Морской волк. Рассказы рыбачьего патруля - Лондон Джек (хороший книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Тут я вспомнил, что забыл оттяжки. Мне пришлось дважды взобраться на верхушку стрел, и в результате они были закреплены со всех сторон. Пока я возился с этим, спустились сумерки. Вольф Ларсен, весь день безмолвно просидевший на палубе, ушел на кухню, варить себе ужин. Я так устал, что не мог выпрямиться без боли в спине, но зато гордо взирал на свою работу… Как ребенок, получивший новую игрушку, я горел нетерпением поднять что-нибудь своими стрелами.
– Жаль, что так поздно, – сказал я. – Хотелось бы видеть, как они действуют.
– Не будьте таким жадным, Гэмфри, – пожурила меня Мод. – Завтра тоже будет день, а сейчас вы так устали, что еле держитесь на ногах.
– А вы? – с внезапной тревогой спросил я. – Вы, должно быть, совсем измучены? Вы честно трудились. Я горжусь вами, Мод.
– А я горжусь вами вдвое и имею на это основание, – ответила она, и в глазах ее мелькнул какой-то трепетный огонек. Раньше я никогда не видел такого выражения в её глазах, и оно доставило мне острое наслаждение, хотя я и не вполне понял его. Она потупилась и снова взглянула на меня, уже со смехом.
– Что, если бы наши друзья могли теперь видеть нас? – промолвила она. – Вы когда-нибудь задумывались над нашей внешностью?
– О вашей я думал часто, – ответил я, стараясь уяснить себе странный блеск в ее глазах и быструю перемену темы.
– Мерси! – вскричала она. – А на что же я похожа?
– Боюсь, что на воронье пугало, – ответил я. – Вы только взгляните на вашу обтрепанную юбку, на эти треугольные дыры. А блузка на вас какая! Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы догадаться, что вы стряпали над костром и вытапливали котиковый жир. Но венец всего – эта шапка! И это женщина, написавшая «Вынужденный поцелуй»!
Она сделала мне глубокий церемонный реверанс и сказала:
– Что же касается вас, сэр…
Мы несколько минут весело болтали, но под шутливыми словами чувствовалось что-то серьезное, и я ставил это в связь со странным неуловимым выражением, подмеченным мною в ее глазах. Что это было? Неужели наши глаза говорили помимо нашей воли? Я знал, что мои глаза уже несколько раз выдавали меня. Но я каждый раз заставлял их молчать. Неужели она все-таки заметила и поняла? И неужели ее глаза ответили моим? Нет, это было бы невозможно! Эти мысли владели мной и тогда, когда мы сошли на берег и пора было думать о другом!
– Какое безобразие, что, проработав целый день, мы не можем спокойно проспать ночь! – жаловался я после ужина.
– Но неужели со стороны слепого нам может грозить опасность? – спросила она.
– Я никогда не смогу доверять ему, – возразил я, – и тем более теперь, когда он слеп. Его беспомощность озлобляет его еще больше. Я знаю, что я завтра сделаю прежде всего: я выброшу легкий якорь подальше от берега и подтяну к нему шхуну. И каждый вечер, когда мы будем возвращаться в лодке на берег, Вольф Ларсен будет оставаться на борту пленником. Итак, мы последнюю ночь стоим на вахте.
Утром мы поднялись рано, и когда мы кончали завтрак, уже рассвело.
– О, Гэмфри! – вскричала вдруг Мод и перестала есть.
Я взглянул на нее. Она смотрела на «Призрак». Посмотрел тогда и я, но не заметил ничего особенного.
Я вопросительно поглядел на Мод.
– Подъемные стрелы… – дрожащим голосом произнесла она.
О них я совсем забыл. Я посмотрел снова, – стрел действительно не было.
– Если он… – свирепо пробормотал я.
Она с сочувствием положила руку мне на плечо и сказала:
– Вам придется начать сначала.
– О, поверьте мне, мой гнев ничем не грозит. Я не мог бы обидеть и мухи, – с горечью улыбнулся я ей. – Хуже всего то, что он это знает. Вы правы. Если он уничтожил стрелы, мне больше ничего не остается, как начать сначала.
– Но теперь я буду стоять на вахте на борту, – сказал я минуту спустя, – и если он еще раз вмешается…
– Но я боюсь оставаться на берегу одна всю ночь, – заметила Мод, когда я несколько пришел в себя. – Насколько лучше было бы, если бы он примирился с нами и помог нам. Нам было бы так удобно жить всем на борту.
– Мы и будем жить там, – уверил я ее, все еще страдая от уничтожения моих драгоценных стрел. – Я хочу сказать, что вы и я будем жить на борту, независимо от того, как на это посмотрит Вольф Ларсен.
