Федька-Зуек — Пират Ее Величества - Креве оф Барнстейпл Т. Дж. (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
Оставивши Джона командовать фортом и охранять корабли, сам Фрэнсис на двух пинассах: «Лев» и «Единорог» — отплыл к Картахене. На борту одной было восемнадцать человек, на борту другой — двадцать четыре, и двадцать остались в Форт-Диего. Пройти на восток, против ветров, которые в этих местах почти весь год дули с одного и того же направления, предстояло двести миль.
Полдня, почти не продвигаясь вперед, пинассы боролись с ветром. И вдруг он затих, а через полчаса штиля задул с запада! За пять суток, то с попутным ветром, то вновь со встречным, то берясь за весла в штиль, моряки Дрейка прошли этот путь и бросили якоря у знакомого (чтобы не сказать — «привычного») острова Сан-Бернардо.
В гавань Картахены англичане не входили, хотя испанцы всячески старались подтолкнуть их к этому. И уж вовсе бесило испанцев то, что Дрейк подвергал все входившие в порт Картахены суда тщательному досмотру, но не захватывал их. Вел себя как хозяин города.
Наконец 3 декабря пинассы Дрейка двинулись далее на восток. Миновав устье реки Маддалены, проследовали к городу Санта-Марта, лежащему точно на полпути между Картахеной и Рио-де-ла-Ачей. И здесь чуть не попали в ловушку!
Предупрежденные уже о появлении Дрейка, городские власти вывезли половину всей, какою располагали, артиллерии и громадное количество боеприпасов в лес на западном, высоком берегу залива, рядом с местом, наиболее удобным для стоянки судов. Их укрыли ветками — и история Дрейка могла бы тут и закончиться, но у темпераментных испанцев чуть-чуть не хватило терпения. Сам Фрэнсис Дрейк позднее пошучивал: «Боюсь, что, окажись на месте испанцев немцы или шведы — и все, пошли бы мои люди со мною вместе на корм крабам!» Испанцы открыли огонь, едва англичане подошли на расстояние выстрела, еще до того, как была дана команда бросать якоря. Ядра стали падать в воду, пока еще рядом с пинассами. Дрейк поспешил отдать приказ об отходе в открытое море. А припасы у англичан были уж на исходе. Дело в том, что за время перехода Дрейку, как нарочно, не попалось ни одного испанского корабля с грузом продовольствия в количестве, стоящем усилий по перегрузке. Команды пинасе стали роптать.
Тогда Дрейк решил поступить так, как он поступал обычно в критических ситуациях: собрать офицеров, а если потребуется — то и представителей матросов, выслушать все мнения, поблагодарить — и сделать так, как считал нужным и как решил еще до совета, совершенно независимо от того, совпадают ли с его решением мнения совета, или расходятся.
На совете мнения разделились: офицеры и матросы со «Льва» считали, что надо срочно возвращаться в Санта-Марту, высаживаться на восточном берегу залива, за пределами досягаемости огня батарей западного берега, и попытаться отобрать, а если не получится — то хотя бы купить продовольствие у местных жителей: испанцев, индейцев или негров — без разницы. А офицеры «Единорога» требовали немедленно пристать к берегу и искать продовольствие там, где окажемся после высадки: есть же там хоть какие-нибудь дороги, поместья, фермы, табуны, наконец! Не возвращаться к городу, а прямо там, где мы сейчас находимся!
— Мы готовы следовать за тобой куда угодно, хоть в самое пекло — но для этого ведь надобно быть живыми, верно? А мы можем попросту не дотянуть до светлых дней: у нас на восемнадцать ртов осталось всего ничего: один окорок да тридцать фунтов печенья. Сладкие бисквиты, будь они прокляты! И это придется растягивать еще неизвестно на сколько дней! Мы уже слабеем от недоедания!
— Ребята, ваши люди в куда лучшем положении, чем мои: на «Льве» ровно столько же продовольствия, только делить его предстоит не на восемнадцать, а на две дюжины едоков. Фунт в фунт столько же итого же, — миролюбиво сказал Дрейк.
— Вот видишь, Фрэнсис!
— Что я вижу? Надеюсь, что не вижу благочестивых христиан англиканского происхождения. Не так ли?
— Так, так. Но что из того? — раздались недоумевающие и раздраженные голоса.
