Приключения моряка Паганеля часть I - «Боцман и Паганель или Тайна полярного острова.» (СИ - Гораль Владимир Владимирович
Я присоединился к своему товарищу на вершине холма. Лучшей точки для прицельной стрельбы нельзя было и пожелать. Мы договорились, что он берёт на себя ближнего быка с рыжеватой, густой шерстью над мощными полумесяцами рогов. Мне же достался более молодой и менее крупный овцебык – Умингмуксуэ. Он не имел такой львинообразной гривы, как его старший сородич, да рога его были куда скромнее и темнее цветом, напоминая чем-то нелепо насаженные на лоб, подкрученные усы лихого гусара. Мне на миг стало жаль молодого бычка, но жизнь сурова и не всегда оставляет возможность для сантиментов. Миник шёпотом напомнил, что целиться следует под левую лопатку. Стрелять в покрытую мощной костяной бронёй голову практически бесполезно. Выстрелы наши должны были прозвучать одновременно, чтобы поразить обе цели не вспугнув ни одну из них. Мы дождались пока оба быка не подставятся нам левыми боками и на счёт три одновременно нажали на спуски.
Нашей охоте на мускусных быков сопутствовала удача и обе наших жертвы медленно, даже не поняв, что убиты, согнув в коленях передние короткие, но массивные ноги пали на землю. Молодой бычок на бок, а матёрый улёгся на живот, словно желая передохнуть и только тяжёлая, рогатая голова завалилась в сторону с высунутым сизым языком, выдавая отсутствие духа в мощном мохнатом теле. Другие животные отреагировали на звук дуплетного выстрела тем же образом, как в случае любой внезапной опасности. Молодняк и самки сбились в тесную группу, а сильные быки обступили их, образовав оборонительный круг из мощных тел и рогов. Миник подал мне знак и мы стали спускаться вниз, не обращая внимания на стоящих в защитной позиции овцебыков.
Один из них, самый крупный, отделился от группы и наклонив в нашу сторону впечатляющие рога приготовился отражать возможное нападение, но мы вытащив охотничьи ножи принялись свежевать туши добытых животных. Где то через четверть часа стадо, убедившись в отсутствии с нашей стороны агрессивных поползновений, успокоилось и разбрелось по пастбищу, не вспоминая о двух своих только что пасшихся рядом сородичах. Мы с Миником были погружены в своё кровавое дело и разделывая бычка я только покосился на подошедшую совсем близко молодую корову – самку овцебыка. Она спокойно жевала жвачку, подрагивая толстыми губами и густой запах и вид родной крови похоже её нисколько не(смущали. Когда устав от непривычной, тяжёлой работы я присел возле отделённой Миником от туши огромной, рогатой башки с остекленевшими чёрными глазами, я вдруг пожалел, что не догадался прихватить с собой фотоаппарат. Неплохой мог получиться снимок – «Боцман и Умингмуксуэ».
Глава 33. «Боцман и кит-грёза»
– «Вахта! Где вахтенный у трапа?! Опять у боцмана в каптёрке торчит безвылазно – чаи гоняет!» На крыле капитанского мостика подавал голос вышедший из рулевой рубки вахтенный второй штурман Алексей Иваныч. Я, чувствуя свою вину, несколько суетливо, чем следовало бы, поспешил к трапу, на ходу облачаясь в просторную телогрейку с красной повязкой вахтенного на рукаве и поправляя съезжающую на глаза черную шапку-ушанку, завязанную на макушке позорным бабьим узлом. – «Ты где шляешься, матрос?!» – с явным раздражением вопросил вахтенный штурман. – «У тебя по трапу на борт принцесса поднимается, а ты её не встречаешь. Возьми швабру и гони её на хрен, в пятак тебя распротак!!!»
Услышав эту неожиданно-шокирующую новость из гневных уст Алексей Иваныча, я почувствовал близость обморока и юношеского инфаркта одновременно. В моей голове пронёсся смерч панических мыслей и совершенно безумных предположений. Поскольку в моём подсознании существовал образ только одной-единственной принцессы – моей неповторимой Ленни Норвежской, то услышав о восхождении по нашему трапу некой принцессы, я практически впал в ступор, будто поражённый ударом электрического ската-хвостокола. В моей паганельской голове пронеслась череда странных предположений: «Ленни здесь на Медвежьем?! Как?! Почему?! И уже поднимается по трапу к нам на борт?! А этот наш второй штурман Алексей Иваныч, он что сумасшедший антимонархист особо ненавидящий юных скандинавских принцесс?! До такой степени, что приказывает гнать их с трапа палубной шваброй?! Ужас то какой!!!»