– Какое ребячество, – рассмеялся я вслед за тем, – с его стороны, – делать такие вещи, а с моей – сердиться на него за это.
Но сердце у меня заныло, когда мы взобрались на борт и увидели учиненный Вольфом Ларсеном разгром. Стрелы исчезли бесследно. Оттяжки справа и слева были перерезаны. Протянутые мною веревки были разрезаны на куски. Он знал, что я не сумею сплеснить их. Внезапное подозрение вспыхнуло в моем мозгу. Я бросился к вороту. Он не действовал. Вольф Ларсен испортил его. Мы в отчаянии взглянули друг на друга. Потом я подбежал к борту. Распутанные мною мачты, реи и гафели исчезли. Он нащупал удерживавшие их веревки и пустил их в море.
Слезы стояли на глазах у Мод, и я уверен, что это были слезы огорчения за меня. Я и сам готов был плакать. Во что обратилась наша мечта оснастить «Призрак»! Вольф Ларсен хорошо поработал! Я сел на комингсы люка и в отчаянии подпер голову руками.
– Он заслуживает смерти, – вскричал я, – но, да простит мне Бог, я не могу быть его палачом!
Мод подошла ко мне, провела рукой по моим волосам, словно успокаивая ребенка, и сказала:
– Ну, ну, все еще уладится.
Я прижался к ней головой, и это придало мне новую бодрость. Эта женщина была для меня неиссякаемым источником духовных сил. Что, в самом деле, произошло? Простая задержка, отсрочка. Отлив не мог далеко унести мачты в море, тем более, что не было ветра. Нужно было только найти их и прибуксировать назад. А кроме того, это был для нас урок. Теперь я знал, чего следовало ожидать от Вольфа Ларсена.
– Вон он идет, – шепнула мне Мод.
Я поднял глаза. Вольф Ларсен тихонько шел по левой стороне палубы.
– Не обращайте на него внимания, – шепнул я. – Он пришел посмотреть, как мы встретили эту неприятность. Делайте вид, что ничего не случилось. Мы можем лишить его удовольствия. Снимите башмаки, – вот так, – и возьмите их в руки.
И вот мы стали играть в жмурки со слепым человеком. Когда он шел к нам по левой стороне, мы проскальзывали мимо него по правой. Потом с юта мы смотрели, как он повернул и пошел за нами на корму.
Он, несомненно, знал, что мы на борту, так как дружелюбно сказал «здравствуйте» и ждал ответа на свое приветствие. Потом он ушел на корму, а мы перебрались на нос.
– Я ведь знаю, что вы на борту! – крикнул он нам, и я видел, как он напряженно прислушивался.
Он напоминал мне огромного филина, который, громко крикнув, прислушивается к движениям вспугнутой добычи. Но мы не шевелились и двигались только тогда, когда двигался он. Так мы бегали по палубе, словно двое детей, преследуемых свирепым людоедом, пока Вольф Ларсен, очевидно, наскучив этим, не ушел с палубы к себе в каюту.
Наши глаза весело блестели, и мы едва сдерживали смех, обуваясь и перелезая через борт в лодку. Заглянув в ясные, карие глаза Мод, я забыл все причиненное нам зло и помнил только, что я ее люблю, и что это придаст мне силы проложить ей и мне обратный путь в мир.
Глава XXXVI
Два дня мы с Мод искали в море и вдоль берегов наши пропавшие мачты. Только на третий день мы нашли их, все и даже нашу стрелу в самом опасном месте, там, где волны разбивались о суровый юго-западный мыс. О, какая это была тяжелая работа! Когда уже смеркалось, мы вернулись, измученные, в нашу бухточку, таща за собой на буксире грот-мачту. Стоял мертвый штиль, и нам весь путь пришлось грести.
Еще день изнурительной и опасной работы, и к нашему имуществу прибавились обе стеньги. На третий день мы добыли фок-мачту, две реи и оба гафеля. Ветер был попутный, и я надеялся доставить наш груз под парусом. Но ветер обманул меня, стих, и мы черепашьим шагом подвигались вперед на веслах. Это требовало от нас страшного напряжения. Я всей тяжестью налегал на весла и чувствовал, как тяжелые бревна тормозят ход лодки. Уже спускалась ночь, и в довершение всего поднялся противный ветер. Мы не только не подвигались вперед, но нас даже начало сносить в открытое море. Я греб, пока хватало сил, но теперь мои распухшие пальцы уже не могли удержать весел. Бедная Мод в изнеможении откинулась на корму. Я испытывал невыносимую боль в суставах и мускулах рук и, хотя основательно поел в полдень, теперь, от усиленной работы, снова проголодался.
