В морях твои дороги - Всеволожский Игорь (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
Я сказал, что не застал отца на месте.
— Такую дорогу ехали — и не застали. И не повидали? Ай-ай!.. — Мираб покачал головой. — Заходите, моряки, заходите!
Мы вошли в знакомую комнату и поздоровались с тетей Маро.
— А Стэллы нет дома, — сообщила она. — Она часто тебя вспоминала! Всю зиму деньги копила, чтобы пойти с тобой на фуникулер, в цирк и еще куда-то… Прошу за стол.
Мы затоптались на месте, поглядывая на накрытый стол.
— Садитесь, садитесь! — пригласил радушно Мираб. — Как можно прийти в гости и не сесть за стол? Или вы пришли не к грузину?
На белой скатерти появилась курица в ореховом соусе.
— Стэлла нынче дежурит на станции, — рассказывала тетя Маро. — Вы пойдите туда, она будет рада.
— Она будет очень рада, — как эхо, повторил Мираб.
— Она сегодня утром опять вспоминала…
— Да, опять утром тебя вспоминала, — вторил жене Мираб. — И говорила, что если бы знала твой адрес, написала бы письмо.
— Она у нас любит писать письма: бабушке в Зестафони, другой бабушке — в Хашури, тете — в Кутаиси…
— Да, любит письма. И пишет, представьте, по-русски и по-грузински совсем без ошибок, — подхватил Мираб. — Кто читал, все говорят: нет ни одной ошибки, все запятые на месте, и все буквы — ровные, как напечатанные в газете… А Гоги уже на Украине… И он стал гвардейцем и прислал фотокарточку.
Мираб достал фотографию и протер ее носовым платком. Сержант с черными усиками, увешанный медалями, стоял, держась рукой за картонную колонну.
— Гоги поклялся, что дойдет до Берлина, — гордо сказала тетя Маро.
— А уж если поклялся — дойдет, — подтвердил Мираб. — Гоги дойдет!
Когда мы расправились с курицей, Мираб поставил на стол вазу с яблоками.
— Угощайтесь, прошу вас. Горийские яблоки, лучшие в Грузии… А твой отец тоже моряк? — спросил он Фрола.
— У меня нет отца, — мрачно ответил Фрол.
— А мать? — спросил дядя Мираб.
— И матери нету.
— Ай-ай, как нехорошо! Один? — Мираб взял из вазы несколько яблок: — Возьми, возьми, после скушаешь… Вас часто пускают в отпуск?
— Сегодня в первый раз, — сказал я.
— Приходите к нам… Если хотите, я сам зайду за вами и попрошу, чтобы вас отпустили.
— Конечно, приходите, — приглашала тетя Маро. — И мы с Мирабом и Стэлла — все будем очень рады…
Когда мы собрались уходить, сапожник и его жена набили яблоками наши карманы. Мираб показал нам дорогу.
Как и говорила когда-то Стэлла, Муштаид оказался большим парком на берегу Куры. Здесь пахло свежими листьями, дождем и фиалками. Галки перелетали с дерева на дерево. Ребята бегали по дорожкам с мячами, обгоняли друг друга в деревянных автомобилях. Вдали пронзительно завизжал паровоз.
— Пойдем на станцию, — предложил я.
Мы поднялись на высокую деревянную платформу.
Девочка в форменной куртке, в красной фуражке, с жезлом в руке увидела нас и направилась нам навстречу.
— Товарищи нахимовцы! — начала она торжественно. — От имени пионеров нашей дороги… Никите! — воскликнула Стэлла, узнав меня. — Никито, генацвале! — повторяла она, забыв про свое торжественное приветствие. — Не-ет, до чего же ты вырос и до чего тебе идет форма! Настоящий моряк!
— Мы были у тебя дома, — сказал я, стащив с руки перчатку и пожимая ей руку. — Отец сказал — ты дежуришь.
— Да, но я скоро освобожусь. Отправлю поезд и сменюсь.
Она вопросительно уставилась на Фрола.
— Это Фрол Живцов, мой товарищ. Он воевал два года.
— Не-ет! — удивилась Стэлла. — В первый раз вижу мальчика, который воевал два года.
— Не веришь? — насторожился Фрол.
— Верю, — ответила Стэлла. — Ты стрелял из пушки?
— Я был рулевым на торпедном катере. Ты, наверное, не знаешь, что это за штука?
— Нет, — простодушно призналась Стэлла. — А что это?
— За ним не угонится и курьерский поезд. За кормой вот такой веер пены! И водой с головой заливает.
