Приключения моряка Паганеля часть I - «Боцман и Паганель или Тайна полярного острова.» (СИ - Гораль Владимир Владимирович
Боцман заткнул пробкой бутылку и перевернул её вверх дном, включил зажигалку занёс её за бутылку, как бы просвечивая посудину. Остатки элитного алкоголя собрались в центре донышка в большую вязкую каплю, которая секунд пять повисела, а затем тяжело плюхнулась вниз.
«Если бы это было пойло, то оно по простецки растеклось бы по стенкам бутылки, но вот эта самая капля говорит о правильности напитка. Или вот ещё фокус-покус». Он прижал большой палец к стенке бутылки, наклонил её так, чтобы остатки коньяка закрыли контур пальца и подсветил всё это зажигалкой. Отчетливо проступили сквозь стекло и жидкость папиллярные завитки боцмановского пальца. «И это то же признак породы» – пояснил наш корабельный знаток прекрасного.
Я взглянул на происходящее с некоторой отстранённостью. Огонёк зажигалки подсвечивал через тёмное стекло бутылки жидкий янтарь благородного алкоголя. Цветные лёгкие блики в полумраке мягко освещали грубоватое с крупными чертами, колоритное лицо старого моряка. Оно в этот момент было вдохновенно-живописным. Если бы я был художником, то написал бы холст, естественно маслом. Назвал бы я эту великую картину просто и не витиевато – «Боцман и коньяк»
Глава 19. «От фитиля к электростанции»
Остатков Курвуазье хватило ещё на пару неполных стопок. Я хотел было отказаться в пользу старшего, однако боцман пресёк мое поползновение, заявив, что совместное распитие драгоценного нектара не поездка в переполненном трамвае, где проявление почтения к ветерану было бы более уместно. Впрочем надо отдать ему должное – прикасаться к заветной титановой фляге с целью «продолжения банкета» Устиныч тоже не собирался.
Несколько смущаясь, боцман осведомился: «Видишь ли, Вальдамир. Разумеется, как честный советский моряк я должен был бы объявить о нашем трофее начальству. Однако какую пользу это принесёт и кому? Владлен в лучшем случае воспользуется этими дарами фортуны сам и поделится с друзьями. Скорее же всего, как бы приобщит к своим хитрым вещественным доказательствам, что бы, не будь дурак, как-то порадовать уже своё начальство, закатись оно за брашпиль. Скажи честно, ты получишь удовольствие от того, что какой-то пузатый хрен вылакает наш с тобой трофей с другими такими же чиновными пупсами в ведомственной сауне с голыми секретутками?» Я живо представил себе все непотребства начальственного разврата и чуть не задохнулся в праведном гневе. «Значит вопросов нет!» – констатировал Друзь.
С этими словами боцман легко подхватил под мышку немаленький короб с «фрицевскими дарами» и решительно направился с зажжённой зажигалкой в темноту туннеля. Разумеется я, как верный и слегка поддатый друг человека, не виляя хвостом лишь по причине отсутствия последнего, последовал за ним. Звуки наших шагов гулко отдавались во мгле, отражаясь от каменных сводов мрачного коридора, ведущего в неизвестность(видимо даже небольшая доза французского элитного алкоголя заставляет выражать мысли литературными штампами а-ля Ги де Мопассан плюс оба Дюма в одном, пардон, флаконе)
Под ногами едва заметно поблёскивали свежеопробованные капитаном Дураченко рельсы узкоколейки. Впрочем долго и далеко уйти нам не удалось бы, поскольку зажигалка не факел. Неожиданно справа что-то блеснуло, а скорее сверкнуло белой короткой вспышкой. Устиныч достал вощеную обёрточную бумагу из ящика и соорудив из неё подобие фитиля, поджёг его гаснущей уже зажигалкой. В сплошной скальной стене тоннеля показался узкий не более метра в ширину и едва ли полтора в высоту проход. Его крест накрест заграждала уже знакомая нам светоотражающая лента-страшилка с предостерегающей надписью по английски и хищно-зелёными фосфоресцирующими в темноте мило-улыбчивыми черепами.
