Роковой рейд полярной «Зебры» - Маклин Алистер (книги без регистрации полные версии TXT) 📗

Я оглянулся, чтобы дать отдохнуть слезящимся глазам, а потом устремил свой взор в прежнем направлении.

— Проклятье! — проговорил я. — Теперь я и сам не знаю, вижу ли я что-нибудь или нет.

— А что это, по-вашему, могло быть? — с безнадежным отчаянием в голосе спросил Хансен. — Может, свет?

— Как будто луч прожектора — снизу вверх. Похоже, он не мог пробиться сквозь этот растреклятый шторм.

— Вам, наверное, просто почудилось, док, — усталым, понурым голосом ответил Хансен. — Человек часто принимает желаемое за действительное. К тому же, если так, выходит, мы прошли мимо «Дельфина», а это невозможно.

— Возможно, дружище. Пока мы тут карабкались по этим чертовым торосам, у меня в голове все смешалось — и время, и пространство. Мы вполне могли проскочить мимо.

— А теперь-то вы что-нибудь видите? — упавшим, безжизненным голосом спросил Хансен. Не веря мне, он выдавил из себя эти слова с большим трудом, подобно тому, как выдавливают засохшую пасту из тюбика.

— Может, мне и правда померещилось, — признался я. — И все же, черт возьми, я не верю, что там ничего нет.

— Ладно, док, пошли отсюда.

— Куда?

— Не знаю.

На лютом морозе зубы его стучали с такой силой, что поначалу я даже не разобрал, что он проговорил, — об этом мне оставалось только догадываться. Но следующие слова Хансена подтвердили мою страшную догадку:

— Какая разница, теперь это совершенно неважно…

И вдруг в каких-нибудь четырехстах ярдах от нашего тороса, в том самом месте, где я только что видел призрачное свечение, сквозь толщу бурного снежно-ледяного потока в небо взметнулась сигнальная ракета. Оставляя за собой рассыпающийся шлейф из красных переливающихся искр, она взмыла на пять, а то и на шесть сотен футов. Достигнув предельной высоты, ракета вспыхнула и разлетелась на мириады ярких искрящихся звездочек, которые тут же подхватил шквальный ветер. И они, то слабо мерцая, то разгораясь с новой силой, неслись на запад до тех пор, пока не погасли все до последней, оставив за собой небо, которое теперь казалось еще более пустым и холодным.

— Ну, а сейчас что скажете? — спросил я Хансена. — Или, может, вы никогда не видели, как улыбается удача?

— Это, — с благоговением в голосе ответил он, — это самое дивное зрелище из всех, что когда-либо случалось видеть сыну матушки Хансен. И вряд ли когда еще он увидит что-либо подобное.

От обуявшей его радости Хансен так хлопнул меня по спине, что мне пришлось вцепиться в него мертвой хваткой, чтобы устоять на ногах.

— Ура, док! — возопил он. — Ура! Теперь я силен как тысяча чертей. Вот она, заветная цель, — так поспешим же ей навстречу!

Спустя десять минут мы уже были на борту «Дельфина».

— Господи, какое чудо! — радостно вздохнул Хансен, переводя счастливый, смущенный взгляд с капитана на меня, с меня на стакан в руке, со стакана на толстый слой снега, покрывавший его меховую парку, который начал таять и падал каплями на пол крохотной капитанской каюты, образуя лужицу. — Тепло, свет, уют… Ну прямо дом родной! А я уж и не чаял вернуться. Понимаете, капитан, вы запустили ракету в тот самый момент, когда я уже начал присматривать себе местечко, чтобы лечь и тихонько отдать концы.

— А доктор Карпентер? — улыбнулся Свенсон.

— Да он же ненормальный, идет только напролом! Упрямый как тысяча чертей. С таким не пропадешь!

Путаная, бессвязная речь Хансена была ничто по сравнению с чувством огромного облегчения, которое мы оба испытывали после всего, что нам довелось пережить. Хансен на поверку оказался крепким и стойким. Я знал это так же хорошо, как и Свенсон.

