Король абордажа - ван Викк Мэсон Френсис (список книг .txt) 📗

Еще давно он приметил, что окно Сьюзан было последним в ряду из трех одинаковых окон, расположенных в повернутом к морю фасаде надежной каменной крепости Элиаса Уаттса. Ему не составило никакого труда проскользнуть, словно хорьку, от одной тени под окном к другой, пока наконец он не замер с бьющимся сердцем под окном Сьюзан, загороженном тяжелой решеткой. Слава Богу, что в этих краях не было в обычае вставлять стекла — только жалюзи и железные решетки, — и сегодня ночью Сьюзан, милая, обожаемая Сьюзан оставила занавески распахнутыми.

Крепко вцепившись в прутья оконной решетки, Морган собрался и медленно и осторожно подтянулся настолько, чтобы заглянуть в маленькую комнатку и почувствовать слабый, но нежный запах духов. К его величайшему изумлению, кровать, узкая и маленькая, оказалась пустой. Не важно; она найдет розу утром. Прижав холодный металл к губам, Гарри Морган протянул руку сквозь прутья и бросил свой подарок.

Резкая боль пронзила его сердце при звуке мужского голоса, который воскликнул:

— Боже Всевышний! Что это?

В ответ тут же прозвучал мягкий голосок Сьюзан:

— Шш, дорогой, тебя услышат. Это что-то упало у меня на столике.

И тут он увидел их — они сидели обнявшись на кушетке, перед ними на полу валялась какая-то одежда.

— Но я слышал шум, — настаивал мужчина хриплым шепотом, — Ничего не могло упасть — ветра ведь нет.

— Ради Бога, тихо, Дик, и уходи скорее. — Сьюзан действительно встревожилась. — Если папа нас найдет… Ой, уходи скорее, любовь моя.

Без всякого усилия со стороны Моргана его пальцы разжались, и он соскользнул вниз, на влажные от росы плиты парапета, но душа его провалилась гораздо глубже — в самые глубины ада.

Глава 4

ПОЕДИНОК НА БЕРЕГУ

К полудню третьего дня после возвращения Гарри Моргана на Тортугу в маленьком, но ухоженном порту Кайоны бурлила жизнь. Не только четыре старых корабля, отправившихся в набег против Эспаньолы, вернулись обратно в порт, но вместе с ними встали на якорь три захваченных судна: небольшая галера, барк и потрепанное посыльное судно. Грузоподъемность захваченных кораблей не превышала шести тонн, но все-таки они являли собой очевидное доказательство очередной победы, одержанной береговыми братьями.

Участники набега на Сантьяго на Эспаньоле гордо вышагивали по набережной, громко ругались и ждали своей очереди, чтобы зайти в несколько таверн и кабачков городка, где они готовы были заплатить даже по три золотых дублона за одну-единственную половинку кокосового ореха с разбавленным водой ромом.

Пока эти ободранные и потрепанные морские волки ели до отвала и пили, капитаны морского братства, всего их было около двадцати, по приглашению губернатора собрались в тени бордового навеса, который люди Элиаса Уаттса натянули на белом песке перед крепостью. Это были жестокие, хитроумные и самые отпетые негодяи, бандиты со всего мира.

Их костюмы так же различались, как и оперение многочисленных попугаев, павлинов и туканов. Большей частью их костюмы были до невероятности грязны, изодраны, и видно было, что на них мало обращали внимания; там и сям виднелись остатки великолепных мехлинских или фламандских кружев, прикрывавших загорелые плечи. Только немногие капитаны не участвовали в этой выставке безвкусной роскоши и надели простые синие, зеленые или белые рубашки и прохладные льняные штаны. Почти у всех без исключения корсаров были длинные, словно крысиный хвост, усы и всклокоченные, нечесаные бороды. Большинство брило головы из-за постоянной жары и носило на голове платки, чтобы уберечься от солнечного удара.

У шатра расхаживал и Генри Морган, в голове у него гудело, словно там били барабаны карибских индейцев. Он поглядывал на широкий, украшенный причудливой резьбой по дереву стол, на котором выстроились в ряд небольшие, обитые железом сундуки под охраной отряда пиратов. Стражники стояли, держа пистолеты наготове, беспрестанно сплевывая на песок или с детским любопытством разглядывая широко известного корсара, темнокожего, с насупленными бровями Пьера Леграна [35], одно упоминание имени которого заставляло дрожать весь Москитный берег.

