В морях твои дороги - Всеволожский Игорь (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
— Товарищ старшина, — доложил я, найдя Протасова в кубрике, где он повторял урок с Бунчиковым, — вас внизу спрашивают.
— Кто?
— Девушка одна. «Вольная».
— Девушка?
— Товарищ старшина, она говорит: она — Зина Миронова.
— Миронова?.. Простите, Бунчиков, вы позанимайтесь сами, а я пойду… Зина Миронова, Зина Миронова! — повторял он, сбегая за мной по трапу.
Протасов, очевидно, ожидал увидеть Зину такой, какой она высаживалась с ним на вражеский берег, какой была на Малой земле и в Новороссийске. Он в недоумении уставился на нее. Зину, стоявшую в вестибюле, нельзя было представить себе с автоматом, кидающей в окна гранаты и кричащей изо всех сил: «Полундра, фрицы! Матросы пришли!»
— Зина? — не поверил глазам Протасов.
— Ну да, Зина, товарищ старшина, Зина! Меня учиться послали, сказали: «Довольно тебе воевать». Вот я и выбрала Тбилиси. Ты рад, что я приехала?
— Очень рад, — весь вспыхнул Протасов. — Как наши там? — спросил он.
— Много наших погибло, Павел, — с грустью сказала Зина. — Корабль, на котором мы шли в десант, подорвался у Констанцы на мине. Сережи нет, и Володи нет, и Бориса… Коле Игнатову оторвало ногу. Свешников без руки. Да и меня крепко стукнуло — вот, смотри… — Она откинула русые волосы и показала шрам повыше виска. — Чуть пониже — и не было бы в живых…
— Где ты будешь жить?
— В общежитии. Ты придешь?
— Да, приду.
— Сегодня?
— Нет, в воскресенье. В будний день я не могу своих ребят бросить.
— Хорошо, приходи в воскресенье. Я буду ждать, Павел! — И совсем тихо, так, чтобы я не услышал (но до меня долетело все-таки), она добавила: — Ведь я только для тебя и приехала, Павел. Ты понимаешь?
Он пожал ее руку и, вздохнув, сказал:
— Идемте, Рындин, пора.
В этот вечер Протасов показал нам фотографию той, прежней Зины — в пятнистых штанах, в ватнике и в ушанке. Глаза были те же, но Зина — другая. Вот эта Зина, конечно, палила из автомата и кричала: «Полундра, фрицы! Матросы пришли!»
Через две недели нам стало известно, что Протасов женится. Все его поздравляли. Наконец-то старшина стал брать увольнительные записки! Он уходил с виноватым видом: раньше он без пас никогда не увольнялся из училища в город.
Наше товарищество все крепло. И дело было совсем не в том, чтобы подсунуть шпаргалку другу или ловко подсказать ему при ответе. Честь класса теперь была в другом: все должны учиться отлично. И без ложного стыда я часто просил Юру помочь мне, а Бунчиков обращался за помощью к Олегу Авдеенко; помогали и Фролу, помогал и он сам, кому мог, — вот это и было настоящим товариществом.
Однажды, когда Фрол дежурил, а Юра пошел в комитет физкультуры, мы с Олегом отправились к Стэлле. Девочки ждали нас, чтобы пойти на Куру. Мираб и отец Хэльми, Август, вооружившись удочками, отправились с нами. Хэльми и Стэлла болтали без умолку.
День был удивительно теплый. Мы подошли к Куре, к парому, который тотчас же отвалил. Паромщику приходилось бороться с течением. Девочки о чем-то шептались (такая у них манера — шептаться), потом вдруг принялись хохотать. Мираб и Август спорили насчет сегодняшней ловли.
Вдруг (я не видел, как это случилось, потому что мы отвернулись от девочек, обиженные, что они шепчутся) Антонина и Стэлла отчаянно закричали, паромщик затормозил паром, Мираб и Август бросились к борту… Хэльми не было…
Не раздумывая, я прыгнул в воду. Меня подхватило и потащило вперед. Я увидел в воде что-то розовое. Вдали висел над рекой мост, и я знал, что там, за мостом, много острых камней и бурлит водопад: Хэльми разобьется об эти острые камни. Олег вырвался вперед, схватил Хэльми и стал грести к берегу. Я поспешил на помощь. Течение относило нас к мосту. Издали приближалась рыбачья лодка, но она была так далеко!
