Роковой рейд полярной «Зебры» - Маклин Алистер (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
Несколько человек из команды «Зебры» подошли к Свенсону и попросили разрешения осмотреть корабль, на что капитан ответил согласием, прекрасно отдавая себе отчет в том, что человеку непосвященному, непрофессионалу нипочем не разобраться в хитроумном устройстве машин и механизмов «Дельфина». А отказ только насторожил бы их, а у кое-кого даже вызвал бы подозрение. Сопровождать полярников по судну вызвался Хансен; я тоже решил к ним присоединиться, движимый не столько любопытством, сколько желанием понаблюдать за реакцией людей на то, что им предстояло увидеть. Мы совершили полный обход лодки, пропустив лишь реакторный отсек и рубку инерциальной навигационной системы, куда вход посторонним был строго воспрещен. Во время экскурсии по кораблю я внимательно, но незаметно следил за каждым членом команды «Зебры», особенно за двумя из них, однако ничего странного в их поведении так и не обнаружил.
После ужина я по мере сил помог Джолли провести вечерний осмотр пациентов. Что ни говори, а Джолли был первоклассным врачом. Быстро и умело обследовав ходячих больных и сменив повязки лежачим, он следом за тем переключился на Бенсона и Фольсома. Обработав им раны и наложив повязки, Джолли попросил меня сходить вместе с ним в дозиметрическую лабораторию, расположенную в кормовом отсеке лодки, куда перенесли близнецов Харрингтонов, Браунелла и Болтона. Сам лазарет был оснащен лишь двумя койками, занятыми Бенсоном и Фольсомом.
Болтон, вопреки мрачным прогнозам Джолли, после транспортировки на борт чувствовал себя вполне нормально. Он уже практически полностью пришел в сознание и теперь только жаловался на острую боль в предплечье — оно у него было здорово обожжено.
Джолли снял с руки Болтона повязку и, внимательно осмотрев уже начавшую гноиться рану, решил наложить на обожженное место специальную эмульсию, после чего плотно прикрыл его алюминиевой фольгой и аккуратно забинтовал. Затем он сделал Болтону болеутоляющий укол и дал несколько таблеток снотворного. Коротко наказав дежурному матросу немедленно сообщить ему о любом изменении в состоянии Болтона, если таковое случится, Джолли наскоро осмотрел трех остальных пострадавших, сменил им повязки — и на этом вечерний осмотр завершился. Наконец мы с чистой совестью могли отправиться спать.
Добравшись до своей каюты, я упал в койку и заснул без задних ног, несмотря на ноющую боль в руке.
А проснулся я часа в два ночи с таким ощущением, что проспал от силы минут пять. Впрочем, рев, вырывавшийся из селекторного устройства прямо над койкой Хансена, поднял бы даже мертвого.
Хансен был уже на ногах и в отчаянной спешке натягивал на себя одежду и ботинки. Никогда прежде я не видел его в столь возбужденном состоянии.
— Что, черт возьми, происходит? — спросил я. — Мне пришлось кричать, чтобы Хансен расслышал мой вопрос сквозь пронзительный вой сирены.
— Пожар! — Его лицо было мрачным и взволнованным. — Корабль в огне. Да еще под этим проклятым льдом!
Продолжая застегивать пуговицы на рубашке, он перескочил через мою койку, рванул на себя дверь, так что та чуть не слетела с петель, и выбежал прочь.
Монотонное завывание тревоги внезапно прекратилось, и воцарилась неестественная гнетущая тишина. Вскоре я ощутил нечто такое, от чего внезапно наступившее безмолвие показалось мне еще более зловещим, — полное отсутствие вибрации корпуса лодки. Это могло означать лишь одно: огромные двигатели «Дельфина» стали. Но с чего это вдруг? Отчего заглох ядерный двигатель и что произошло вслед за тем? Неужели пожар вспыхнул в реакторном отсеке?
Я стал неспешно одеваться — из-за повреждений руки у меня это получалось медленно, — стараясь не поддаваться панике, которая уже давно начала мною овладевать.
Спустя три минуты после ухода Хансена я добрался до центрального поста и заглянул внутрь. В лицо мне сразу же ударил сильный запах дыма — и тут я услышал резкий голос Свенсона:
— Заходите скорее и закройте за собой дверь!
