Джим Хокинс и проклятие Острова Сокровищ - Брайан Фрэнсис (книга регистрации .TXT) 📗

Понимать оставшуюся часть истории мне было легче.

– Грейс знала, что ее и Луи должны убить, чтобы Уильям мог получить наследство. На деньги, которые ее родители вполне законно, через банкиров, передали для Грейс родственнику во Франции, она стала вести жизнь беглянки. Несколько лет их укрывала Франция, но Бервик обнаружил ее родственника. Тогда она уехала в Италию, потом – в Португалию, но всегда чувствовала у себя за спиной жаркое дыхание преследователей. Беглецы – как ты, вероятно, знаешь (тут дядюшка улыбнулся мне) – всегда думают, что их непрерывно преследуют. Они бежали в Польшу, потом попали в Грецию. Во время этих путешествий она узнала, что ее родители – оба, друг за другом – отошли в мир иной, а Уильям, как бы то ни было, стал законным герцогом Бервикским. Так что теперь она лишилась всего. Такое часто случается, Джим, поверь мне.

Мое сердце не в силах было вынести этот рассказ. Мне хотелось, чтобы он скорее закончился.

– Дядя, почему же Грейс не рассказала мне об этом? В ее истории нет ничего постыдного.

Дядюшка Амброуз переступил с ноги на ногу.

– Ну, кто знает? – сказал он как-то неопределенно. – Некоторое время, пока она путешествовала по Британским островам, Тейт был ее защитником и покровителем. Ей приходилось скрывать, кто она на самом деле. Женщина ее происхождения… ей не очень-то приятно, что приходилось это делать, но она вынуждена была принять иной статус.

Дядюшка постарался выбросить из головы эти мысли и поспешил вернуться к своему повествованию.

– Затем до них дошел слух, что Уильям умер, и беглецы вернулись домой, в Англию. Однако эти слухи оказались ловушкой: Бервик устроил им в Лондоне западню. Грейс бежала в Бристоль, затем – в Йовиль. Ее беспрестанно преследовали. Так она и явилась в гостиницу «Король Георг» и к тебе, Джим.

– Дядя, мне никогда не забыть той минуты, когда она там появилась!

Дядюшка ласково мне улыбнулся и закончил свою историю. Впрочем, мне, видимо, следует сказать – историю Грейс:

– К этому времени, как тебе известно, Тейта уже с ней не было. По правде говоря, он ездил с ней всего год или два. Она не хочет говорить о том, почему он их оставил. Это случилось, когда она уехала за границу. Маленькому Луи было тогда два года.

Я сопоставил сроки. Это время совпадало с тем, когда Тейт вступил в банду Сильвера.

– Шли годы, и Луи подрастал. Грейс понимала, что единственной ее надеждой оставался Тейт. Ведь он был свидетелем ее брака, да и убийства тоже. Он знал, что Луи – законный герцог Бервикский. Но Тейт исчез. Ну вот, Джим. Все очень просто.

– А Молтби? Какое ему дело до всего этого?

Дядюшка Амброуз рассмеялся и потер руки.

– Ага, Джим! Этот вопрос – радость адвоката! Знаешь, почему Молтби преследовал Грейс, желал ее смерти? Желал смерти Тейта? Желал смерти маленького Луи?

– Так скажите же мне, дядя! – Я почувствовал, как нарастает во мне раздражение.

– Тут опять дело в законе о майоратном наследовании, Джим. Женщина не имеет права наследования майората. [32] Поначалу Молтби, двоюродный брат Уильяма и человек с весьма скудными средствами, получил от него, как я полагаю, обещание дарственной на какие-то земли, если поможет ему в любом тайном предприятии ради обретения титула и родовых имений. Но когда Уильям погиб на вашей дороге, – кто тогда следующий в роде после маленького Луи?

– Молтби!

– Верно, Джим! Это вдвое усиливало необходимость для Грейс отыскать единственного на свете свидетеля.

– Но, дядя! – воскликнул я. – Игра окончена! Тейт мертв. Все оказалось ни к чему. Он теперь не может ничего засвидетельствовать. – В гневе я ударил кулаком по поручню.

Амброуз улыбнулся мне странной, какой-то замедленной улыбкой.

– Пока ты был вдалеке, в своем столь несчастливом путешествии, я попытался рассуждать предусмотрительно, Джим. Я подготовил письменное показание, а Тейт его подписал. Вот почему Грейс так отчаянно стремилась его освободить. Я же это показание и заверил.

