Приключения в Красном море. Книга 3 (Погоня за «Кайпаном». Злополучный груз) - Монфрейд Анри де (книги бесплатно без txt) 📗
Парусник движется так медленно, что время от времени я бросаю в море дощечки, чтобы проверить, не стоим ли мы на месте.
На сей раз ближайший риф невозможно разглядеть даже с высоты мачты; я боюсь, что мы не успеем добраться до него засветло. После заката придется держаться подальше от этих опасных вод, усеянных подводными скалами, и до самого утра бороться с волнами и ветром в открытом море.
Сильная зыбь сдерживает ход судна. Килевая качка достигает такой силы, что того и гляди раздастся зловещий треск сломанной мачты.
Я берусь за штурвал, но, несмотря на все мои старания, очередной вал врезается в корму и захлестывает палубу, где мой верный Юсуф готовит пищу. В последний момент, обжигая руки, он успевает подхватить котелок с супом, в котором варится последний оставшийся у нас лук-порей. Мола выскакивает из трюма, где он укрывается от волн, и вместе с ним оттуда вырывается облако дыма. Он кричит мне:
— Иди сюда, здесь горит!..
Я передаю штурвал стоящему рядом матросу и бегу в машинное отделение. С первого взгляда я вижу, что вода перестала поступать в двигатель. Головка цилиндра накалилась до того, что начала лопаться краска. В отделении стоит запах горелого масла. Я замечаю в темноте, что выхлопная труба усыпана бегающими искорками. Еще немного, и случится возгорание металла. Хорошо, что огонь пока не перекинулся на деревянную обшивку. Фонарь куда-то укатился во время качки, и отблески огнедышащей машины озаряют трюм зловещим светом, предвещающим беду. Мы выключаем двигатель, и машина испускает такие судорожные хрипы, что Кадижета обращается в бегство, решив, что сейчас последует взрыв. Но я понимаю, что странные звуки проистекают от кипения воды, оставшейся на дне рубашки, образующийся при этом пар не позволяет температуре подняться до критического уровня. Теперь мне ясно, в чем дело: во время килевой качки судно сильно накренилось и вода вытекла из насоса…
Лишившись поддержки двигателя, «Альтаир» теряет ход, и я с горечью наблюдаю, как дрейфующее судно относит течением. Положение осложняется тем, что необходимо развернуть парусник, неумолимо приближающийся к прибрежным рифам, а при встречном ветре это нелегкая задача. Поэтому я ограничиваюсь тем, что поворачиваю судно кормой к ветру, при этом возникает опасность, что, несмотря на страховочные лебедки, гик грота сломает снасти, когда ветер обрушится на парус с тыла. Поэтому я спускаю грот, оставив на мачте только кливер.
Судно тотчас же выпрямляется, и из машинного отделения доносятся звуки, похожие на удары молота по наковальне, а из трубы вырываются клубы дыма… Когда судно выходит из крена, холодная вода проникает в водозабор и заполняет насосы. Теперь, если только цилиндр не треснул, можно запускать двигатель. К счастью, цилиндр остался цел, и мотор включается с первой попытки. Если бы не помог случай, я ни за что не решился бы пускать холодную воду в неостывший двигатель, и мы потеряли бы бог весть сколько миль. Какая радость, когда парусник снова оживает и продолжает мужественно противостоять волнам, игрушкой которых он только что был!
Кадижета, забравшийся на фок-мачту, наконец замечает долгожданный риф. Мы добираемся до него уже на закате. Цепь отвесных скал, выступающих из воды, протянулась на значительное расстояние в северо-западном направлении. Она настолько узка, что мы можем наблюдать, как море яростно штурмует риф с противоположной стороны. Огромные валы, натолкнувшись на преграду, становятся на дыбы и разбиваются с грохотом. Шипящая лавина устремляется к нам неистовым потоком, но вскоре замедляет свой ход и тихо угасает, оставляя на поверхности молочные реки пены.
Я приказываю выключить мотор; судно еще некоторое время движется по инерции и подходит к рифу вплотную. Бара Караши прыгает за борт, держа в руке пеньковый трос с железным крючком на конце. Неослабевающий ветер позволяет надеяться, что трос будет удерживать парусник вдали от скал. В районах с переменным ветром подобная форма крепления была бы весьма ненадежна, но в Красном море вероятность перемены ветра невелика. В то же время следует учитывать направление течений при приливе и отливе.
