Невероятные путешествия - Урбаньчик Анджей (первая книга .TXT) 📗
Забот не убавлялось. Однажды с грохотом, похожим на взрыв, оторвались два киля. По счастью, другие были прикреплены шестью массивными зажимами, выполненными в мастерской военно-морской базы в Кальяо. Прикрученные к палубе, зажимы удерживали кили в отвесном положении. Но Уиллис, видя, какую большую нагрузку испытывают кили, дополнительно воспользовался канатами, укрепившими всю конструкцию.
Имея предостаточно снаряжения, Уиллис мог теперь не только производить текущий ремонт, но и совершенствовать такелаж и парусное вооружение, улучшая тем самым мореходные качества плота, в частности увеличивая скорость. Так он поступил и на этот раз, добавив к основным парусам один из тех, что достались ему чуть ли не даром. Он знал, что это наверняка позволит сократить длительность путешествия. Прежде чем лечь спать, он еще подумал, что второй парус, меньший, сможет использовать в качестве бизани.
Сделав эти изменения, Уиллис впервые с начала рейса почувствовал, что действительно плывет. Ветер умеренной силы посвистывал в такелаже, солнце мягко освещало плот. Мореплаватель радовался не только тому, что наверстывает время, упущенное в первой части путешествия, но, как истинный моряк, и тому, что плывет с полным использованием ветра.
Хорошая погода длилась недолго. Через два дня Уиллис записывает в бортовом журнале: «Океан воистину труден. Нет солнца. Плот так качает, что трудно передвигаться по палубе. Утром было несколько дождевых шквалов. Вода заливает нос и борта. Все еще плыву левым галсом. Сквозь пелену дождя видел несколько больших китов, вспенивавших океан, подобно флотилии подводных лодок…»
Проведя уже 40 дней в океане, мореплаватель чувствует себя хорошо. Каждый день он находит на палубе летающих рыб, каждый день злится из-за неисправности рулей, готовит еду, играет с котами. Наблюдает интересный факт: так же, как Мики в 1954 году, теперь Кики и Аусси каждый день подходят к борту плота и выпивают несколько глотков морской воды, хоть получают, сколько хотят, пресной воды и сгущенного молока. Мореплаватель же, использовав последний лимон, берется за лимонный сок; в первую очередь пойдет сок в бутылках, потом банки — их у него целых три ящика.
Когда позволяет погода, Уиллис с присущей ему упрямой настойчивостью предпринимает новые попытки отремонтировать рули. Использованный для этой цели в последний раз тонкий стальной тросик служил недолго. Сперва крепление ослабло, а затем трос лопнул от ударов волн по плоскостям рулей.
Дни идут, и каждый из них не похож на другой, хотя в принципе все наполнены одним содержанием — одл-ночеством, надеждой, неустанной борьбой с океаном…
Независимо от того, в каком состоянии находился океан, каждый день перед восходом солнца Уиллис совершал утренний ритуал на корме плота: следуя гигиеническим рекомендациям йоги, он набирал в ладони морскую воду и промывал горло и носоглотку. Эту процедуру он повторял несколько раз. Затем промывал глаза, опуская лицо в воду. На все уходило немногим более десяти минут.
Случались дни, когда мореплаватель имел время, желание и силы соорудить себе какую-нибудь особенно вкусную еду. Вот рецепт одного из таких блюд: вареная рыба и картофель с большим количеством горчичного соуса, приготовленного на австралийском масле, муке крупного помола и сгущенном молоке. Уиллис почти не употреблял соли, считая, что в больших количествах она вредна для организма. Необходимое количество соли организм получал с ежедневной порцией морской воды.
Во время одной из попыток подремонтировать поврежденные рули мореплавателю довелось пережить мгновения истинного страха. Работая за бортом, частично погруженный в воду, он заметил буквально в метре от своих ног огромную акулу. К счастью, ему удалось быстро взобраться на палубу. После этого случая он придумал простое приспособление для подобных работ в будущем — защитную корзину, сделанную из бамбуковых прутьев. С наступлением ночи океан, как бы желая вознаградить Уиллиса за пережитый в тот день испуг, одарил его захватывающим зрелищем фосфоресценции воды. Вся поверхность ее была усеяна сверкающими точками наподобие Млечного Пути, а из-под носа плота вместе с фонтанами брызг взлетали снопы света. Такое же явление он наблюдал, когда летающие рыбы ударялись о поверхность океана.
