«Морская волшебница», или Бороздящий Океаны - Купер Джеймс Фенимор (читаем книги бесплатно .txt) 📗
Тут олдермен, в свою очередь, осекся, содрогнувшись так, словно увидел призрак кого-нибудь из покойных колонистов. Когда он заговорил о флигеле, Ладлоу тоже взглянул на «Обитель фей» и одновременно с Миндертом воочию увидел через открытое окно красавицу Барбери, расхаживавшую по комнате. Ладлоу рванулся было вперед, но рука Миндерта остановила его пылкий порыв.
— Пожалуй, здесь не ногами, а мозгами шевелить надо, — промолвил спокойный и рассудительный олдермен. — Нет сомнения, это моя племянница или у дочери старого Этьена де Барбери есть двойник. Эй, Франсуа! Скажи-ка, видел ли ты женщину в окне флигеля или же мы приняли желаемое за действительное? Знаете, капитан Ладлоу, порой я каким-то непостижимым образом обманываюсь в качестве товара, просто наваждение какое-то, потому что голова забита денежными расчетами; ведь когда жива надежда, с кем такого не бывает!
— О да, мосье! — с живостью откликнулся слуга. — Ах, как жаль, мы уходим в этот морской вояж, а мадемуазель Алида у себя и не покидал дом. Да, да, я был очень уверен, что тут есть наше заблуждение, я знай, во вся фамийль Барбери никто не любил стать моряком.
— Ну полно, полно, мой добрый Франсуа, на суше Барбери чувствует себя как лиса в норе. Ступай на кухню и скажи этим бездельникам, что приехал их хозяин, да запомни: вовсе незачем рассказывать обо всех чудесах, которых мы насмотрелись в океане. А теперь, капитан Ладлоу, войдем в комнату моей послушной племянницы, стараясь не поднимать шума.
Ладлоу охотно принял это приглашение и тотчас последовал за олдерменом, сохранявшим непререкаемую властность и внешнюю невозмутимость. Перейдя лужайку, они невольно замешкались, чтобы заглянуть в открытые окна флигеля.
Флигель красавицы Барбери был убран во французском вкусе, унаследованном ею от отца. Громоздкое великолепие, свойственное царствованию Людовика XIV, не коснулось столь незначительного человека, каким был мосье де Барбери, а потому он привез с собой в изгнание лишь необходимые и сделанные со вкусом вещи, почти без исключения доставшиеся ему по наследству, не обременяя себя дорогой и модной в то время роскошью. К этим вещам со временем добавились местные, более удобные предметы английского или, что почти то же самое, американского обихода, — такая совокупность, если суметь ее найти, пожалуй, представляет собой наиболее удачное сочетание приятного с полезным. Алида сидела за столиком красного дерева и была погружена в чтение какой-то книги. Рядом стоял миниатюрный чайный сервиз, какие были в то время почти во всех домах, но чашечки и блюдца были тонкой работы и самого лучшего качества. Она была в халатике, достаточно скромном для ее возраста, и вся ее фигура дышала тем уютом и грацией, которые подобают ее полу и придают столько прелести и интимного своеобразия уединению очаровательной женщины. Алида была поглощена книгой, и, хотя маленький серебряный чайник тихонько свистел у самого ее локтя, она, как видно, не замечала этого.
— Вот картина, которую я так любил рисовать себе в бурю и шторм, вынужденный простаивать на палубе столько мрачных и ненастных ночей напролет! — прошептал Ладлоу. — Когда тело и душа изнемогали от усталости, именно такого отдохновения жаждал я больше всего на свете и осмеливался даже надеяться…
— Да, торговля с Китаем имеет будущее, а вы, мистер Ладлоу, я вижу, знаете толк в комфорте, — заметил олдермен. — На щеках у девушки играет такой нежный румянец, что сомнений быть не может — уверяю вас, морской ветер даже не коснулся ее; да и кто поверит, что та, которая дышит таким уютом, лишь недавно резвилась среди дельфинов! Войдем же.
Ван Беверут привык заходить к своей племяннице без особых церемоний. Поэтому, считая излишним велеть доложить о себе, властный олдермен преспокойно распахнул дверь и ввел молодого капитана во флигель.