Еще менее привлекательной казалась внешность Мигеля Баска, который сильно смахивал на гориллу из-за кривых коротких ног и огромных длинных рук. В ярком солнечном свете неподвижные глаза флибустьера напоминали взгляд рептилии. Полной противоположностью ему выглядел белобрысый гигант голландец, который выбрал себе прозвище Рок Бразилец, хотя он был похож на бразильца так же, как на турка. Его маленькие блеклые глазки шныряли в разные стороны, и он постоянно ковырялся в носу, маленьком и плоском, совершенно затерявшемся на его красном, покрытом шрамами лице.

Таинственный Сьер де Монбар [36] из Лангедока, известный как «Губитель», совершенно отличался от остальных своим сложением и манерами. Благородное происхождение сказывалось в изящных чертах его лица, по-своему красивого, но испещренного жестокими и суровыми морщинами — отражением той свирепой ненависти, которую он питал к испанцам. По всей видимости, он единственный из всех собравшихся тщательно заботился о своей наружности, потому что на бледно-розовом кружеве его манжет не было ни единого пятнышка, так же как и на изящно вышитом воротнике рубашки, выглядывавшем из-под дорогого сюртука зеленого бархата. Не признавая тяжелых мечей или абордажных сабель, любимого оружия большинства из его товарищей, этот выродившийся аристократ был вооружен тонкой рапирой, на рукоятке которой, словно огонек, горел огромный рубин.

Морган обратился к Джекмену, который молча стоял рядом с ним и чувствовал себя не в своей тарелке:

— Только Рикс, Добсон и Джек Моррис…

— А кто это, Джек Моррис?

— Вон тот бандит со следами лихорадки святого Антония на лице — способный лидер, как о нем говорят. Слава Богу, если это правда — потому что других стоящих англичан здесь нет.

Джекмен украдкой взглянул на своего товарища. Что произошло с ним за последние дни? Он мог только гадать, потому что благоразумно воздерживался от расспросов.

Стоя под алым тентом, Морган постепенно осознал, что редко когда удавалось, если вообще удавалось, собрать в одном месте столько прославленных — и никому не известных — предводителей конфедерации береговых братьев. Вон там из своей шлюпки вылезал страшный садист Жан-Давид Hay, или Олоннэ. Рядом с натянутым тентом Ив Тиболт, который убил Левассера, предшественника Уаттса на посту губернатора, — присел на корточки и чертил на песке бессмысленные узоры. Из главнейших капитанов здесь не было только Джона Дэвиса, «Кары Флориды», и умного, крепкого старого голландца Эдварда Мэнсфилда.

Как в Бристоле, на совете с предателем Мишелем Мизеем, Морган ощутил неожиданное чувство своей приниженности. Здесь собрались почти две дюжины корсаров-ветеранов, пиратов и флибустьеров; капитанов, которые доказали свою храбрость, опытность и способность к командованию. Неудивительно, что Элиас Уаттс насмехался над его желанием руководить экспедицией.

Поднялся шум любопытных голосов, в которых, однако, проскальзывали уважительные нотки, когда появился губернатор в сопровождении лейтенанта и отряда крепостной стражи. Стоя около стола, отец Сьюзан выглядел слабым и маленьким, несмотря на пышный мундир собственного изобретения из оранжевого и голубого сатина.

— И снова я приветствую вас в Кайоне, мои дорогие друзья и капитаны конфедерации.

Секретарь в засаленной белой куртке притащил Уаттсу стул, и как только губернатор уселся, некоторые капитаны плюхнулись прямо на песок, но большинство остались стоять.

— Нам надо обсудить наши дела, — объявил полковник Арундейл, — поэтому не будем медлить. Вначале мы заслушаем доклад капитана Рикса о последней вылазке на Эспаньолу.

Огромный, возвышающийся над всеми, Рикс лениво выдвинулся вперед. Бросались в глаза иссиня-черные волосы и отсутствие кончиков обоих ушей, потому что годом раньше он был доставлен на Барбадос обритым и закованным в кандалы в наказание за какое-то мелкое преступление. Кроме того, англичанин сразу обращал на себя внимание своим костюмом. На нем была разукрашенная желтая куртка, оранжевый жилет и яркие голубые сетчатые чулки. Однако в своей речи он оказался краток и точно изложил все подробности взятия Сантьяго на Эспаньоле. Тем не менее он не стал распространяться об отсутствии дисциплины и нерешительности, которые, по словам Моргана, вполовину уменьшили захваченную добычу.