Приключения в Красном море. Книга 3 (Погоня за «Кайпаном». Злополучный груз) - Монфрейд Анри де (книги бесплатно без txt) 📗
После захода солнца «Альтаир» становится на рейд. Течение, устремившееся в открытое море, держит его на месте, несмотря на бриз, раздувающий паруса. Я мог бы запустить двигатель, но не делаю этого, поскольку собираюсь сослаться на его неисправность после задуманной аварии.
Сумерки быстро сгущаются. Зеленый и красный свет невидимых буев, указывающих проходы большим судам, отражаются в черной воде. В то время, как я стараюсь сориентироваться среди сигнальных огней, к нам приближается английское судно санитарной службы. Видимо, нас заметили еще в море, до наступления темноты. Обычно парусники не удостаиваются такой чести на рейде.
Когда судно подходит вплотную, я зажигаю сигнальный огонь. В рубке виднеются люди в полицейской форме. Форштевень парохода угрожающе приближается, и я забываю о своем недавнем намерении попасть в аварию. Повинуясь инстинктивному стремлению спасти судно, я переношу фонарь с кормы на середину парусника. Этот маневр, видимо, обманул рулевого и уберег нас от лобового столкновения. Удар приходится по левому борту; релинги несколько смягчают его силу и ломаются со страшным треском. Матросы разражаются криками и проклятиями. Всем кажется, что смертельно раненный парусник сейчас пойдет ко дну, но я знаю, что ничего страшного не произошло: форштевень прошелся по обшивке парусника и не задел его жизненно важных частей. Это столкновение позволит мне осуществить свой план. Я спускаюсь в машинное отделение и открываю сливной кран, чтобы создать видимость течи и затопить трюм.
Англичане, атакующие суда в море с завидным хладнокровием, спокойно ждут, когда «Альтаир» пойдет ко дну. Я осыпаю их проклятиями, изображая ярость обреченного, но мои оскорбления трогают англичан не больше, чем исторические слова, которыми им ответили при Ватерлоо.
Видя, что парусник еще держится на плаву, несколько чернокожих матросов перепрыгивают на борт «Альтаира», чтобы пришвартовать его к пароходу. Англичане берут нас на буксир и отводят в ту часть порта, где стоят пограничные корабли, канонерские лодки и другие суда, принадлежащие адмиралтейству.
Между тем мои люди налегают на насосы и вычерпывают воду ведрами, а Мола наблюдает в трюме за уровнем воды, чтобы вовремя закрыть кран.
Наконец капитан английского парохода осведомляется о размерах бедствия и предлагает перенести груз из моего трюма на борт его судна. Он не знает французского и изъясняется по-арабски с таким чудовищным акцентом, что я не сразу понимаю, на каком языке он говорит. Я поспешно отвечаю, что временно заделал пробоину и могу подождать до завтра.
Англичанин и не думает извиняться за то, что его стальное чудище едва не раздавило наше деревянное суденышко, как скорлупку. Он лишь замечает, что мой парусник был плохо освещен, и хвалит его прочность: он, дескать, думал, что рассек мое судно пополам!
Полицейские отваживаются взойти на борт «Альтаира» и тотчас же принимаются разглядывать с любопытством оснастку и оборудование парусника. Затем они вспоминают о своих служебных обязанностях и, взяв у меня документы, изучают их со странными улыбками и многозначительными взглядами, от которых мне становится не по себе.
Я почти не говорю по-английски, но знаю некоторые судоходные термины и могу поддержать примитивный разговор.
— Где ваш шаррас?
— В воде…
— Как? Выброшен в море?
— Нет, в воде трюма.
— Ол райт…
Я открываю люк, ведущий в трюм, и освещаю темноту, откуда слышится урчание насосов и доносится резкий запах козьих шкур. Луч света падает на мокрые мешки, и полицейский отходит от люка с удовлетворением. Я спрашиваю:
— Могу ли я сойти на берег сегодня вечером? Мне нужен плотник.
— Я не возражаю, но не трогайте здесь ничего, пока завтра утром не придет таможня…
Полицейские покидают судно. Мы закрываем кран и останавливаем насосы. Кораблекрушение окончено! Теперь можно и поужинать.
XX
Весовщик
Итак, первый акт спектакля сыгран. Я надеюсь, что завтрашняя встреча с таможней пройдет не менее успешно.