— Как то есть что? Как что? Вы что, забыли о том, что Божественное провидение никогда не оставит в беде тех, кто истинно верует? Вам не стыдно, что вы усомнились открыто в милосердии Господа вашего? Итак решено: мы поплывем в Кюрасао!
— Фрэнсис, это же еще четыре сотни миль к востоку!
— Не четыре, а пять сотен, — невозмутимо отвечал Дрейк. — Ну все, ребята, совет окончен, спасибо всем, по местам!
Люди ворчали, но до бунта дело не успело дойти, потому что ровно через полсуток, в семи милях от того места, где происходил этот совет, с пинасе увидели испанский корабль. Паписты еще издали открыли артиллерийский огонь. Но толку от него было крайне мало. Трехбалльное волнение не позволяло канонирам стрелять прицельно. А с маленьких, низкобортных пинасе при волнении вообще стрелять можно было исключительно из мушкетов: отдача от первого же артиллерийского выстрела заставила бы пинассу черпануть бортом воду. Но на испанце могло оказаться продовольствие, поэтому англичане и не думали отступаться. Они шли параллельным курсом на расстоянии, чуть большем дистанции действительного огня. Между тем к полудню волнение улеглось — и англичане могли отвечать испанцам. Но они не стали ввязываться в артиллерийскую дуэль, а подошли к испанцу вплотную, не подставляя борт под его огонь (но по той же причине и лишаясь возможности самим вести огонь), и по абордажным мосткам стали резво карабкаться на палубу. И оказалось, что на испанском корабле продовольствия запасено как для плавания через океан! Тут были свиньи и куры в клетках, и семь бочонков солонины, и дюжина окороков, и колбасы, и десяток больших, двух футов в поперечнике, кругов белого козьего сыра, и вино в бочонках и бурдюках, и вяленого инжира большой мешок, и изюм ветками… На радостях испанцев отпустили с миром и только что не с почестями.
— После обеда — два… Нет, четыре часа на пищеварение и — совет! — известил Дрейк.
Совет был еще короче, чем обычно у Дрейка:
— Голодной смертью мы не подохнем. Но и плыть к Кюрасао теперь никакого расчета нет. Испанцы будут подстерегать нас именно на этом пути. Скорее всего у побережья Новой Андалусии. Поэтому мы поворачиваем обратно. Настало время идти к нашим кораблям. Пришла пора объединить все наши силы для осуществления нашей главной цели!
Пробыв в плавании две с половиной недели, обе пинассы благополучно достигли Форт-Диего. А здесь их ожидали плохие новости. Джон Дрейк, плывя на третьей пинассе вдоль берега, встретил испанский галион и попытался его захватить. Тщетно Том Муни, оставленный заместителем Джона с очень широкими полномочиями, удерживал его. Юноша рвался в бой, ему не терпелось открыть свой счет побед. Не «побед брата Фрэнсиса, в которых и его доля есть», а всецело своих. Он устал быть в тени старшего брата. И он ввязался в бой, хотя оружия на пинассе было крайне мало. На палубу вражеского корабля он взобрался, имея в одной руке обломанную рапиру в качестве меча, а в другой — подушку в качестве щита! И получил пулю в живот, после чего промучался менее одного часа и отдал Богу душу…
— Ах, как жаль. Не ради слова, а поистине. Юноша явно подавал большие надежды. Честно говоря, от него я ожидал большего, чем от остальных десяти своих братьев, вместе взятых, и вот такой глупый конец. Конец раньше настоящего начала, — скорбно сказал Дрейк, тряся головой. — Где его похоронили, Том?
— В море, капитан. Я счел, что для моряка достойнее упокоиться в пучине, нежели в чужой земле. — И старый моряк напряженно уставился вдаль, явно приготовясь услышать свирепый разнос. Но Дрейк покивал и сказал глухо:
— Согласен. Координаты записаны?
— Конечно. В судовой журнал.
— Молодец, Томми. Да не убивайся ты так. Джон был настоящий Дрейк — и потому ни ты, и никто другой, не смог бы удержать его, если он рвался в бой. Том, я знаю тебя и потому ни на миг не усомнился: ты сделал все, что в человеческих силах, — но тут уж ничего не поделать. А где второй Дрейк? Я о Джозефе.
— И он не в порядке. Нет-нет, живой. Но приболел, лежит в своей каютке.
