Долговязый Джон Сильвер: Правдивая и захватывающая повесть о моём вольном житье-бытье как джентльмен - Ларссон Бьёрн
Хорошо, что Долорес не видит меня, честное слово. Она бы рассмеялась прямо мне в лицо. Она не пускала мне кровь, это уж точно. Впрочем, она и не вливала в меня силы. Но у меня самого сил и энергии хватало и даже было в избытке.
Прежде чем мы отправились на поиски Флинта, я устроил Долорес, обеспечив ей существование, в Порт-Ройале. Чтобы не вызывать подозрений, я купил таверну. На втором этаже было три комнаты, где она и поселилась. Она была довольна, хотя виду не показала. Долорес отнюдь не была беспокойной натурой вроде меня. Я мог сидеть неподвижно лишь в том случае, когда вопрос шёл о жизни и смерти. Но ей, не в пример мне, и не было надобности быть всегда начеку.
Ибо ты должен знать, Джим, что нигде, даже в Порт-Ройале, я не имел отныне покоя. Обстановка в Порт-Ройале была, будто перед большим землетрясением, во время которого погибли две тысячи самых известных негодяев земли, если верить тому, что говорят; город кишел матросами — свободными и подневольными рабами, большими или меньшими жуликами — контрабандистами, торговцами, портовыми грузчиками, пьяницами, нищими, вышедшими в отставку солдатами и другими сомнительными лицами.
И всё же город больше не был, как говорили, больным, как лазарет, заразным, как чума, жарким, как преисподняя, и греховным, как сам дьявол. В те старые добрые времена для нас, пиратов, в Порт-Ройале и других подобных городах было полное раздолье. Теперь этого уже нет. Порт-Ройал населён отбросами общества из бывших пиратских сообществ, которые или попали под амнистию или были так жалки, что их не имело смысла вешать. Для них петля стала бы не наказанием, а скорее облегчением, успокоением. К тому же Тейлор осел в Вест-Индии, и каждый из выживших членов его старой команды с радостью донёс бы на меня, дабы немного заработать.
Но и это ещё не всё. В центре Порт-Ройала среди кабаков, борделей, обшарпанных торговых лавок, сараев и нескольких каменных домов для высших сословий и губернатора, Адмиралтейство воздвигло очередное здание суда, ставшего вратами в ад для меня и мне подобных. Над вратами висела вывеска, которая гласила: «Правда, только правда!» Но что такое правда для этих крючкотворов? Свидетельские показания, доносы, сплетни, слухи и оговоры — вот что они называют правдой. И заметьте, что, согласно букве закона, достаточно единичного показания, чтобы свалить такого, как я. Единственным преступлением, где требуется больше доказательств, является предательство. Нет, на суше дела, касающиеся жизни и смерти, регулируются не столько правдой, как утверждает вывеска, сколько правдоподобием. И из-за недостатка такового людей с лёгкостью отправляли заканчивать свои дни в цепях на Гэллоуз-Пойнт, недавно сооружённой в Порт-Ройале виселице.
Для меня было облегчением, когда мы, завершив все дела, отчалили в поисках Флинта. Долорес осталась в надёжном месте, а я — в ненадёжном. Но именно так и было задумано. Что значило для меня время от времени рисковать жизнью, находясь на корабле, по сравнению с тем, что ты испытываешь, когда ты постоянно, день и ночь, каждый миг дрожишь за свою шкуру. Нет, на суше в течение своей долгой жизни я никогда не имел ни одной спокойной минуты, насколько я сейчас вижу и могу судить. На берегу всё время надо быть настороже, меченые у тебя руки или нет, обеспечены твои тылы или нет.
36
Ты спрашиваешь, был ли Флинт реальным человеком? Судя по всему, да — таков должен быть мой ответ, даже если в это трудно было поверить, когда в одно тихое пасмурное утро, прежде чем солнце успело разогнать туман, «Морж» без всякого предупреждения навис над кормой нашего жалкого брига. Всю ночь наши паруса безжизненно висели, и единственными звуками во время моего ночного дежурства были храп экипажа, поскрипывание блока и стук капель росы, оседающей на парусах и реях.