Я с трепетом душевным заставил себя взглянуть за борт на круто задранный трап, едва касающийся каменного причала Медвежьего крыла. На середине трапа прижималось к деревянным перекладинам нечто, напоминающее кошмарное создание из фильмов-ужасов про оборотней. Узрев мою бледную физиономию, существо похожее на небольшого горбатого медведя со злобными чёрными глазками и маленькими ушками, покрытое буро-белёсой длинной шерстью, открыло красную пасть, полную острых бледно-жёлтых зубов и угрожающе на меня зашипело. У меня перехватило дыхание и я издал ответное шипение, смахивающее на хрип удавленника: «Ма – а -ах – ма!!!» Меня грубо отпихнули в сторону. Алексей Иваныч красный и злой, матерясь размахивал лохматой шваброй, пытаясь напугать существо на трапе. Это порождение туманного, промозглого времени суток, когда в более южных широтах должна быть тёмная ночь, ощерилось ещё раз и недовольно рявкнув, спрыгнуло с трапа. Помахивая коротким, но пушистым пучком шерсти (видимо исполняющим обязанности хвоста) оно ретировалось в большую щель дальней скалы.
«Росомаха, сволочь подлая и откуда она здесь?» – запыхавшийся Алексей Иваныч наконец решил прояснить ситуацию – «На всём полярном побережье, да и на востоке Кольского их полно, а на остров то она как допёрла, с материка зимой на льдине приплыла, что ли?» Я наконец пришел в себя. Изумление и растерянность сменились здоровым юношеским любопытством и я попытался узнать подробности о только-что чуть не посетившей наш борт волосатой зверюге. «Алексей Иваныч» – начал я чуть заискивающе – «А почему, вы росомаху принцессой назвали?» Второй штурман взглянул на меня сверху вниз и усмехнувшись объяснил:«Принцесса и есть. Она когда по трапу то карабкалась всё лапы отряхивала при каждом шаге и брезгливо так, будто аристократ на конюшне, в навоз наступивший.
Хотя слово принцесса в этом случае не очень к месту, скорее принц. Это ведь самец был, судя по размерам. Длина почти в метр и весу в нём килограмм пятьдесят не меньше. Он мачту нашу корабельную видать за дерево принял. Она ведь, мачта то наша вся в верёвках, с бегущим такелажем и блоками. Капитан на всякий случай для грузовых работ стрелу велел снарядить. Ну чем для росомахи не дерево. Любимое место для них. Заберутся повыше и сверху в засаде добычу поджидают. Дождутся и камнем на жертву. Когтями длиннющими в холку вцепятся и к горлу, чтобы значит яремную жилу перегрызть. Матерая росомаха и взрослого оленя завалить может и с волком, а то и с медведем за добычу сразиться. Бывает и на человека по ошибке нападает, когда сильно оголодает или если в угол её, как крысу загнали. Всё из засады норовит, исподтишка. Подлый зверь, просто гиена северная. Так она на медведя больше смахивает, но сама родственница куницы, а приглядишься всеми повадками прямо гиена африканская и шипит и рявкает похоже.
Ты вот что, малой. Мы с тобой сейчас трап на борт затащим, а то ведь он упрямец – росомах то этот. Не ровён час и вернутся может, а оно нам надо. По тросам швартовным небось не заберётся – на них щитки от крыс. Иная ловкая крыса и перелезет, а он нет – крупноват, да и водицы морской побаивается».Мы со вторым общими усилиями принялись «вирать»(поднимать) трап на палубу. Моросящий дождь превратился в несильный, но довольно противный ливень и после поднятия трапа на палубу второй милостиво разрешил мне коротать вахту в каптёрке, под боком у боцмана. Этой царской милостью я и не замедлил воспользоваться. Поведав Устинычу только что пережитую и художественно прочувственную «Легенду о Росомахе», я получил от него похвалу за живой и образный язык изложения, после чего с чувством исполненного долга принялся дослушивать прерванную по вине приблудного хищника всё ещё неоконченную «Гренландскую повесть».
Боцман, как профессиональный рассказчик прочистил горло (обошлось без тренировки дикции, типа: «Корабли лавировали, лавировали…»), отхлебнул чай из кружки и пошевелив сивыми усами, не торопясь продолжил: «Мясом мы запаслись изрядно. После того, как мы двоих бычков подстрелили и освежевали, вдруг слышим неподалёку мычание и жалобное такое, как будто телёнок плачет. Пошли мы на звук и неподалёку набрели на несчастного. Бычок-подросток молодой совсем. Он видать на мох позарился, который каменный холмик облепил. Ну и подскользнулся после дождика на скользком, да так неудачно, что ногой в расщелину попал, ну и заработал открытый перелом. Мается бедный, а чем поможешь – конец ему, не жилец. Жизнь порой штука жестокая. Вообщем помогли ему, чтоб не маялся бедолага. Ну а мясо молодое, нежное забрали – не пропадать же добру. Чистого веса центнера три с половиной вышло и это с учётом того, что мы по указанию Миника только лучшие части туш прибрали, а оставшееся и пары часов не залежалось. Сначала собачки наши полакомились, а чуть погодя и местная шушара подоспела – песцы – лисы полярные. Тявкают, чавкают, чуют, что весной их не тронут – мех песцовый только зимой хорош, ну и пируют без оглядки. Мы и сами мясца наелись вдоволь, как и мечталось на костре запечённого».