— Наверное, весело служить на катере?
— Будь спок, веселого мало. Только и гляди, чтобы не попасть в вилку!
— А что такое «вилка»? — спросила заинтересованно Стэлла.
— Это когда снаряды падают и с бортов, и с кормы, и с носа. Понятно?
Стэлле, наверное, было непонятно, но она не переспросила.
— Когда командира ранило, Фрол сам привел катер в базу, — похвастался я другом.
— Не-ет! Сам? Вдали послышался гул.
— Я должна поезд отправить, — спохватилась девочка. — Прокатиться хотите?
Я призадумался: подобает ли нам, нахимовцам, кататься в детском поезде? Но мне до смерти захотелось.
Фрол мигом разрешил все сомнения.
— Желаем, — ответил он без раздумья. — А можно?
— Конечно, можно!
Сверкающий медью паровоз, пыхтя, остановился у платформы. Машинисту в форменной фуражке было лет двенадцать, не больше.
— Садитесь!
Нас не пришлось просить во второй раз. Мы мигом уселись в открытый вагончик.
— Я буду вас ждать! — закричала Стэлла и взмахнула флажком.
Паровоз свистнул, и поезд тронулся в путь.
— Смешная… — сказал Фрол. — Смотри ты, девчонка, а туда же… начальник станции!
Мелькали деревья, пруды, в которых плескались утки. Поезд проскочил коридор из зеленых веток, вылетел на поляну, по которой бродил олень, потом очутился в тоннеле, и нас обдало в темноте теплым дымом. Вдруг в глаза нам ударил свет, и мы увидели, что мчимся по берегу бурливой Куры, которую медленно переплывает паром. Паровоз свистел, вагончики трясло и качало. Поезд снова нырнул в зеленую чашу, прогрохотал через мостик, повисший над ручьем, мимо скал, покрытых пестрым мхом, и резко затормозил, остановившись у той самой станции, с которой отправился.
Стэлла ждала нас на платформе. Теперь она была без красной фуражки и ее черные косы висели до пояса.
— Куда мы пойдем? — спросила она. — В цирк? В зоопарк? На фуникулер?
— На фуникулер, но сначала зайдем за Антониной, — предложил я.
— Это дочка художника?
— Нет, его внучка.
Мы пошли по аллее. За нами шли любопытные. Стэлла болтала без умолку. Возле киоска с пирожками она спросила:
— Вы есть хотите?
— Не хотим, мы уже рубали, — ответил Фрол.
— Не-ет, почему ты так странно говоришь? — удивилась Стэлла. — Раньше сказал «будь спок», а теперь — «рубали». Я тоже один раз пришла в школу и сказала учительнице: «Вот я и притопала». Она рассердилась и спросила, знаю ли я, что такое настоящий русский язык, и читала ли я Пушкина. И правда, ведь Пушкин никогда бы не написал таких слов. У него все слова как музыка, правда?
Против этого нечего было возразить, и у Фрола даже губа затряслась, а веснушки побагровели. Раньше не раз ему говорили Кудряшов и Протасов, что если он думает, что «будь спок», «рубали» и другие словечки — «флотский язык», то он глубоко ошибается, таким языком не разговаривают на флоте, но Фрол пропускал замечания мимо ушей. И вдруг девочка, встретившаяся ему в первый раз, со всей откровенностью сказала ему то же самое.
Троллейбус был переполнен, и кондукторша не хотела открывать дверь, но нам она все же открыла. Когда мы вошли, какой-то сердитый старик спорил с женщиной в шляпке с перьями. Заметив нас, они перестали ссориться и заулыбались. Взглянув в окно, я увидел, что троллейбус поднимается вверх по крутому подъему. Мы вышли на остановке у Дома офицера и пошли в гору, все в гору, мимо домиков с галерейками, пока не увидели знакомый белый дом в глубине двора. Тут было очень тихо. Я позвонил.
Тамара, отворив дверь, сначала, так же как и Мираб, не узнала меня, но потом всплеснула руками, заахала и сказала, чтобы я заходил.
— А это твои друзья?
— Это Фрол и Стэлла. Им тоже можно?
— Конечно, можно. Вот Антонина обрадуется!
Мы поднялись по лестнице, прошли по стеклянной галерее и оказались в знакомой комнате. Окна были раскрыты настежь. Старого художника не было. Кресло стояло пустое.
— Антонина! — позвала Тамара. — Иди скорей, посмотри, кто пришел. — Тяжелая занавесь зашевелилась.
