Зеленые ворота - Мейсснер Януш (читать полностью бесплатно хорошие книги txt) 📗
Сеньорита протянула руку, которую он поднес к губам. Ощутила на пальцах их сухое прикосновение.
— Я сделаю все, чтобы не допустить катастрофы, — прошептал Шульц.
Потом он изложил план действий, который в своей основе показался ей чрезвычайно простым, и настаивал, чтобы она согласилась с его немедленным началом.
Она уже была готова воспользоваться этим советом, но попросила два дня на размышление. Предстояло спокойно все обдумать и освоиться с новой ситуацией.
Только когда Генрих ушел, её охватили сомнения и опасения, а когда легла, сон отлетел с её измученных век и она долго ворочалась с боку на бок в мягкой постели, с ужасной сумятицей в голове и тревогой в сердце, которое то трепетало как бабочка в паутине, то снова слабело, лишаясь сил, то пронизанное внезапной болью сжималось, словно в смертельной судороге.
Встав, сеньорита распахнула окно. Бледный свет утра уже проникал в сад и разгонял ночную тьму. Струя свежего воздуха отрезвила её, но не развеяла мучительного чувства неуверенности и страха.
Она упала на колени перед зеркалом и слезы хлынули по побледневшим щекам.
Мария Франческа плакала, не зная собственно, почему, но наверняка не из опасений перед смертью, о которой подумала на миг, ощутив колющую боль в сердце. Никогда она не боялась смерти, даже вполовину так, как старости и нужды; как того, что могла утратить гладкость щек, блеск волос и ослепительную белизну зубов, или лишиться возможности шить новые наряды, или продавать драгоценности чтобы просто выжить…
Впрочем, в ту минуту она об этом не думала. Рыдала словно маленькая девочка, расстроенная без видимой причины, не отдавая себе отчета, почему. И как всегда — плач дал ей облегчение.
Потом отерла слезы и взглянула в зеркало. Отражение собственного облика наполнило её новыми сомнениями. Ей показалось, что она уже не так свежа и молода (ведь ей уже исполнилось восемнадцать!) ни столь красива, и вообще больше похожа на расстроенную и усталую женщину ближе к среднему возрасту.
« — Неужели это в самом деле я? — спрашивала она в душе. — Не может быть!»
Закрыла глаза и открыла их вновь. Всматривалась в собственное лицо подозрительно и напряженно, отыскивая незамеченные морщинки. Ну, не нашла их, но и что с того?
« — Что будет, если Ян не вернется? — думала она, укладывая волосы, протирая веки розовой водой и припудривая нос. — Что будет, если я навсегда останусь одна в этой ужасной стране? Если красота моя увянет, что смогу я предложить мужчинам?»
— Ничего! — громко сказала она. — Нужно бежать отсюда, пока не поздно. Пока мсье де Бетюн на начнет разыскивать меня через своих судебных исполнителей.
Примерно в то же время Генрих Шульц очнулся от глубокого сна и убедившись, что солнце ещё не взошло, с наслаждением потянулся и перевернулся на другой бок.
« — Кажется, я уже как минимум наполовину выиграл эту игру, — подумал он перед тем, как снова уснуть. — А если Мартен ускользнет от Торреса и вернется в Ла-Рошель, выиграю окончательно. Вот бы здорово…»— пробормотал он уже сквозь сон.
Что же касается Мартена, который разумеется в эту минуту не мог ни в малейшей степени догадываться о намерениях Шульца и растерянности соей возлюбленной, то он в самом деле ускользнул от Торреса, а точнее от Рамиреса, мчась по воле ветра и волн в какой-то тысяче морских миль по прямой к западу от Бордо.
Надежды Генриха на его возвращение исполнились буквально через пару недель, когда Мария Франческа уже направлялась в Гданьск на борту судна, плывшего под торговым флагом купеческого сообщества» Р. Циммерман и Г. Шульц «.
Время прибытия» Зефира»в Ла-Рошель и все, что произошло потом, как нельзя больше соответствовали планам компаньона и зятя Рудольфа Циммермана, верного друга Яна Мартена и заботливого опекуна его возлюбленной.