Сейчас время отлива, и обнажившиеся скалы причудливым образом напоминают сказочных животных, а морские птицы, садящиеся на поверхность рифов, придают им видимость движения.
Бара Караши разгуливает по выступающим скалам, не обращая внимания на мои призывы, и что-то высматривает в воде. Наконец он возвращается и бросает на палубу великолепную королевскую лангусту в желто-голубом панцире. Наше меню неожиданно пополняется, но мое сердце все же принадлежит луковому супу, спасенному Юсуфом. Лишения так же, как разлука с близкими, открывают нам глаза и заставляют ценить самые обыкновенные вещи.
Ветер неистовствует всю ночь. Слушая, как ревет море по ту сторону рифа, я благословляю небо, пославшее нам укрытие.
К утру начинается прилив, и, несмотря на сильный ветер, течение подталкивает судно к рифу. На борту все безмятежно спят, не тревожась о креплении, которое я обмотал цепью в тех местах, где трос может порваться от соприкосновения со скалой.
Вахтенный, поставленный на шлюпбалке, чтобы следить за переменой погоды, клюет носом. Я бужу его сердитым пинком. Верхушка рифа уже совсем придвинулась к правому борту и терпеливо ждет, когда уровень моря понизится, чтобы врезаться в обшивку. Между подводной частью судна и скалой остается не более полуметра. Какая сила заставила меня вовремя проснуться? Как ни странно, сам риф подал мне сигнал об опасности. Дело в том, что моя кровать находится по правому борту, и изголовье оказалось в метре от рифа. Сквозь чуткий сон я услышал тихий шум, напоминающий стук дождя по оконному стеклу, и немедленно проснулся. Этот звук знаком мне по другим стоянкам возле рифов, думаю, что его производят мадрепоровые полипы, составляющие живой покров всех подводных скал.
Матросы, разбуженные моими криками, хватаются за длинные шесты и багры и, оттолкнувшись от скалы, отводят судно на безопасное расстояние. Однако мы не можем больше оставаться в данном положении, поскольку течение движется параллельно рифу; удаляясь от прежнего места, мы рискуем налететь на другую скалу. Нечего и думать о том, чтобы выйти в открытое море под покровом тьмы. Поэтому я приказываю отдать якорь, несмотря на большую глубину. В самом деле, приходится размотать весь трос длиной в двести метров, прежде чем якорь достает до дна. Но лучше потерять якорь, чем получить пробоину.
На рассвете мои опасения подтверждаются: якорь зацепился за риф, и его невозможно вытащить никакой силой. Тогда мы запускаем двигатель, и судно описывает круг вокруг места, где застрял якорь. Во время этого маневра я упустил из вида корабельный винт; провисший трос попадает между лопастями винта и ахтерштевнем и выводит из строя двигатель.
Прощай якорь! Трос порвался, и судно оказалось беззащитным перед течением и ветром. Подвергать риску второй якорь, в то время как у нас их всего три, неразумно. В этих широтах нет ни одного порта, где судно может найти укрытие. Несчастные парусники скитаются вдоль берега, тщетно выискивая место для стоянки, подобно самолету, которому негде совершить посадку, и он кружится в небе, чтобы отсрочить неминуемую гибель.
Мы изготавливаем нечто вроде якоря, связав между собой разные плавучие предметы. Смычка якорной цепи удерживает под водой это странное приспособление, которое не останавливает, но замедляет продвижение судна, относимого течением. Быть может, удастся освободить винт до того, как мы выйдем из-за рифа.
Абди, незаменимый во всех критических ситуациях, бросается в воду с ножом в зубах. Ему потребовалось не менее трех часов, чтобы разрубить гордиев узел и освободить винт. День уже клонится к закату; устав от всех ночных перипетий, я собираюсь под прикрытием рифа подняться к северу, чтобы отыскать до темноты более надежную стоянку. Пройдя шесть миль, мы находим очень удобное место, при необходимости его можно будет покинуть и ночью.