Еще не поздно, и я отправляюсь к моему шипчандлеру Дельбурго, чтобы спросить у него совета.
Причалив к берегу в пироге, я встречаю часового-сомалийца, который узнает меня и окликает моим арабским именем Абд-эль-Хаи. Меня знают во многих сомалийских племенах и особенно в тех, откуда родом мои матросы. Этот человек — брат Мухаммеда Мусы, плававшего со мной, когда я начинал заниматься ловлей жемчуга. Часовой пропускает меня на берег, пообещав, что предупредит своего сменщика, чтобы тот позволил мне вернуться обратно.
Придя к Дельбурго, я нахожу его лавку закрытой, но замечаю в окне второго этажа движущиеся тени. Я несколько раз окликаю своего приятеля по имени, и наконец он впускает меня, удивляясь моему появлению в столь поздний час. Я рассказываю Дельбурго о своих приключениях.
— Знаете ли вы, — спрашивает он, — что приехал Мондурос? Я видел его позавчера.
— Что же он делает в Адене?
— В агентстве по морским перевозкам мне сообщили, что он собирается плыть в Гамбург.
Это известие было бы чрезвычайно важным, если бы я действительно привез сюда шаррас. Тем не менее оно свидетельствует, что Троханис или Зафиро по-прежнему не теряют меня из вида.
— Вы не знаете, на каком пароходе он поедет?
— Думаю, что знаю. «Блюфуннель» отплывает на этой неделе, и я отправляю с ним в Гамбург множество товаров.
Появление Мондуроса не очень-то меня тревожит, поскольку он идет по ложному следу. Однако грек может представлять некоторую опасность, поскольку он видел в Эфиопии настоящие мешки с шаррасом и заметит подмену. Дельбурго уверен, что Мондурос приехал, чтобы сопровождать мой товар, и находится в сговоре с капитаном парохода. Подумав, он предлагает:
— Если вы обратите внимание властей на человека, замешанного во многих делах, связанных с контрабандой, я думаю, что ему не разрешат сесть на судно, где будет находиться ваш шаррас.
Тотчас же шипчандлер сочиняет письмо на английском языке, которое я переписываю и вручаю ему по его просьбе.
— Будет лучше, если я сам отнесу его завтра утром, — говорит Дельбурго, — нужно, чтобы оно своевременно дошло до наместника.
Кроме того, меня волнует разница в весе моих тюков, и я делюсь с Дельбурго своими опасениями.
— Это меня особенно тревожит, — добавляю я, — так как залог в пятьдесят тысяч франков, оставленный в Джибути, будет возвращен мне лишь по предъявлении свидетельства о том, что я привез сюда шесть тонн. Если в документе будет проставлен меньший вес, могут последовать осложнения. Таможня обвинит меня в том, что я утаил часть шарраса, и не отдаст мне деньги. Нельзя ли договориться с человеком, который будет взвешивать товар? Лучше заплатить подороже, чем входить в конфликт с французской таможней…
Дельбурго соглашается. Он привык к сделкам подобного сорта, и мое предложение подкупить чиновника ничуть его не удивляет. Немного подумав, Дельбурго отвечает:
— Если, как я полагаю, ваш шаррас будет помещен на акцизный склад, дело можно уладить через моего знакомого индийца — секретаря начальника таможни. Ключи от склада хранятся у него, и я могу завтра же с ним переговорить…
— Пообещайте ему все, что сочтете нужным. Помните, что мне нужно спасти пятьдесят тысяч франков, и я не могу утверждать, что мой товар весит ровно шесть тонн.
— Да-да, я понял. Шесть тонн, — отвечает Дельбурго с улыбкой.
— Когда мне зайти к вам за новостями?
— Завтра утром. Не беспокойтесь, занимайтесь своими делами, я сам вас найду.
Я вздыхаю с облегчением: кажется, моя главная проблема разрешается…
Вернувшись в порт, я пробираюсь впотьмах к причалу, где стоит моя шхуна. Хотя она оказалась в запретной для обычных судов зоне в результате аварии, я не могу избавиться от ощущения, что ее взяли в плен. Я понимаю, что английские власти относятся ко мне враждебно и принимают в отношении меня чрезвычайные меры в соответствии с полученными инструкциями. Это избавляет меня от моральных обязательств, поскольку мне было бы стыдно обманывать чье-либо доверие.
