«Морская волшебница», или Бороздящий Океаны - Купер Джеймс Фенимор (читаем книги бесплатно .txt) 📗

Почтенный штурман глубоко и печально вздохнул и обратился к небольшой железной табакерке, в которой обычно искал утешения.

— Вы уже рассказывали мне об этом, — ответил Ладлоу, который плавал мичманом на одном корабле с Триселем в качестве его подчиненного. — Но у вас нет причин раскаиваться, я слышал отличные отзывы о вашей спутнице жизни.

— Конечно, сэр! Несомненно! Я вызову на дуэль любого на нашем шлюпе, который осмелится сказать, будто я люблю злословить за глаза, хотя бы даже по адресу собственной жены, о которой я имею законное право судить беспристрастно. Я не жалуюсь, я счастлив на море и смею надеяться, что госпожа Трисель выполняет свой долг дома… Надеюсь, вы видите, сэр, что бригантина прибавляет парусов. — Ладлоу, все время следивший за бригантиной, кивнул, и штурман, удостоверившись, что все паруса на «Кокетке» исправно несут службу, продолжал: — Ночь будет темная, и нам придется глядеть в оба, когда этот бродяга начнет менять курс. Если командир бригантины слишком кичится ее достоинствами, гордость может довести его до беды. У этого контрабандиста отчаянный норов, но что до меня, я не склонен осуждать этих людей, как их осуждают некоторые другие. Торговля — это борьба умов, и тот, кто туго соображает, должен быть рад, что увалился под ветер. А что до столкновений с таможенными властями, то, выигрывает тот, кто остается на свободе, а пойманный становится призовой добычей. Я знавал одного флаг-офицера, который отводил глаза в сторону, когда принадлежавшие ему вещи беспошлинно проходили таможню; что же касается супруги адмирала, то она величайшая покровительница контрабанды. Я согласен с тем, что контрабандиста следует ловить, а если ты его поймал, то груз надо конфисковать и по-честному разделить между всеми как призовую добычу. Но я хочу подчеркнуть, что есть на земле люди похуже английских контрабандистов — к примеру, скажем, французы, голландцы и испанцы.

— Что за еретические взгляды у слуги королевы! — произнес Ладлоу, не зная, сердиться ему или смеяться.

— Я слишком хорошо знаю свой долг, чтобы высказывать такие суждения в присутствии подчиненных, но почему бы не пофилософствовать со своим капитаном о таких вещах, о которых не поговоришь с мичманом? Хоть я и не законник, но знаю истинную цену свидетельской присяге, когда клянусь говорить правду и только правду. Если бы королеву, да благословит ее господь, меньше обманывали, то многие видавшие виды суда были бы давно пущены на слом, а вместо них в море вышли бы суда поновее да получше. Но, с точки зрения религии, сэр, нет никакой разницы, быть ли погребенным в позолоченном гробу с герцогским гербом на крышке, или ждать своих похорон, валяясь зашитым в парусину среди бочонков с можжевеловой водой в трюме.

— В ваши годы, господин Трисель, пора бы понимать, что одно дело — не доплатить казне гинею и другое — ограбить ее на тысячу фунтов стерлингов.

— Одно отличается от другого ничуть не больше, чем оптовая торговля от розничной, и, говоря без шуток, капитан Ладлоу, в торговой и благородной стране только так и должно быть. Но, сэр, пошлина — это право государства, а потому я и считаю всех контрабандистов дурными людьми, но все же не такими дурными, как те, кого я перечислил, особенно голландцы! Королева совершенно права, потребовав от этих мошенников, чтобы они приспускали флаг, проходя Ла-Маншем или Ирландским морем, которые являются ее законной собственностью. Англия — это благословенный остров, а Голландия — всего-навсего высушенное болото, поэтому естественно, что мы должны править на морях. Да, сэр, хотя я и не принадлежу к крикунам, готовым заклеймить неудачника только потому, что ему не удалось улизнуть от таможенного судна, я знаю, в чем состоит естественное право англичанина. Мы должны быть хозяевами здесь, капитан Ладлоу, хотят ли этого или нет, чтобы пользоваться здесь преимущественным положением в торговле и ремеслах.