Вот уже двадцать минут мы находились в тепле и уюте — недавнее напряжение у всех как рукой сняло; мы в двух словах поведали о своих приключениях, все были рады, что они закончились благополучно, и через какое-то время жизнь на подводной лодке снова вошла в свое привычное, размеренное русло. Однако мне было хорошо известно, что, когда все трудности и опасности позади, напряжение снято и человек начинает жить обычной жизнью, память его неизменно возвращается к событиям, пережитым не так давно. Знал я и то, что творилось в душе Хансена: ему не хотелось, чтобы я говорил о нем, и я нисколько не осуждаю его за это. Сейчас ему, наверное, очень хотелось, чтобы я вообще не думал о нем, но это было невозможно. С благородными людьми — мужественными, сильными духом, хоть и немного резковатыми в общении, такое бывает часто: они чувствуют себя не в своей тарелке, когда кто-то начинает говорить об их достоинствах во всеуслышание.

— Как бы то ни было, — улыбнулся Свенсон, — вам крупно повезло. Ракета, которую вы все-таки заметили, была третьей и последней. Так что считайте, что родились заново, и теперь у вас есть полное право праздновать свой день рождения два раза в год. Кстати, а как там Роулингс, Забрински и те, с «Зебры», — им ничего не угрожает?

— Пару дней они продержатся наверняка, — ответил Хансен. — Пока с ними все в порядке. Хотя холод там стоит собачий и доброй половине из них необходимо лечение, они, думаю, выдюжат.

— Прекрасно. Все хорошо, что хорошо кончается. Наша полынья перестала смерзаться полчаса назад, но теперь это уже все равно — мы можем спокойно погружаться. Правда, не сию минуту: мы узнали, почему сломался эхоледомер — предстоит чертовски сложная и тонкая работа, так что пару-тройку часов придется повозиться. Отремонтируем — двинемся дальше. В нашем положении исправность приборов значит куда больше, чем мастерство команды: ведь нам надо всплыть в строго заданном месте. Тем более, время нас уже не поджимает. С исправленным эхоледомером мы тщательно обследуем лед в окрестностях «Зебры», найдем место, где он тоньше, выпустим торпеду и спокойно всплывем, без лишних проблем. Если толщина льда будет четыре-пять футов, сделать это будет несложно.

— Да, это уж точно, — согласился Хансен. Он уже допил свое снадобье — крепчайший «бурбон», — тяжело встал и потянулся. — Итак, снова за работу. А сколько у нас торпед в исправном состоянии?

— Не меньше четырех.

— Капитан, я хоть сейчас готов пойти и помочь малышу Миллзу их зарядить.

— Не спешите, — мягко остановил его Свенсон. — Лучше взгляните на себя в зеркало. У вас едва ли хватит сил, чтобы зарядить духовое ружье, куда уж там торпедный аппарат. Вы же вернулись не с воскресной прогулки, не так ли? Для начала, Джон, выспитесь-ка хорошенько, а уж там поглядим.

Хансен не стал спорить. Говоря откровенно, я и представить себе не мог, чтобы кто-то дерзнул вступить в спор с капитаном Свенсоном. Старпом направился к двери и, обернувшись, спросил:

— Пошли, док?

— Сейчас приду. Приятных сновидений.

— Угу, спасибо, док, — легонько хлопнув меня по плечу, проговорил он и улыбнулся воспаленными, уставшими глазами. — Спасибо за все. Всем спокойной ночи.

Когда он ушел, Свенсон спросил меня:

— Ну как, туговато вам пришлось, да?

— Если честно, я не советовал бы дамам отправляться на подобные прогулки.

— Похоже, лейтенант Хансен перед вами в долгу, — внезапно перевел он разговор на другую тему.

— В долгу, говорите? Такие, как Хансен, встречаются нечасто. Вам чертовски повезло со старпомом.

— Знаю, — проговорил он и после короткого раздумья бесстрастно прибавил: — Обещаю больше никогда не касаться этой темы… Ладно, доктор, простите меня, ради Бога.

Я посмотрел на Свенсона и медленно кивнул. Я знал, что он на самом деле имел в виду. Знал я и то, что ему нужно было это сказать. Но что можно ответить на такие слова? И я сказал:

— Вместе с ним погибли еще шестеро, капитан.

Свенсон снова призадумался. Потом спросил:

— Как вы считаете, мы должны… взять тела погибших с собой, в Англию?

— Плесните мне еще каплю «бурбона», капитан. Единственное, чего, признаться, мне не доставало последние несколько часов, так это вашего чудесного лекарства.

Я подождал, пока он наполнит мой стакан, после чего продолжал:

— Думаю, нам не придется везти их с собой в Англию. Они не просто мертвецы — это груда трупов, обезображенных до неузнаваемости. Пусть уж лучше останутся здесь.