Корабль-призрак - Марриет Фредерик (книги без регистрации бесплатно полностью TXT) 📗
— Посмотрите, — сказал Хиллебрант, — как эта гряда туч поднялась вверх за эти пять минут! Месяц прорвался сквозь облака, но они сейчас опять поглотят его. А видите вон там, на северо-западе, сверкает молния, гроза идет сюда?!
— Ну, детушки, бороться со стихиями я умею не хуже любого другого и всегда сделаю все, что могу. Бури и ветры не напугают меня, но такие предупреждения, как сегодняшнее, признаюсь, мне не по душе. На душе у меня тяжело! Пошлите-ка, Филипп, вниз, за моей бутылочкой шнапса, чтобы прояснились немного мои мысли!
Филипп был рад этому поручению, как удобному случаю уйти к себе; он чувствовал потребность остаться один на несколько минут, чтобы окончательно овладеть собой и собраться с мыслями. Появление «корабля-призрака» страшно потрясло его, не потому, чтобы он до сих пор не верил в его существование, а потому, что быть так близко к этому судну, видеть его своими глазами, то судно, на котором его отец нес свою страшную кару, на котором, несомненно должна была совершиться и его собственная судьба, невольно произвело на него потрясающее впечатление. И когда он услышал свисток боцмана на «корабле-призраке», то, напрягая изо всех свой слух и зрение, старался уловить приказание капитана, услышать голос отца, увидеть хотя бы только очертания фигуры и одежды его отца на палубе таинственного судна.
Отослав юнгу с флягой шнапса наверх к капитану, Филипп поспешил запереться в своей каюте и, зарыв лицо в подушки, долго молился, молился до тех пор, пока к нему не вернулись его обычное спокойствие и решимость. Филипп оставался внизу менее часа времени, но когда он снова вышел на палубу, то был поражен той страшной переменой, которая произошла за это время. Когда он ушел, судно лежало неподвижно с повисшими парусами; месяц, стоявший высоко, во всей своей красе отражался в спокойной поверхности моря. А теперь кругом царил мрак: море вздымалось короткими, острыми волнами, увенчанными пенящимися гребнями. Малый парус был убран, и судно, гонимое ветром, резало волны, быстро несясь вперед. Ветер резкими порывами свирепо рвал паруса, набирая силы, чтобы совершить дело разрушения. Люди еще возились с уборкой парусов, но работали молча, невесело, с угрюмыми лицами. Что им мог сказать Шрифтен, Филипп не знал, но несомненно, что они как будто сторонились его и смотрели на него с нескрываемым недоброжелательством. Ветер с каждой минутой все усиливался.
— Ветер не постоянен, — заметил Хиллебрант. — Трудно сказать, откуда налетит буря: он уже пять раз переменил направление. Все это мне не особенно нравится, Филипп, и я могу сказать вместе с капитаном, что на душе у меня тяжело!
— Я могу сказать про себя то же самое! — промолвил Филипп. — Но все мы во власти Всевышнего, а Бог милосерд…
— Эй, ребята, шевелись веселее! — кричал Клутс. — Что, вы бури не видали, что ли?
Вдруг повернувший ветер ударил прямо в корму и сильно накренил судно на бок, хлынул дождь оглушительным, шумным ливнем, и стало так темно, что люди едва могли видеть друг друга на палубе.
— Надо убрать верхний парус, пока люди еще могут взобраться на реи! Позаботьтесь об этом сейчас же, мингер Хиллебрант!
В этот момент по всему горизонту сверкнула молния и ударил гром.
— Живо, живо, ребята! Крепите паруса! Матросы, стряхивая с себя воду, как собаки после купанья, одни угрюмо делали свое дело, другие воспользовались темнотой, чтобы незаметно скрыться.
Все паруса были убраны, кроме фока, и судно неслось на юг, имея ветер в корму. Море вздымалось теперь высоко, и громадные волны, пенясь, разбивались о судно с глухим ревом и воем; дождь лил неудержимым потоком среди черного мрака беспросветной мглы. Промокшие и павшие духом матросы искали защиты от непогоды под навесами.
Хотя многие из матросов отказались от работы, тем не менее не сходились кучками, как обыкновенно, а почему-то предпочитали оставаться одни, наедине со своими мыслями, и ни один из них не решался сойти вниз в эту ночь: «корабль-призрак» не выходил у них из ума.
