поесть — подают на стол всякие вкусные вещи, — он щелкнул языком, — печенку в сметане, пироги с ливером, мороженое вишневое…
Я никогда не слышал, чтобы во сне можно было видеть все, что захочешь. Фрол, оказывается, сам заказывает себе сны!
— Вот сегодня, например, — продолжал Живцов, — желаю я видеть Индию: слонов, тигров, пантер, ягуаров, удавов… факира с дрессированными гадюками. Ты знаешь, я раздразню тигра — он погонится за мной, рычит, визжит, а я возьму да проснусь. Ну, тигр и остается в дураках. Не спишь?
— Нет, не сплю, Фрол…
— Что тебе?
— Вернется отец?
— Твой?
— Да, мой.
— Бывает — возвращаются, а бывает — и нет. Вот мой — не вернулся.
Молчание.