ГЛАВА IX
Архикатолический монарх, опора церкви, неукротимый враг еретиков, Филип II умирал. Когда-то, в расцвете своих мужских лет, он заразился страшной болезнью от некой куртизанки, которую случайно углядел через окно своего кабинета, когда она выходила из носилок, и к которой воспылал грешной страстью, хоть не была та ни особенно красива, ни молода. Удовлетворив телесную нужду, получил отпущение грехов и наверняка забыл бы эту женщину, если бы не язвы, которые появились чуть позже и стали напоминать о ней куда настойчивее и болезненнее, чем очищенная от грехов совесть.
Со временем они распространились по всему телу, проели его насквозь и причиняли ужасные муки, пока наконец не уложили на ложе смерти.
Это роскошное королевское ложе теперь смердело трупной гнилью, хоть ежедневно и меняли на нем постель и тонкое белье, а также кадили и окропляли благовониями. По требования короля оно стояло теперь в часовне, чтобы оттуда до последнего дыхания мог видеть он главный алтарь огромного собора. Уже пятьдесят дней и ночей окружали его священники и монахи, молясь и распевая литании и псалмы. Святые дары, которые правда оказались ни на что не годны как средство против сифилиса, по — прежнему лежали в изголовье, чтобы облегчить душе умирающего дорогу в рай.
Так наступил день тринадцатого сентября года от рождества Христова 1598, и вместе с восходящим солнцем в Эскориал прибыл гонец с известием о победе Тирона и небывалом поражении и гибели на поле битвы Бэдженала, который командовал армией Елизаветы в Ирландии.
Филип приподнялся на локтях и, опираясь на подушки, которые подложили ему под плечи, велел прочесть свернутое в трубку послание. Его исхудавшее лицо, желтое как воск, сияло; в фанатичных глазах вновь блеснула жизнь. Так Провидение вознаграждало его чистоту и рьяность веры!
Удивительно сильным голосом начал он диктовать поздравительное послание Тирону. Обещал деньги, военную помощь, создание новой Великой Армады. Предсказывал скорую погибель еретиков и их королевы.
И вдруг лишился сил, и глаза его закатились. Утратив дар речи, он впал в полусон или оцепенение, из которого очнулся лишь только поздно вечером. Как сквозь вату в ушах слышал пение хора монахов, увидел пред собой мерцающее пламя и понял, что кто-то пытается воткнуть ему в беспомощные руки зажженную свечу. Судорожно схватил её и крепко сжал, словно пытаясь таким образом удержать улетающую жизнь.
Но это был конец. В какой-то момент его охватила дрожь, пальцы, худые и высохшие, как щепки, разжались, и свеча со стуком упала на мраморный пол.
При известии о смерти Филипа французский двор надел официальный траур. Но траур оказался весьма короток и…весел.
Генрих IV даже перед испанским послом не смог принять грустный вид, а от придворных и друзей вовсе не скрывал своего удовлетворения.
Он стал доступен и любезен, чем воспользовался Агриппа д'Обиньи, чтобы представить ему просьбу об освобождении шевалье Жана де Мартена, заключенного в крепости Ла-Рошель по обвинению в пиратском нападении на Золотой флот.
Об амнистии для знаменитого корсара ходатайствовал главным образом его первый помощник, Стефан Грабинский, при посредничестве Ричарда де Бельмона. Уже несколько недель он пребывал в Париже и сумел даже добиться некой благосклонности, или по крайней мере благожелательного нейтралитета в этом деле министра финансов, мсье де Бетюна, что впрочем не обошлось без весьма ценных подношений.
Д'Обиньи знал, что от Максимилиана таким путем немалого можно добиться, и знал еще, что Росни получил приличную взятку от своего протеже, Генриха Шульца, за то, что «Зефир» не конфисковали по прибытии в порт. Потому неприятностей с его стороны он не ожидал. Сам он действовал совершенно бескорыстно, поскольку во-первых не терпел и презирал вымогательство у попавших в неприятности людей, во-вторых испытывал к романтичному капитану-авантюристу искреннюю симпатию.
Действительно, король согласился помиловать Мартена при условии, что он и его корабль покинут Францию либо отправившись в Новый Свет под команду Самюэля де Шамплейна, либо куда угодно еще, но уже без королевского корсарского патента и без права убежища во французских портах.
