Шхуна «Колумб» (рис. Л. Лурье) - Трублаини Николай Петрович (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений TXT) 📗
— Алло!
— Кто? — сразу спросили трое слушателей.
— Варивода. В центральном посту управления нашел трупы. Дверь в командирскую каюту заперта изнутри. Переношу электросверло в лодку. Через пять минут дайте ток. Попробую пробить отверстие и выяснить, вода там или воздух.
— Скажите — быть осторожным, — приказал командир телефонисту.
— Есть быть осторожным!
Прошло еще полчаса. Месяц заходил. Трофимов до сих пор не давал краснофлотцам приказа спать. Он понимал — они все равно не заснут.
— Водолаз просверлил дверь командирской каюты, — послышался голос врача. — Оттуда выходит воздух.
— Как ваш… — Командир не договорил. Он чуть не сказал «сумасшедший», но опомнился и промолчал.
— Пришел в себя. На всякий случай связали ему руки. Я нашел у него страшные ранения руки — предплечья и ноги — от бедра до колена.
— Что делает Варивода?
— Пропиливает дверь в капитанскую каюту.
— Передайте, — обратился командир к комиссару, — что нашли одного пирата живым. Он пришел в себя.
— А девушка? — шепотом спросил комиссар.
Командир молчал. Сообщение о живом пирате было принято с интересом, но все думали о той, что писала записку, вложенную в аварийный буй.
Снова стало тихо. Прошел час. Трое людей, слушавших декомпрессационную камеру, ничего не говорили. Но через час командир распорядился спускать четырех водолазов с электросварочными приборами. Они получили приказ разрезать броню вокруг лодки, сделанную перед тем электросваркой, так, чтобы не зацепить стенок камеры и разъединить лодку и камеру после того, как Варивода изнутри заварит сделанный им разрез.
— Вахтенный, — сказал командир, — распорядитесь — бойцам спать. Поднимать камеру начнем не раньше чем через два часа.
Потом капитан-лейтенант передал трубку своему помощнику, взял за руку комиссара, и они подошли к профессору Ананьеву, который сидел на кнехте, возле пушки.
— Андрей Гордеевич, зайдемте ко мне в каюту, — попросил профессора командир.
А комиссар почувствовал в его голосе такую нежность, какой еще никогда не замечал у Трофимова.
Профессор встал. Чувствуя, что за этим приглашением кроется что-то важное, он шел, стараясь шагать твердо и не горбиться. Но колени его подгибались, а ноги почему-то дрожали. Комиссар взял его под руку и повел, поддерживая нежно и бережно.
Они вошли в маленькую каюту. Командир, как всегда, снял фуражку и положил ее на стол. Комиссар усадил Ананьева в кресло. В иллюминаторе каюты шелестел вентилятор. Командир выключил вентилятор, как будто тот мешал ему, и обернулся к профессору:
— Андрей Гордеевич, будьте мужественны, выслушайте меня. — Что-то сжало ему горло, он глотнул слюну. — Сейчас на поверхность поднимут декомпрессационную камеру. Там Люда… Она в тяжелом состоянии.
Профессор Ананьев не пошевельнулся, только глаза его расширились. Он смотрел на капитан-лейтенанта, точно что-то отгадывая.
— Она?.. — спросил он тихо.
— В очень тяжелом состоянии, — ответил комиссар и нахмурился.
Дверь каюты открылась. Помощник командира вошел без предупреждения.
— Простите, — сказал он, и все подняли на него глаза. — Простите, неприятность: оборвался телефонный провод связи с декомпрессационной камерой. Водолазы сообщают, что камеру очень сильно рвет вверх. Она почти выносит понтон на поверхность.
Командир и комиссар выбежали на верхнюю палубу и прошли мимо Марка.
Месяц заходил за горизонт. Приближалось утро, когда водолазы сообщили, что камера стоит на глубине только десяти метров. В этот же момент оборвался трос, соединявший камеру с понтоном. На поверхности заклокотала вода, камера выскочила из моря, подпрыгнув над водой. Падая, она еще раз на секунду погрузилась и всплыла возле «Пеная». Марко бросил телефонную трубку, прыгнул за борт и поплыл туда, где стояли шлюпки с «Пеная» и камера. Там моряки большими тяжелыми ключами отвинчивали дверцу. Марко подплыл, когда дверцу уже сняли, и под светом фонарей вскочил в камеру. Впереди всех склонился, держась за голову, врач, рядом с ним сидел сумасшедший, за ними на коленях стоял Варивода и потирал лоб. А посредине камеры лежала неподвижная Люда.
