Приключения моряка Паганеля часть I - «Боцман и Паганель или Тайна полярного острова.» (СИ - Гораль Владимир Владимирович
Есть много приёмов увлечь читателя, слушателя или зрителя, например в детективе расставить множество логических ловушек или ходов в лабиринте догадок о том, кто же настоящий злодей, с тем, чтобы окончательно запутав, в конце выдать совершенно неожиданную развязку. Мой жанр это рассказ о том, что я действительно пережил и в отличии от авторов книг и фильмов у меня нет возможности, отбросив эмоции экспериментировать и выстраивать выбранную мной фабулу. Я рассказывая, увлекаюсь, оказываюсь во власти всё тех же эмоций и невольно выдаю более позднее знание, за более раннее, хотя бы на уровне намёков. У тебя, как у слушателя, возникает иллюзия собственной проницательности и недоумение по поводу моей, то есть рассказчика недогадливости. Слушатель, ничтоже сумняшеся, начинает приходить в восторг от самого себя и при этом получает не меньшее удовольствие, чем в первом случае, когда развязка для него неожиданна. Кстати способом наводящих подсказок так же частенько пользуются писатели и режиссёры для пущей завлекательности. Это лишь самые простые психологические приёмы.
Ты хотел спросить, как это я так долго не понимал(если называть вещи своими именами), что мне отведена в конечном итоге роль бычка-производителя для освежения крови одного из малочисленных и потому вырождающихся племён Гренландии. Ну во первых, я напомню тебе, что то были хотя и недавние, но для большинства советских людей более пуританские, наивные в смысле отношения полов времена. Я не был более продвинут или если хочешь более развращён чем вышеупомянутое большинство. Вопреки расхожим штампам, тогдашние советские моряки отводили душу почти исключительно в родных портах, да и то далеко не все. Вольное поведение за кордоном не то что не приветствовалось, но было просто опасным для будущего советского моряка. Впрочем и сейчас мало, что изменилось – за границей все наши не исключая морячков передвигаются по чужбине исключительно в составе троек или пятёрок во главе со старшим группы.
Я же попал в совершенно необычные обстоятельства, если хочешь в атмосферу книжных приключений. Ведь вокруг меня происходило чёрте что: охота на экзотических гренландских зверей, нападение белого медведя-маньяка и даже вполне реальная и жестокая смерть моего нового доброго знакомого Нанока. Мне и в голову не приходило, что возможно устроить подобную катавасию, только ради того, чтобы усатый боцман Друзь сошёлся с соплеменницей Миника и Джуулута. Да собственно никто и не устраивал. Инуиты не персонажи шекспировских трагедий и интригу плести не в состоянии. Они естественны, как сама Гренландия и если не предложили мне напрямую связь с одной из молодых женщин своего рода(кстати иногда их сородичи из других родов так и поступают), то только потому, что обычаи и ритуалы Калаалит Анори требуют более сложного и витиеватого, если угодно романтичного обхождения с чужеземцем избранным для обновления крови родного племени.
Как у многих древних народов, у инуитов кровная принадлежность к роду определяется по материнской линии. Что касается поведения той же Ивало, то европейские понятия нравственности в суровых условиях Гренландии просто не работают, поскольку здесь веками главенствовала одна единственная цель – Выживание. Упрекать молодую вдову-инуитку в стиле шекспировского Гамлета, мол:«…башмаков она еще не износила, в которых шла за гробом мужа как бедная вдова, в слезах»., было бы верхом ханжества и глупостью. Наверное в XIII веке было иначе(тогда на острове появились первые предки нынешних инуитов), климат был гораздо теплее, а земля покрыта зелёными лесами и пастбищами. Старик Маркс был прав, когда изрёк свою, ныне затасканную формулу:«Бытие определяет сознание»
Многое из этого пришло мне на ум во время той памятной поездки к Уунартоку. Какая жалость, что я не смогу распустить перед очаровательной инуиткой сверкающий павлиний хвост своего интеллекта. Не смогу почитать ей с десяток романтичных эстетских стихов, выученных ещё в ранней юности. Я задал тогда себе несколько вопросов. Вопрос первый: «Хочу ли я близости с Ивало?» «Ответ: „Конечно, да!“» Вопрос второй: «Существуют ли какие-либо моральные или нравственные соображения, которые могли бы помешать этому моему желанию? „Ответ: К чертям песцовым мою эстетскую душевную маету! Боцман-эстет и муки душевные! Отож!!! Я хочу её и точка!“»
Глава 35. «Боцман и Маленькая волна в Уунартокских термииях»
Так в молчании добрались мы к цели нашего путешествия – окрестностям Уунартокского фьорда. Бескрайнее, многокилометровое плато, сверкающие под незаходящим солнцем белизной твёрдых пологих волн из плотно слежавшегося снега и льда, разбивалось замерзшим подобием морского прибоя о подножия серых, поросших скудной растительностью бесснежных сопок. Камень этих древних холмов тысячи лет назад выгладил, лишив острых углов многотонный исполинский пресс, двигавшегося на юг и сползшего в море ледника.