Наконец-то я узнал почти все и поблагодарил дядюшку, хотя меня несколько рассердила его просьба не обсуждать все это с Грейс.

– Дядя, но почему же она ничего мне не рассказала об этом?

– Она стыдится, Джим. Я не раз говорил ей, что она не должна…

– Стыдится?! Чего же здесь стыдиться?

– Думаю, ей стыдно, что ты мог подумать, что Тейт – отец Луи. Отсюда и стыд, что ты мог подумать так уничижительно о ее…

– Но, дядя, – прервал я его, – если бы я думал о ней уничижительно, стал бы я предпринимать такие усилия?

– Людям свойственно делать странные выводы, Джим. Грейс ничем от таких, как мы с тобой, не отличается.

– Но я не могу бесконечно откладывать разговор с ней. Я столько должен ей сказать.

– Джим, погоди, пока не отдохнешь и не наберешься сил. Ты все выполнил превосходно.

– Так что наш юный Луи теперь герцог Бервикский?! – Я рассмеялся. – Ах, как приятно мне будет называть его «ваша светлость»! О да! [33]

Дядюшка рассмеялся в ответ:

– Мы так и знали, что ты это скажешь, Джим!

– А его титул и все прочее, вступление в наследство, родовые имения – все это теперь уже в безопасности, или – будет в безопасности?

– Вне всяких сомнений, Джим.

Я расстался с ним, весьма довольный результатами беседы, но с чувством какого-то беспокойства, которое приписал собственной усталости. И, прежде чем спуститься вниз, сказал Амброузу:

– Дядя, я не смог бы ничего сделать, если бы не благоразумие, которое вы несете с собой. Если бы не ваши забота и опека.

Он просиял. И надо сказать, что из всех нас он выглядел менее всего утомленным: на самом деле можно было бы подумать, что он отправился в Южные моря, чтобы поправить здоровье.

Практические подробности нашего плавания домой изложить нетрудно, хотя здесь было много печального. После схватки капитан Рид распорядился, чтобы тела убитых зашили в парусину в соответствии с морскими традициями, и, прочитав отходную по усопшим на море, он осуществил массовое захоронение тел в водную могилу: Молтби, Тейт, Генри Иган, краснолицый пьяница, погибшие «джентльмены» и многие другие, чьих имен я никогда не слышал. Капитан помолился и за горбуна – Распена, как мне показалось, с чуть заметным раздражением. Ему помогал тощий секретарь Молтби, прочитавший несколько молитв по-французски. Он, этот секретарь, обратился к капитану с официальной просьбой спустить его на берег при первом удобном случае, и капитан пообещал его просьбу рассмотреть.

Мне снова стал прислуживать Вэйл. Я заболел – не тяжело, но достаточно серьезно, чтобы слечь в постель в лихорадке, продлившейся три дня. Вэйл сообщал мне о том, что происходит на судне, включая и рассказы о спорах между капитаном Ридом и Сильвером. Меня смешила сама суть этих споров.

Кристмас, наш кот из гостиницы «Адмирал Бенбоу», стал испытывать к попугаю Сильвера смертоубийственный интерес, и кэп Флинт то и дело верещал на весь корабль, раздражая капитана Рида. Я же втайне аплодировал Кристмасу – он ведь на моей стороне, думал я. Кроме того, капитан Рид не разрешал Сильверу запереть Кристмаса где-нибудь подальше, возражая, что Долговязому Джону должно быть лучше других известно, что кот на корабле приносит удачу.

Однако, как я полагал, у них была и другая причина для разногласий. Сильвер использовал тактику замещения: мы ведь вели черный бриг на буксире, а именно он, по моему мнению, и был для Сильвера истинной целью переговоров.

Когда я почувствовал себя лучше, я отыскал доктора Баллантайна. Он ежедневно занимался ранеными, которые были уже вне опасности. Еще более усердно он ухаживал за тремя нашими людьми, теми, кого я привез с острова. Нунсток быстрее двух других пошел на поправку, Бен все еще вызывал беспокойство, а Джеффериз так и не пришел в себя. Суждение Сильвера снова оказалось верным.

Доктор дни и ночи проводил у постели Джеффериза. Сначала я подумал, что он так старается, потому что Джеффериз – человек одной с ним профессии. Потом я увидел, как он относится к другим пациентам: его чуткость и неизменная заботливость заставили меня отказаться от этой мысли; впрочем, правильно было бы отметить, что он проявлял большую озабоченность состоянием Джеффериза.