Штурман дальнего плавания - Клименченко Юрий Дмитриевич (книги бесплатно полные версии txt) 📗

Выйдя из ворот Ленинградского порта, я вскочил на площадку трамвая. В этот поздний час в вагоне было пусто. Несколько пассажиров дремали на скамейках.

С наслаждением вдыхал я сырой осенний ленинградский воздух. Моросил дождь, и на влажном блестящем асфальте теплыми золотыми пятнами отражались окна домов и огни уличных фонарей.

За эти три года я бывал в Ленинграде очень редко — раз или два в год. Отпуска не брал — накапливал месяцы для учебы.

Стоянки были короткие, и мне удавалось видеть мать, Романа, Женю и остальных друзей урывками. Теперь я с радостью думал о том, что целых семь месяцев буду дома. При воспоминании о Жене сделалось еще радостнее на душе. Она писала мне хорошие письма. Обниму маму и сейчас же позвоню Жене! Нет, сначала повидаю Ромку. Или Женю?..

Так, кажется, и обнял бы всех вместе! Всех сразу хочется видеть — и рассказывать, рассказывать… А потом — слушать. Услышать все об их жизни. Надо навестить Льва Васильевича и честно рассказать ему обо всем. Показать характеристики. Что он скажет? А Бармин?..

С такими мыслями я ехал домой. Мама еще не спала. Я схватил ее на руки, кружил по комнате и кричал:

— Ты видишь, какая теперь у меня силища!

Она вырвалась от меня и со словами: «Сумасшедший! Ведь ты же надорвешься! Нельзя так!» — побежала ставить на керосинку чай.

Мамин чай! Как много воспоминаний было связано с ним! Я вытащил свои характеристики и направление судового комитета «Гдова» на учебу. Мать даже не взглянула на них. Она смотрела только на меня. Смотрела ласковым и восхищенным взглядом. Но я настаивал:

— Нет, ты посмотри, посмотри их. Я сдержал свое слово. Меня даже направили учиться, как одного из лучших моряков. Я имею только хорошие отзывы.

— Да я и так вижу, милый, что ты стал хорошим. Мне не нужно читать бумажки. Я все читаю по твоим глазам.

Почти всю ночь мы просидели с ней. Я рассказывал матери о своем пароходе, о своих планах, о том, что думаю сказать Бакурину и Дмитрию Николаевичу Бармину о том, что подготовился сдавать экзамены на третий курс вечернего отделения техникума, куда принимали лишь людей, имеющих двухлетний стаж плавания, и о самом главном: что на будущий год получу диплом штурмана малого плавания и пойду плавать уже третьим помощником капитана, потом снова вернусь в техникум и закончу на штурмана дальнего плавания.

Она рассказала мне про Ромку. Сейчас шли государственные экзамены, и он через несколько дней должен был получить свидетельство штурмана дальнего плавания. Еле заметное чувство зависти шевельнулось где-то глубоко внутри меня.

Я потерял три года, а Роман уже штурман. Но чувство это тотчас же заглохло. Ведь и для меня время не прошло даром. Хорошая матросская практика дала мне так много! Мама говорила, что Роман несколько раз заходил к ней и интересовался, как идут мои дела, как и где я плаваю.

Ромка, дорогой мой, верный друг! Прямой и честный. Помнишь, как я не подал тебе руки, когда уходил с «Товарища»? На эту тему мы при встречах не говорили. Оба старались не вспоминать «Товарищ». Ну, а сейчас я все вспомню, все, и крепко пожму твою руку.

Мы легли с мамой спать, когда белесый рассвет растворил темноту за окном.

Я взбежал на второй этаж мореходки и сразу же увидел Романа. Он стоял в коридоре у окна, углубившись в какой-то учебник. В классах шли экзамены, и потому здесь дарила торжественная и необычная тишина.

Я подкрался к Ромке и крепко закрыл ему глаза ладонями, как мы это делали когда-то в школе, и измененным голосом пропищал:

— Кто?

Ромка попытался освободиться, но я не отпускал его.

— Ну довольно дурачиться! Не время, — рассердился Ромка.

Я отнял ладони.

— Гошка, ты ли это?

Мы крепко стиснули друг другу руки и обнялись. Ромка оглядел меня с ног до головы:

— Вот ты какой стал. Совсем настоящий…

— Как это нужно понимать — «совсем настоящий»?

— Настоящий моряк.

— А раньше, что же, «поддельный» был?

Мы посмотрели друг другу в глаза и засмеялись.

— Ты поступать пришел или только навестить нас?