Я устал, Олег греб из последних сил. «Почему я не сбросил ботинки? — думал я. — Почему я не сбросил ботинки?» И вдруг, когда мне уже казалось, что я не проплыву ни одного метра, я почувствовал под ногами вязкое дно. Вскочив, я схватил Хэльми на руки и, не удержавшись, плюхнулся тут же, у самого берега, в воду, больно ударившись коленкой. Но уже несколько рук протянулось ко мне, к Олегу, нас вытащили на берег, и Мираб с Августом нагнулись над неподвижной Хэльми. Она зашевелилась и едва слышно сказала: «Папа!»
Через полчаса мы, мокрые, но счастливые, подъехали в фаэтоне к дому Мираба, Хэльми переоделась в Стэллино платье, а мы с Олегом сидели, завернутые в простыни, пока Антонина, Стэлла и тетя Маро, затопив печку, высушивали наши форменки, ботинки и брюки. Суровый эстонец был очень взволнован: он то пожимал нам руки, то нежно целовал свою дочку, то снова принимался благодарить нас.
— Я вдруг оступилась и очутилась в воде, — говорила Хэльми. — Я ведь плаваю хорошо, родилась у моря, но тут такое течение, что я не успела вздохнуть, как меня потащило куда-то… Мальчики, я этого никогда не забуду!
Когда мы вернулись в училище и рассказали о нашем приключении Фролу, он заметил:
— Значит, не зря я тебя тогда, Олег, чуть не стукнул на «Каме». Вот видишь — и научился плавать! А скажите, ребята, по правде, вы рыженькую не нарочно столкнули?
Это была только шутка, но Авдеенко расстроился до слез и чуть не поссорился с Фролом. Нам удалось все же их помирить.
Глава восьмая
ЗИМОЙ
Наши форменки, бушлаты, шипели просто подгонялись по росту. Зато, когда дело дошло до мундиров, нам сшили их по особому заказу. Пришел важный, толстый портной в роговых очках, похожий на профессора (это он и его помощники в мастерской Военторга шили наши мундиры). Портной критически осматривал каждого.
Я взглянул в зеркало и оторопел: передо мной стоял незнакомый моряк в отлично сшитом мундире, с золотым шитьем на воротнике, золотыми буквами «Н» на погонах, с широкой грудью, высокими плечами и гордо поднятым подбородком.
Портной осмотрел меня, как осматривают в музее скульптуру. Он отошел, склонив набок голову, посмотрел, приподняв очки, опять надел очки на нос, еще посмотрел, поддернул сукно на плече, повернул меня боком, снова отошел и принялся рассматривать издали.
— Хорошо, — решил он. — Переделок не требуется. Прошу следующего.
Фрол огорчился, когда у него портной принялся чертить мелом возле плеча и подмышками и сказал подбежавшему помощнику, что надо перешить рукава.
— Не огорчайтесь, будущий флотоводец, — успокоил портной Фрола, — зато мундир будет сидеть, как влитый.
— А если я вырасту? — озабоченно спросил Фрол.
— Тогда вам сошьют новый мундир, — обнадежил портной. — И я надеюсь, что именно мне придется шить вам мундир с лейтенантскими погонами.
— А ты знаешь, Кит, — размышлял Фрол, когда мы после примерки зашли в кубрик, — по-моему, если под мундир посадить мелкую душонку, толку не будет. Мундир будет сам по себе, а хозяин его — сам по себе. Вот если под мундиром будет настоящая флотская душа… Ты как думаешь?
Мы с нетерпением ждали, когда, наконец, сможем обновить мундир. Сурков успокоил, что ждать придется недолго. И мы, действительно, вскоре пошли на концерт в консерваторию, куда нас пригласил Авдеенко.
Может быть, Олег имел успех потому, что он был единственным музыкантом, который вышел на сцену в мундире Нахимовского училища? Нет, он играл хорошо! Это сказал и сидевший рядом с нами пожилой человек — музыкант или профессор.
Когда концерт кончился, Фрол вызвался нести скрипку.
— Ты устал, а мне это ничего не стоит. Да ты не бойся, не уроню, — успокоил он Олега и бережно понес лакированный футляр, стараясь не задеть им прохожих.
Вернувшись в училище, мы попросили Олега повторить то, что он играл на концерте.
На другой день на стадионе «Динамо» состоялись стрелковые соревнования, и наше училище набрало больше всего очков. Молодой генерал, грузин, приехал к нам, роздал ценные подарки и сказал, что мы отныне стали «его любимцами» и он пришлет нам в награду полное оборудование стрелкового тира. Он выполнил свое обещание: пришли рабочие и выстроили во дворе тир.