И всё же корабль Флинта оказался рядом, словно призрак, с чёрным флагом на корме. Флагом, растянутым на перекладине, чтобы не опускался и в штиль. Даже об этом Флинт подумал, вот каким добросовестным капитаном он был. Но как же он нас нашёл в темени и мгле? И как же ему удалось настигнуть нас, когда не было ни малейшего ветерка?
Медленно, будто движимый невидимой рукой, корабль-призрак заскользил к нашему борту, нацелив на нас все пушки. Я заметил несколько фигур, беззаботно стоящих у поручней, как бы представляя команду мирного торгового судна. Они были настолько уверены в своём успехе и в своём превосходстве, что могли позволить себе просто стоять и наблюдать, а некоторые, возможно, даже спали, так тихо и спокойно, казалось мне, было у них на корабле.
Я, естественно, сгорал от нетерпения увидеть безымянного пирата, который уже так прославился, хотя никто не мог быть уверен в том, что он не миф, а реальность. Он вышел на ют, когда все пушки были заряжены. Я увидел, что он кивнул, и в тот же миг на мачтах оказалось несколько бравых матросов, и они зарифили топсели, отчего их корабль стал приближаться к нашему борту. Вот тогда я понял, что Флинт всё-таки не сверхъестественное явление, а реальное земное существо. Ему просто удалось поймать топселями ветер наверху, тогда как мы со своими короткими мачтами лежали в штиле. Так иногда бывает: лёгкий, едва заметный ветерок у поверхности воды замирает, а вверху продолжает веять. Во всяком случае, это капитан милостью дьявола.
Новый кивок капитана — и раздаётся предупредительный выстрел. У них толковый канонир, он попадает в наш бушприт так точно, что фок с треском падает. После этого Флинт медленно подходит к поручням и вежливо просит нас спустить флаг.
— С превеликим удовольствием! — гаркаю я в ответ, а у нас тем временем поднялся большой переполох, ведь до этого я и не думал будить свою команду.
— Спокойно! — говорю я им, спуская флаг. — Мы нашли то, что искали.
Все расплываются в радостных улыбках, но больше всех радуется Израэль Хендс, который вот уже четыре недели, пока мы лавировали меж островов, не имел ни единого стаканчика горячительного. Ну и к тому же никакого другого развлечения, а Хендс по натуре не одинокий волк.
— На абордаж! На абордаж! — выкрикивал он пароль покорителей морей. — Спускайте лодку, ради всех чертей! Что, мы должны целый день ждать, пока вы нас захватите?
Грозные пираты приходят в замешательство и в недоумении переглядываются, не веря своим ушам. Они не привыкли, чтобы их встречали с такой радостью. Правда несколько лет тому назад, когда я плавал с Инглендом, можно было рассчитывать на то, что половина экипажа любого купеческого судна ничего не имела бы против того, чтобы соединиться с нами. Да, были случаи, когда даже моряки тяжело вооружённых военных кораблей не осмеливались нападать на нас из-за страха перед бунтом собственного экипажа. В таком положении выбор действий оставался за нами.
Флинт, естественно, знал об этом. Но он и бровью не повёл, услышав наши радостные возгласы, и на всякий случай предпринял кое-какие меры, что я и отметил с удовлетворением. Абордажная партия, которую он отправил на наше судно, была вооружена до зубов во избежание неоправданного риска, хотя атакующие не были так уж насторожены.
— Я хотел бы поговорить с вашим капитаном, — произношу я, когда они, взобравшись к нам на судно, убедились, что на борту всего лишь четырнадцать безоружных человек. — Возможно ли это? — добавляю я учтиво.
— Нет, — категорически заявляет один. Сказал, как отрубил.
— Я — Джон Сильвер, — представляюсь я, — я был квартирмейстером у Ингленда и Тейлора. А тот сукин сын — Израиль Хендс, он был рулевым у Тича. Остальные — моя охрана, но это свободные люди. И мы уже почти месяц бороздим морские воды в ожидании, когда вы нас захватите. Так что будьте любезны, проводите меня к своему капитану!
— Откуда нам знать, что ты говоришь правду? — спрашивает другой.
— Какую тебе надо правду! — рявкаю я так, что задавший вопрос вздрагивает. — Мне что — предъявить документы, доказывающие, кто я? Что я ходил с Инглендом и Тейлором? Я вам предлагаю судно и четырнадцать пар мужских рук, а вы тут разводите сомнения. Кажется, я не требую, чтобы вы сказали, кто вы такие?