Встретившись с Алидой, ее гости сохраняли притворное безразличие, причем девушка платила за их напускную непринужденность той же монетой. Она отложила книгу с таким невозмутимым спокойствием, словно они расстались какой-нибудь час назад, и мужчины ясно поняли, что она знала об их возвращении и ждала их прихода.
Когда они вошли, она непринужденно поднялась им навстречу и с улыбкой, которая скорее была следствием хорошего воспитания, чем выражением ее чувств, пригласила их сесть. Невозмутимость племянницы навела олдермена на мрачные размышления, а молодой моряк не знал, чем более восхищаться — дивной прелестью женщины, которая всегда была неизменно прекрасна, или ее поразительным самообладанием, хотя всякая другая на ее месте не знала бы, куда деваться от смущения. Алида, казалось, не была склонна вступать в объяснения, потому что, когда гости сели, она, разливая чай, обронила словно бы случайно:
— Как вовремя вы пришли! Я могу предложить вам чашечку ароматного чая. Кажется, мой дядя говорил, что это товар с «Сирнарвонского замка».
— О, это прекрасный корабль! Он совершает удачные рейсы и товары доставляет первосортные. Да, такой чай я готов рекомендовать всем покупателям. Но, милая племянница, соблаговоли объяснить капитану крейсера ее величества и бедному олдермену славного города Нью-Йорка, давно ли ты ждешь нас.
Алида достала из-за пояса маленькие дорогие часики и спокойно взглянула на них.
— Сейчас девять. Кажется, после полудня Дайна в первый раз доложила, что я, вероятно, буду иметь это удовольствие. Кстати, вот пакеты — должно быть, с письмами, они прибыли из города.
Это придало мыслям олдермена новое, совершенно неожиданное направление. Он воздержался от объяснений, которых, казалось бы, требовали обстоятельства, хорошо зная, что это опасный путь, поскольку в таком разговоре могло быть сказано больше, чем следовало бы знать его спутнику, и к тому же невозмутимость племянницы повергла его в изумление. Поэтому он был рад, что у него есть удобный предлог отложить расспросы. Одним глотком осушив крошечную чашечку, нетерпеливый коммерсант схватил пакеты, которые протянула ему Алида, и, пробормотав извинения, вышел из флигеля.
Капитан «Кокетки» до сих пор не вымолвил ни одного слова. Удивление, смешанное с негодованием, не давало ему говорить, но он не сводил глаз с Алиды, стараясь проникнуть в тайну, которой девушка окружила свои поступки и намерения. На миг ему показалось, что под напускным равнодушием на ее нежных губах мелькнула печальная улыбка; но взгляды их встретились только один раз, когда украдкой остановила на нем свои большие бездонные темные глаза, словно любопытствуя, какое впечатление произвел ее поступок на молодого моряка.
— Ну как, дорого ли обошлось врагам королевы плавание «Кокетки»? — поспешно спросила красавица, когда капитан поймал ее взгляд. — Или они избегали встречи с отважным крейсером, который уже не раз доказывал свое превосходство над ними?
— Страх, а может быть, благоразумие или, я сказал бы, совесть заставила их быть осторожными, — отвечал Ладлоу, многозначительно подчеркивая последние слова. — Мы гнались за ними от мыса до самой Большой мели и вернулись ни с чем.
— Как обидно! Значит, французам удалось скрыться… Но неужели ни один нарушитель закона не понес наказания? Среди невольников распространились слухи, что бригантина, которая заходила в эту бухту, вызвала подозрение властей.
— Подозрение! Но красавица Барбери скорее, чем кто-либо другой, может сказать мне, что стоит та слава, которой пользуется капитан бригантины.
Алида улыбнулась, и улыбка эта, как всегда, очаровала ее поклонника.
— Капитан Ладлоу проявляет непревзойденную галантность, обращаясь к девушке из колонии за советами по службе! Разумеется, мы способны тайком поощрять контрабандистов, но как можно подозревать нас в том, что мы подробно осведомлены об их деятельности? Смотрите, как бы подобные намеки не вынудили меня покинуть эту прелестную виллу и поискать какого-нибудь другого, более укромного места, где я могла бы спокойно пожить на свежем воздухе. К счастью, берега Гудзона изобилуют чудесными уголками, и нужно быть бессовестной привередницей, чтобы пренебречь ими.