ЭПИЛОГ
Началась весна. В проливе между островом и материком не осталось уже ни одной льдины. Луга покрывались молодой зеленой травой, распускались первые цветы. Днем и ночью над островом пролетали стаи птиц, возвращаясь с юга. В море вышли рыбачьи шаланды.
В Соколиную бухту все чаще приходили пароходы и выгружали строительные материалы. Рядом с домом рыбного инспектора строили временную пристань. Начинались работы по прокладке узкоколейки к Торианитовому холму, а вокруг него кипела работа.
В один из этих дней напротив маяка, ловко проскользнув между мелями, бросила якорь шхуна «Колумб». Со шхуны спустился каючок и быстро приблизился к берегу. Привязав лодку к забитой в песок палке, на берег сошел шкипер Стах Очерет. Первым его встретил маленький Грицко. Потом из дома вышел отец мальчика, а за ним показались мать и дед Махтей.
Стах поздоровался. Его радостно приглашали в дом.
— Письмо вам привез, — сказал шкипер. — Левко был на слете лучших мотористов рыбачьих шхун нашего моря. Видел Марка. Вот! — Шкипер вытащил из кармана письмо.
Отец разорвал конверт и начал громко читать:
— «Мои дорогие! Парусник «Отвага» выходит в учебное плавание вокруг света. Команду составляют курсанты старших курсов. Я досрочно сдал испытания на «отлично». Меня переводят на второй курс и берут в дальнее плавание. Мы пройдем через три океана и много морей, посетим Огненную Землю, Австралию, Индию. Южную Африку и другие страны, где когда-то побывал дед Махтей. Покажем красный флаг там, куда еще никогда не заходил ни один советский пароход. Во время нашего плавания будем продолжать учиться — с нами едут преподаватели. Когда вернемся, сдадим испытания уже за последний курс техникума. Обещаю писать вам из каждого порта, куда будем заходить, и советую Грицко собирать коллекцию марок и конвертов. Я уж для него постараюсь.
Хочу еще поделиться последними новостями: Люду и Зорю приняли в комсомол. Люду вызывали на очную ставку с Анчем и его помощником. Оба во всем сознались. Люда уже совсем выздоровела и теперь нагоняет пропущенное. Зоря поступила на рабфак при нашем техникуме и мечтает стать командиром подводной лодки.
Жду ваших писем и поручений деда — каким пальмам, рифам и атоллам передать привет. Ваш Марко».
Наступал вечер. Пахло весною и морем. Высоко в небе с юга летела большая стая птиц. Это возвращались из Африки на родину лебеди.
Над островом взошла луна и озарила камыши, кусты, Торианитовый холм. Маяк освещал ночной путь перелетным птицам, которые, пересекая море, спешили к острову отдохнуть после далекого путешествия.
Дмитро Завирюха вошел в аппаратную маяка на вахту. В маленьком домике уже все легли спать. У маяка и на дворе царила тишина, и только едва слышный прибой нарушал ее, как бы убаюкивая равномерным плеском обитателей домика.
Ночью старый Махтей проснулся. Месяц заглядывал в окно и, освещая комнату, расстилал на полу тени от стола и стульев. На кровати сидел Грицко. Он тоже не спал и задумчиво смотрел в окно, освещенное сиянием луны.
— Грицко, ты чего не спишь? — спросил старик.
— Я, дедушка, думаю.
— Что ж ты думаешь?
— Кем мне быть, когда вырасту?
— А кем же ты хочешь быть?
— Шкипером, или адмиралом, или таким смелым, как Находка.
— Спи, Грицко. Пока вырастешь, успеешь придумать.
— Буду я, дедушка, командиром боевого корабля, как капитан-лейтенант.
Дед положил голову внука на подушку, прикрыл его одеялом, и прошептал:
— Спи, командир!
Месяц медленно отступал от окна. Тьма в комнате сгущалась.
Шли часы. Месяц спрятался за островом, море погрузилось во мглу, светили звезды, и маяк, то зажигаясь, то погасая, посылал вдаль свои лучи: две длинные и три короткие вспышки с равными интервалами.