Мы попрощались с Миником и я в сопровождении, точнее следом за Ивало последовал к конечной точке своего Гренландского приключения. Ощущения неловкости и странности происходящего навалились на меня с новой силой, болезненно задевая моё самолюбие. Я вновь ощущал себя каким то нелепым, неполноценным существом мужеского пола, ведомым сильной человеческой самкой к «месту запланированного соития, с целью исполнения мероприятия по качественному оплодотворению». Мы спустились в небольшую долину между сопок, покрытою мягким ковром зелёного и серого мха, сплошь усыпанного прошлогодней перезимовавшей под снегом крупной, хотя и чуть увядшей брусникой. Ягоды, багряными рубинами разбросанные на серо-зеленом упругом ворсе, оказались на вкус терпко-сладкими и чуть забродившими. Славное получилось бы вино из этого тундрового винограда.
Солнце пригревало изрядно, давал себя знать микроклимат самой южной точки Гренландии – Уунартока, где летом температура 18 градусов по Цельсию вполне обычна. Мне стало жарко в моём эскимосском одеянии. Ивало по всей видимости тоже почувствовала необходимость избавиться от лишней одежды. Мы несли с собой большие заплечные, кожаные сумки, похожие на рюкзаки. В моём, кроме прочего находилась одежда и обувь в которой я был до начала этих удивительных событий. Ивало, подавая пример, первой принялась сбрасывать с себя многочисленные одежды. Я едва успел раздеться до пояса, в то время как она без малейшего стеснения, уже совершенно обнажённая сидела на корточках у своего рюкзака, выуживая оттуда одежду более подходящую для местного климата.
Почувствовав на себе мой взгляд, она подняла голову, улыбаясь одними уголками рта. Инуитка выпрямилась во весь рост, как бы давая мне лучше рассмотреть себя. И то сказать, одежды северных народов не слишком предназначены для подчёркивания прелестей женского тела. То, что я увидел, скажу прямо, мне столь же понравилось, сколько и потрясло. У Ивало была поджарая стройная фигура прирождённой охотницы. Преследование морских зверей в утлом каяке среди льдин, оттачивание виртуозной сноровки бывалого китобоя, погони за дичью в скалах и сопках, на заснеженных просторах Гренландии, такие гимнастические занятия создали классические формы этой полярной Дианы.
Её коротко стриженные тёмные волосы в солнечных бликах явственно отливали медью, выдавая примесь датской, скандинавской крови – тёплый привет от деда, потомка норманнов-викингов. Довольно прямой для инуитки нос, пухлые губы и искрящиеся смехом чёрные, как полярная ночь глаза, под тонкими стрелами, сросшихся на переносице бровей. Однако самое неожиданное для меня открытие состояло в другом. Всё смуглое с бронзовым оттенком тело девушки: небольшие упругие груди с чёрно-коричневыми сосками, плоский живот с тёмной ямкой пупка, в меру широкие бёдра и даже недлинные, но сильные и ладные ноги, вообщем вся Ивало сплошь была покрыта узорной, замысловатой татуировкой. Я поймал себя на нескромной мысли, что неплохо бы позднее, при случае подробнее рассмотреть это народное творчество. Обозвав себя мысленно «знатным краеведом», я в глупом порыве запоздалого мнимо-целомудренного раскаяния опустил очи долу.