Исполнив требование капитана, я живо прошмыгнул
Внутрь и попробовал оглядеться. Но не тут-то было: глаза мои слезились так, словно мне в лицо швырнули целую пригоршню перца. И потом, от этого черного едкого дыма раздирало горло и невозможно было дышать…
— С той стороны, за дверью, вам было бы много лучше, — сухо сказал Свенсон. — Простите за столь резкое обращение, доктор, но мы не хотим, чтобы дым распространялся дальше.
— Где пожар?
— В турбинном отсеке. — Свенсон мог бы рассуждать таким тоном о погоде, сидя на парадном крыльце своего дома. — Но в какой секции — точно мы не знаем.
— Двигатели… — проговорил я. — Почему они стали?
Капитан протер глаза носовым платком и обменялся двумя-тремя словами с матросом, который натягивал на себя плотный резиновый комбинезон и противогаз.
Переговорив с матросом в защитном комбинезоне, в руках которого была какая-то коробочка, Свенсон прошел вместе с ним мимо штурманского стола и эхоледомера к большой тяжелой двери, выходившей в коридор, что вел к турбинному отсеку. Они повернули ручки и открыли дверь. В дверной проем тут же ворвались густые клубы черного дыма, матрос в комбинезоне и противогазе быстро шагнул в коридор и закрыл за собой дверь. Задраив ее наглухо, Свенсон вернулся к пульту управления и стал нащупывать микрофон.
— Говорит капитан. — Его голос гулко разнесся по центральному посту. — Пожар в турбинном отсеке. Причина возгорания пока не установлена. Возможна утечка радиации.
Так вот оно что: значит в руках у матроса, скрывшегося за тяжелой дверью, был счетчик Гейгера! А капитан между тем продолжал:
— Сейчас мы пытаемся определить зону распространения огня. Это нелегко — видимость практически нулевая. Во избежание короткого замыкания и взрыва электричество в турбинном отсеке отключено. Чтобы предотвратить распространение огня, мы перекрыли все воздухоочистительные системы. Так что курить на борту до особого распоряжения категорически воспрещается. Свет везде выключить, кроме тех мест, где без него не обойтись. Передвижение по кораблю ограничить. О дальнейшем ходе дел буду сообщать.
Я вдруг ощутил, что рядом со мной кто-то стоит. Это был доктор Джолли. Обычное жизнерадостное выражение с его лица как рукой сняло — вид у него был озабоченный, Удрученный, по щекам текли слезы — от дыма. Поникшим голосом он спросил меня:
— Не кажется ли вам, что это уже слишком, старина? Я теперь и не знаю, что делать — то ли радоваться, что нас спасли, то ли нет. Ни покурить тебе, ни включить свет, ни погулять. Неужели случилось то, о чем я даже не решаюсь подумать?
— Боюсь, что да. — На вопрос Джолли ответил сам Свенсон. — Случилось именно то, что способно ввергнуть в ужас капитана любой атомной подводной лодки, — пожару подо льдом. Мы оказались в куда более худшем положении, чем дизельная подлодка, поскольку на «Дельфине» имеется только одна аккумуляторная батарея, но ее не хватит даже на то, чтобы покрыть и треть расстояния, отделяющего нас от открытого моря.
Кроме того, только с ее помощью мы сможем снова запустить реактор. Если же она сядет, произойдет то, о чем лучше и не говорить.
— Ваши слова звучат не очень-то обнадеживающе, капитан, — обреченным голосом проговорил Джолли.
— Это уж точно. Но пока что дела обстоят именно так.
— А что с компасами? — поинтересовался я.
— Если запасная батарея сядет, три гирокомпаса и инерциальная навигационная система попросту перестанут работать. И тогда уж и впрямь пиши пропало. В этих широтах от магнитного компаса проку никакого — стрелка скачет кругами, как сумасшедшая… Однако мы ведь не собираемся умирать, правда, Джон? — этот вопрос капитан уже задал подошедшему к нам Хансену.
— Сэр, Сандерс там… за эхоледомером… Ему нужен противогаз, а то сквозь дым он ни черта не разглядит.
— Выдайте ему все, что надо, пускай только не сводит глаз с приборов. А с эхоледомера особенно. Если обнаружит разводье, шириной хотя бы с ладонь, или лед толщиной футов в восемь-девять, докладывайте немедленно — будем всплывать.