Концы лент были обильно смазаны какой-то, видимо клеящей субстанцией и таким образом крепились к скальному камню. «Ещё одна пещерка и это то, что надо» – пробормотал боцман и без церемоний полоснув ножом по ленте, полез внутрь дыры, не забывая на ходу философствовать:«Брать, что-либо без спросу у современников, Вальдамир, пошлое и низкое воровство, однако по прошествии минимум двух поколений, эдак лет сорока-пятидесяти, даже недостойное джентльмена мародёрство, превращается в романтическое кладоискательство. Хотя и тут не всё гладко. Насколько законны и моральны к примеру, растудыть их в клюз, (тут боцман неудачно задел головой выступающий камень) наши странные изыскания на территории суверенной Норвегии?»
Устиныч, согнувшись изрядно по причине немалого роста, придерживал одной рукой ящик, а другой освещал дорогу слабеющим фитилём. Впрочем он приготовил их с десяток, положил в ящик и использовал по необходимости. Неожиданно узкий проход прервался и мы оказались в каком-то помещении, во всяком случае Устиныч смог выпрямится во весь рост.
Боцман запалил очередной фитиль и мы увидели, что находимся в небольшом зале, а скорее в большой полукруглой комнате сплошь увитой толстенными и потоньше чёрными, бардовыми и грязно-белёсыми, скорее всего электрическими кабелями. У стен с осыпавшейся от сырости штукатуркой стояли какие-то громоздкие агрегаты не слишком современного вида, которые посредством более тонких кабелей, словно крашеные серые металлические пауки сигнальными паутинками были соединены с основной паутиной из толстых как тросы, по преимуществу чёрных нитей.
– «Все страньше и страньше! – воскликнула Алиса» – не удержался я от цитаты из любимой книги детства. – «Да уж». «Всё смешалось в доме Обломских» – ответил боцман цитатой из другого классика, как мне показалось, несколько исказив Льва Николаевича. «Ваша, юнга, паганельская хренова удача нас не покидает. Шли по тихому зашхерить хабар, а набрели на электростанцию» – «А это электростанция?» – засомневался я. – «Нет, это одесский подпольный цех по пошиву французских бюстгальтеров» – съязвил старый.
Он запалил новый фитиль и уже стоял у самого большого агрегата с обширной панелью, напоминающую обилием тумблеров переключения, кнопок, индикаторных ламп, рычажков и прочих хреновин штурманскую панель управления на капитанском мостике. Всё это техническое старьё в изобилии сопровождалось пояснительными надписями по немецки. Боцман с минуту вчитывался в длиннющие немецкие слова, шевеля от усердия правым более пышным, чем его левый собрат усом. Он крякнул и со словами:«Эх, небось давно уж сдохло всё» – решительно повернул вправо большой чёрный тумблер в центре панели.
«Небось» не сдохло. Раздалось тихое гудение и над нами, наверху метрах в двух с половиной, медленно накаляясь, стала разгораться спираль большой грушевидной лампы под абажуром из белого металла в виде конуса. «От фитиля к электростанции!» – покачав головой с мечтательно-задумчивой интонацией в голосе произнёс Устиныч. Да, видимо страсть к литературным изыскам была у старого в крови. Например это изречение с успехом украсило бы фронтальный транспарант первомайской колонны ветеранов-электриков.
Устиныч поднял с пола и с интересом принялся изучать изрядно полинявший плотный лист бумаги со слегка размытым текстом. На небольшом фанерном листе когда-то был прикреплен кусок ватмана с текстом, помещён под стекло и повешен на стену. Штукатурка от времени осыпалась, фанерка упала на пол и стекло разбилось, но текст на ватмане почти сохранился. Вдруг мы почувствовали лёгкое сотрясение земли под ногами, как будто неподалёку прошёл поезд или заработал какой-то электро-агрегат.
– «Это электроподстанция», пояснил боцман уже более человеческим тоном. «Ты когда-нибудь слышал про Кислогубскую ПЭС – единственную приливную электростанцию в Союзе?»
Я ответил, что даже бывал там со школьной экскурсии лет пять назад. Это сравнительно недалеко от Мурманска в поселке Ура-Губа. Учительница рассказывала, что построили её, как экспериментальную в 1968 году. Заливчик Кислая губа место узкое, да и сама электростанция производит скромное впечатление, просто высота прилива здесь доходит до пяти метров. Вырабатываемой же электроэнергии хватало самой электростанции и поселку на сотню жителей.
