Человек, который вышел из моря - Монфрейд Анри де (книги онлайн без регистрации txt) 📗

С другой стороны, Ломбарди и его приспешники с таинственным видом утверждали, что в руках у правосудия находятся неопровержимые доказательства моей вины, и не только в этом деле, но и в целой серии преступлений, которые до сих пор остались безнаказанными. О них пока молчали якобы в интересах следствия, но смертный приговор или по меньшей мере пожизненная каторга мне были уже обеспечены.

Эти суждения подхватывались в обществе, они обрастали чудовищными подробностями, так что весьма скоро весь Джибути был убежден в том, что я плохо кончу. В подобных обстоятельствах вряд ли кто-то мог посметь протянуть мне руку. Когда я проходил по улицам города, отправляясь на допросы, все сторонились меня, как зараженного чумой.

Так однажды я увидел Репичи и невольно улыбнулся ему, но он тут же повернулся ко мне спиной.

И тут я понял, сколь глубока была пропасть, в которую я упал. Смогу ли я однажды выбраться на поверхность, погребенный под обломками недоброжелательства и клеветы? Я спрашивал себя, в состоянии ли суд присяжных, избранный из числа людей столь предвзятых и так сильно отравленных господствующим мнением, честно ответить на вопрос, от которого зависит судьба обвиняемого? Я очутился на дне бездны, откуда тщетно буду подавать голос. Единственной оставшейся у меня опорой, единственной связью с внешним миром было туземное население, которое, вопреки всему и всем, доверяло мне. Оно избежало поразившей общество эпидемии, и первобытная логика туземцев не допускала мысли, что я могу быть преступником.

X

Марсель Корн должен был провести несколько дней в Джибути, занимаясь делами, связанными с нашим заводом, и, поскольку он сказал, что ему поручено навещать меня ежедневно, я был удивлен, когда он больше не появился. Наконец из записки, переданной мне тайком, я узнал, что он пытался перебросить во дворик ко мне письмо, обернув им камешек, но, к несчастью, подул ветер, и письмо, отнесенное в сторону, упало на дозорный путь. Тогда, опасаясь быть задержанным, он на другой день уехал.

Я не на шутку встревожился: о чем он мне написал? И почему воспользовался таким опасным способом доставки письма, в то время как мог передать его через одного из заключенных?

Камешек, брошенный в мою отдушину, заставил меня взобраться на «помост». Во дворе я увидел Али Омара, своего бывшего матроса. Оказывается, его тоже арестовали в надежде получить в лице Али свидетеля обвинения. Он знаком попросил меня пойти в уборную и там, прибегнув к акустическим средствам связи, о которых я уже упоминал, сказал:

– Я нарочно сделал так, чтобы попасть в тюрьму и сообщить тебе, что комиссар полиции, судья и вся их шайка в сопровождении двадцати аскеров отправились на остров Муша. Они перекопали все дюны и надругались над могилами рыбаков, думая, что ты зарыл там труп Жозефа.

Я подумал, не существует ли какой-то связи между этим фантастическим обыском и запиской Марселя, которую наверняка подобрали возле стены. Было ли это в таком случае просто неловкостью молодого человека или же тут есть какой-то умысел? Нет, я не имел права предполагать в нем такое коварство. У Марселя не могло быть столь гнусных намерений. Да и с какой стати ему было вредить мне?

Очень скоро все прояснилось: на другой день утром я был вызван к следователю. Войдя в его кабинет, я увидел на его столе скомканную и тщательно разглаженную бумажку и узнал почерк Марселя. Его письмо, как я и думал, было перехвачено. Театральным жестом показав на бумажку, Оливье спросил:

– Узнаете ли вы этот почерк?

– Да, это, кажется, почерк Марселя Корна.

– Это письмо предназначалось для вас, но, несмотря на все ваши уловки, оно не ускользнуло от нашей бдительной охраны, а ваш юный друг поспешил скрыться. Поэтому я должен получить от вас кое-какие объяснения в связи с результатами наших раскопок на острове Муша.

Он сделал точно рассчитанную паузу, разглядывая меня с улыбкой, которая, по его замыслу, должна была привести меня в замешательство. Он потирал руки с довольным видом как человек, отныне уверенный в своей правоте. А затем продолжил, ухмыляясь:

– Ха! Ха! Вы не ожидали, что будете разоблачены таким образом, благодаря неуклюжему усердию ваших сообщников; вы надеялись, что безлюдный остров Муша будет хранить ваши тайны?

На этот раз я не мог удержаться от смеха, настолько неловкой и наивной была его хитрость. Вернувшись с острова ни с чем, но, полагая, что я действительно перевез туда тело своей жертвы, он блефовал, чтобы сбить меня с толку и убедить в том, что они-таки добыли эту зловещую улику в виде трупа Жозефа. Он был несколько озадачен, увидев, что я смеюсь вполне искренне и отвечаю без тени смущения.

– Боюсь, господин судья, что злую шутку с вами сыграло не усердие моих так называемых сообщников, а ваше собственное рвение. Мне неизвестны результаты вашего обыска, но позвольте выразить уверенность в том, что они не имеют никакого отношения к цели расследования.

– Вы продолжаете упорствовать? Тем хуже для вас! Я хотел, чтобы судьи проявили к вам снисхождение, учтя ваше чистосердечное признание в поступке, может быть, необдуманном, совершенном в состоянии отчаяния, в тот момент, когда вы решили, что оказались в безвыходном положении. Ну что ж, придется предъявить вам улики, может быть, это вас проймет.

– Ну, так давайте же, господа, предъявляйте, пронимайте… сознавайтесь…

– Довольно!

И, повернувшись к секретарю, он торжественно произнес:

– Господин Шансон, будьте любезны, велите принести сюда вещественные доказательства.

Вошли два охранника, держа в руках достаточно объемистый ящик, похожий на гроб. Мизансцена приобрела жутковатый характер. Оливье стоял, скрестив руки на груди и смотрел на меня страшным взглядом, пытаясь уловить на моем лице признаки смятения.

Не собираются ли они в самом деле показать мне труп? Если бы я не видел своими глазами, что негодяй утонул, я, наверное, дрогнул бы.

Охранник приподнял крышку и извлек из ящика ворох какого-то тряпья и прогнивших, истлевших от времени одежд.

Я рассмеялся:

– Гора родила мышь. Я, право, ожидал большего, господин следователь. Это весьма посредственный театр. Вы могли бы дойти и до скелета, ибо все средства хороши, не так ли, чтобы вынести мне приговор? Впрочем, я узнаю эти лохмотья: они принадлежали одному из моих матросов, который спрятал их там лет десять назад, когда я занимался оружием. Одежда осталась на острове, а матрос этот вскоре умер. Кажется, я припоминаю: это была переделанная солдатская шинель, из тех, что продаются в Адене, и нет ничего проще это проверить, на ней были пришиты пуговицы с изображением святого Георгия.

Действительно, на дне ящика валялось несколько пуговиц с изображением льва и единорога, что не оставляло никаких сомнений относительно их происхождения.

Оливье дрожал от гнева и кусал себе губы: этот мастерский удар, который обещал здорово продвинуть следствие, не достиг цели.

– А теперь, мсье, не могу ли я узнать, чем вызвано это шутовское предъявление ветхого рубища в качестве вещественного доказательства?

– Вашим желанием спрятать на этом острове, который не раз бывал свидетелем ваших подвигов, компрометирующие следы, что явствует из признаний вашего служащего. Вот, прочтите.

И я пробежал глазами записку Марселя Корна.