То была страшная, бесконечно долгая ночь, и всем казалось, что они никогда не дождутся дня. Наконец, мрак стал мало-помалу уступать место однообразной серой мгле; это и был рассвет. Люди смотрели друг на друга, но не встречали поддержки друг в друге, не находили ничего ободряющего в выражении глаз своих товарищей. Все считали себя обреченными на гибель и оставались там, где провели всю ночь, каждый в своем углу; никто не промолвил ни слова.
Между тем волны ходили такие высокие, как горы, и время от времени перекатывались с шумом через палубу. Клутс стоял над компасом, а Хиллебрант и Филипп — у руля. Громадный вал, налетев на корму, с неудержимой силой прокатился по палубе; капитана и обоих его помощников смыло, как щепки, и в почти бессознательном состоянии отбросило к бульваркам. Нактоуз и компас были разбиты вдребезги; никто не подбежал к рулю, судно стало рыскать, выйдя из ветра; валы, прокатываясь один за другим через палубу и заливая все судно, снесли грот-мачту, которая с глухим стоном упала за борт.
Всюду царил хаос. Капитан был оглушен, и Филиппу с трудом удалось уговорить двоих матросов отвести его вниз в каюту. Хиллебрант пострадал еще более: у него была переломлена правая рука; кроме того, он жестоко расшибся. Филипп сам довел его до койки, затем вернулся наверх, чтобы попытаться водворить, насколько можно, порядок.
Филипп Вандердеккен не был еще заправским моряком, но во всяком случае пользовался тем авторитетом, каким обыкновенно пользуются люди смелые и решительные.
Сказать, что матросы охотно и с готовностью исполняли его приказания, нельзя было, тем не менее они повиновались ему. И через полчаса судно было очищено от обломков мачты и рей. Облегченное вследствие потери своей тяжелой грот-мачты и управляемое двумя из лучших своих моряков, судно снова неслось по ветру.
Где же был все это время мингер Ван-Строом? — На своей койке, укрытый несколькими одеялами, он дрожал всем телом и клялся всем святым, что если судьба приведет ему снова ступить на берег, то все могущественнейшие компании в мире не упросят его еще раз вверить свою жизнь соленой воде. И это было, несомненно, самое лучшее, что этот бедняга мог сделать.
Между тем матросы, исполнявшие некоторое время приказания Филиппа, вскоре стали один за другим отходить в сторону и с озабоченным видом совещаться с одноглазым лоцманом, после чего все ушли вниз, кроме двоих, стоявших у руля. Причина, почему они так поступили, вскоре стала ясна: многие из них вернулись наверх с кружками, полными водки, до которой они добрались, взломав двери спиртовой камеры. Более часа Филипп оставался на палубе, уговаривая людей не напиваться, но напрасно. Даже рулевые не отказались от кружек приготовленного для них товарищами грога, и спустя немного рыскание судна явно доказало, что выпитый спирт возымел свое действие. Тогда Филипп поспешил сойти вниз, чтобы убедиться, не оправился ли Клутс настолько, чтобы выйти наверх. Он застал его впавшим в глубокий сон, с большим трудом разбудил его и ознакомил с положением дел на судне. Капитан тотчас же последовал за Филиппом на палубу, хотя еще далеко не совсем оправился от своего падения. Голова у него была тяжела; мысли неясны, и, подымаясь по лестнице, он пошатнулся и чуть было не упал, так что можно было подумать, что и он тоже угостился не в меру.
Едва он пробыл несколько минут наверху, как, совершенно обессилев, упал на одно из орудий в самом беспомощном состоянии; дело в том, что при падении он получил сильное сотрясение мозга. Хиллебрант был слишком тяжело болен, чтобы встать с постели, и весь ужас наставшего положения стал теперь ясен для Филиппа. День начинал клонить к вечеру; с наступлением ночи положение еще более ухудшалось. Судно по-прежнему продолжало нестись перед ветром, но рулевые, по-видимому, изменили его направление, так как ветер, дувший первоначально со штирборта, теперь ударял в бакборт. Компаса теперь на палубе не было, но даже если бы он и был, то напившиеся рулевые не послушали бы Филиппа.