— Поступать, Роман. На вечернее отделение. Думаю, на третий курс.

— Правильно. Мы тебя давно ждали. Знаешь, Гошка, вот какое дело. Я сейчас «Эксплуатацию» сдаю. Ну, это недолго. Час, может быть, полтора. Подожди меня, а потом я все тебе расскажу. Если хочешь видеть ребят, то они на третьем этаже, в музее. Готовятся.

— Ладно, буду тебя ждать. У меня здесь дел много.

В канцелярии техникума меня встретил наш старик «начканц». Он прочел мои документы и, глядя на меня поверх очков, одобрительно сказал:

— Вот это другое дело, Микешин! Можно сказать, прибыли «на щите». Приходите через три дня за ответом. Да не беспокойтесь. Примут. Только сейчас новый начальник занят, а то…

— Новый начальник? А Бармин? — вырвалось у меня.

— Дмитрий Николаевич последнее время стал сдавать. Болеет. Просил, чтобы перевели его куда-нибудь на юг. Ходатайство удовлетворили. Он будет начальником одного из южных морских техникумов. Скоро уезжает.

— Он пока дома?

— Сейчас, наверное, дома.

Я схватил со стола свои характеристики:

— На полчаса… Принесу! — и выбежал из канцелярии. Нужно было сейчас же повидать Дмитрия Николаевича.

Бармин жил в помещении техникума. Мне открыла его жена Вера Александровна. На вопрос, можно ли видеть Дмитрия Николаевича, она подвела меня к двери кабинета и предупредила:

— Постучите. Он там.

Я постучал. Знакомый голос ответил:

— Войдите.

Я вошел в кабинет, напоминавший каюту парохода. Бармин сидел за письменным столом и что-то писал. Лицо его осунулось, было усталым. И по тому, как он сидел и как выглядел, чувствовалось, что Бармин действительно болен. Он поднял на меня из-под лохматых бровей свои еще острые глаза. На секунду в них мелькнуло недоумение, потом они зажглись теплым светом и он проговорил:

— А, крестник! Здравствуй! Садись. Чем порадуешь?

Я протянул ему характеристики. Дмитрий Николаевич долго держал их в руках. Прочел и задумался о чем-то. Я стоял не шевелясь, навытяжку.

— Ну что ж, Микешин. Кажется, ты идешь истинным курсом. Течение, ветер, погрешности навигационных инструментов иногда отклоняют судно от истинного курса, но хороший моряк всегда придет туда, куда он наметил. В порт назначения. Старайся больше не отклоняться от курса. Скорее придешь к цели. Я очень рад, что ты вернулся таким. Начинаешь учиться?

— Да, Дмитрий Николаевич.

— Желаю всего хорошего. Не забудь того, чему научила тебя жизнь.

Мы помолчали. Потом я, волнуясь, сказал:

— Дмитрий Николаевич! Разрешите поблагодарить вас за все и пожать вам руку. Вы ведь уезжаете.

Бармин встал, и мы обменялись крепким рукопожатием.

— Мы еще встретимся, — проговорил Дмитрий Николаевич, когда я выходил из кабинета.

— Встретимся, обязательно встретимся! — уверенно отозвался я.

Мне было так жаль, что Бармин уходит из техникума. Увидимся ли мы с ним еще когда-нибудь?

Роман сдал экзамен. Он был в хорошем настроении. Мы шли по Большому проспекту и говорили о своих планах. Ему хотелось попасть на Дальневосточную линию. Самую тяжелую, но и самую, по его мнению, интересную. Ему не терпелось начать работать. Он расспрашивал меня про океан, в котором еще не бывал, про суда, на которых я плавал. И я мог многое ему теперь рассказать. Я чувствовал себя много старше и опытнее его, хотя по годам мы были почти ровесники. Но Роману оставалось сдать один предмет, и тогда он станет третьим помощником капитана, а мне нужно было еще учиться.

Мы вспоминали с ним прошлое: «Волну», «Орион», Бакурина.

Вспомнили и Керчь.

Мне хотелось сказать ему о том, что я думал, о том, как изменились мои взгляды на жизнь. Хотелось, чтобы он знал, что урок, данный мне комсомолом и Барминым, не прошел напрасно.

— Знаешь, Роман, — начал я, — ты был прав тогда…

— Когда?

— Там, на «Товарище». Ты отказался защищать меня, помнишь? Вы все были правы. Я это понял много позже. Тогда мне казалось, что вы выбрасываете меня из жизни, и я был очень обижен. Теперь не то. Три года не прошли даром.