— Вот не предполагал, что вы человек государственного ума, господин Трисель!

— Хоть я из бедной семьи, капитан Ладлоу, но я свободнорожденный британец и получил кое-какое образование. Мне кажется, я не хуже других разбираюсь в конституции. Честь и справедливость — вот девиз англичанина, и мы должны, как подобает мужчинам, оберегать наши права. Мы не какие-нибудь болтуны, но разумные люди, и на нашем небольшом острове нет недостатка в мыслителях. Поэтому, сэр, если обобщить все сказанное, то почему Англия не должна защищать свои права? Вот взять, к примеру, голландцев, этих прожорливых бакланов, — в их широкую глотку пройдет все золото Великого Могола note 108, если только они доберутся до него! Сказать по правде, их следует считать бродягами, у которых и земли-то твердой нет под ногами! Так что же, сэр, неужели Англия уступит свои права этим мерзавцам? Нет, сэр, наша освященная веками конституция и мать-церковь запрещают нам это. Поэтому, скажу я вам, берите их на абордаж, черт возьми, если они откажут нам в нашем естественном праве и захотят низвести нас до своего собственного уровня!

— Вы говорите как истый соотечественник Ньютона note 109, а ваше красноречие могло бы оказать честь самому Цицерону! note 110 Постараюсь переварить ваши идеи в свободное время, так как они слишком солидная пища, чтобы с ними можно было справиться в одну минуту. А пока что займемся делом — я вижу в подзорную трубу, что на бригантине поднимаются лиселя note 111, и она начинает уходить от нас.

На этом закончилась беседа между капитаном и его подчиненным. Последний ушел с палубы в тайной и приятной уверенности, охватывающей всех тех, кто имеет основание считать, что высказанными глубокими мыслями они показали себя с лучшей стороны.

Теперь действительно настало время внимательно следить за бригантиной, которая могла под покровом темноты изменить курс и ускользнуть от преследования. Ночь быстро сгущалась над «Кокеткой», с каждой минутой видимость становилась хуже, и наблюдателям на мачтах было все труднее различать бригантину. Ладлоу направился на шканцы, к своим гостям.

— Мудрый человек полагается на разум, а не на силу, — сказал олдермен. — Я не считаю себя опытным мореплавателем, капитан Ладлоу, хотя и провел неделю в Лондоне и семь раз пересекал океан в Роттердам и обратно. Во время этих плаваний мы не пытались силой победить природу. Когда наступала такая темная ночь, почтенные капитаны ожидали наступления более благоприятного часа, и благодаря этому мы не сбивались с пути и в конце концов целыми и невредимыми прибывали в порт назначения.

— Вы видели, что бригантина прибавила парусов, и тот, кто не хочет отставать от нее, должен положиться на свои.

— Разве можно знать, что происходит на небесах, коль скоро глаз не различает цвета туч? Я знаю о достоинствах Бороздящего Океаны только то, что о них рассказывают, но мое мнение — мнение жалкого обитателя суши — заключается в том, что лучше зажечь сигнальные огни, дабы какое-нибудь судно, возвращающееся на родину, не столкнулось с нами, и вообще следовало бы дождаться утра и тогда только принимать дальнейшие решения.

— Нам не о чем беспокоиться, сударь! Взгляните, на борту у наглеца зажегся фонарь. Он словно приглашает нас за собой! Подобная дерзость превосходит всяческое воображение! Так шутить с одним из быстроходнейших крейсеров английского флота! Проверьте, все ли в порядке, джентльмены, и поднять все паруса! Окликните марсовых, сэр, и удостоверьтесь, что все стоят на местах.

Вахтенный офицер повторил приказ. Паруса были быстро подняты, и следом за этим на шлюпе наступила полная тишина.

На бригантине действительно зажгли фонарь, словно в насмешку над королевским крейсером. Задетые этим откровенным презрением к крейсеру, офицеры «Кокетки» в глубине души обрадовались, так как это облегчало их тяжелую и сложную задачу. До того как на борту бригантины зажегся фонарь, они должны были напрягать зрение, чтобы не упустить из виду преследуемое судно; теперь они уверенно направили крейсер на яркий огонек, поблескивавший в море.