Утро следующего дня было пасмурным. То и дело налетали дождевые шквалы. Однако вскоре небо прояснилось, и впервые за все время плавания, — а за кормой остались почти 2000 миль — задул постоянный ветер умеренной силы, вероятнее всего пассат.
Мореплаватель чувствовал себя хорошо, его попутчики тоже. Чечевица, замоченная два дня назад, хорошо набухла; смешав ее с луком, горчицей и чесноком, он соорудил весьма питательный завтрак. Затем Уиллис стал готовиться к рыбной ловле и неожиданно для себя нашел коробку с небольшими крючками. Он и не подозревал о их наличии. Все объяснило приложенное к ним письмо: «Я купила эти маленькие крючки, — писала госпожа Уиллис, — на тот случай, если плот будет выброшен на берег и ты окажешься на небольшом атолле. Прошу тебя, спрячь их и не выбрасывай за борт, ведь ты не знаешь, что может случиться. Путь к Австралии так долог. Тедди». Это был ценный подарок. Если бы плот разбился на рифе, ловля маленьких рыб имела бы значительно больше шансов на успех.
В 14 часов 45 минут Уиллис, стоя за штурвалом, замечает на расстоянии приблизительно четырех миль судно, которое держит курс прямо на плот. Когда оно находится уже в миле от плота, на нем замечают сигналы Уиллиса и подходят к нему. Это новозеландское судно «Уакатан». С мостика одинокого мореплавателя рассматривает группа офицеров в белых мундирах.
Уиллис решает про себя, стоит ли ему обращаться с просьбой помочь исправить рули, и отказывается от этой мысли, поскольку волнение в океане делает невозможными любые подобные работы. Да и процесс сварки на поверхности воды, очевидно, слишком сложное дело, чтобы осуществить его за короткий промежуток времени, на который судно могло бы прервать свое плавание. Поэтому Уиллис просит лишь о том, чтобы береговая охрана на Гавайских островах передала в Нью-Йорк весточку для жены. Судно подходит совсем близко и, двигаясь с малой скоростью, делает в это время два круга. Через час корабль, взяв курс на запад, исчезает за горизонтом.
Госпожа Уиллис получила радиограмму через дипломатические каналы Вашингтона 25 октября — спустя 68 дней…
Ночь после встречи с судном была спокойной и ясной.
Плот качало на волнах, он то зарывался в них носом, то сильно кренился с борта на борт. Мачта описывала петли, а такелаж при этом стонал и скрипел от напряжения. Уиллис не испытывал опасений — для него были специально заказаны толстые стальные тросы. Предприниматель, у которого он их покупал, удивился: «Зачем вам такие мощные тросы? Каких размеров будет ваше судно?» Когда Уиллис назвал ему высоту мачты, тот заявил: «Эти тросы выдерживают нагрузку в 15 тонн, недавно мы экипировали яхту с мачтой втрое более высокой, чем ваша, и при этом не пользовались тросами такой толщины!» «Ничего. Не помешает», — ответил мореплаватель. Теперь он знал, что поступил правильно. В течение вот уже шестидесяти лет он познавал могущество морской стихии и помнил еще времена давних больших парусников, которые часто погибали, теряя мачты: во время штормов, когда их сокрушал напор ветра, или в штилях, когда при безветренной погоде суда испытывали на мертвой зыби такую ужасную качку, что тросы лопались и мачты падали за борт.
Охваченный сонливостью, Уиллис забрался в уютный домик, чтобы немного поспать, как вдруг услышал низкий, нарастающий грохот. Выбежав на палубу, с удивлением увидел большое освещенное судно, приближающееся с правого борта. Прежде чем он успел достать электрический фонарик, чтобы осветить паруса, корабль прошел перед носом «Беспредельного возраста».
Если бы судно шло курсом, хоть на долю градуса более близким к курсу плота, путешествие скорее всего закончилось бы трагически. «Беспредельный возраст» находился на судоходной линии и, не имея ночью огней (фонари были повреждены ржавчиной), ежеминутно рисковал быть потопленным.
