Морской волчонок(изд.1990) - Рид Томас Майн (книги хорошего качества TXT) 📗

Я отрезал ножом длинную полосу сукна, свернул ее кульком, стараясь, чтобы один слой заходил за другой, и подвязал снизу, для прочности, остатком шнурка от башмаков. Получилась чашка не хуже, чем самые тонкие изделия из фарфора или стекла. Теперь я мог пить спокойно, не теряя ни капли драгоценной влаги, от которой зависела моя жизнь.

Глава XXXV

ТАИНСТВЕННОЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЕ

За завтраком я съел так много, что решил в этот день больше не есть. Но из этого ничего не вышло: в середине дня я уничтожил еще одну галету, вследствие чего и решил на обед обойтись половиной, а другую половину оставить на ужин.

Я разломил галету посредине, отложил одну часть, а вторую съел и запил водой.

Вам кажется странным, что я ни разу не хлебнул водки, а я бы мог пить водку с утра до вечера, здесь ее было не меньше ста галлонов. Но в водке для меня не было никакого толка, с таким же успехом бочонок мог быть наполнен серной кислотой. Почему? Во-первых, потому, что я не любил водки; во-вторых, потому, что от запаха этой водки меня тошнило: я полагаю, что это была водка самого низкого сорта, предназначенная не для продажи, а для раздачи матросам, — хозяева часто отправляют самую плохую водку и ром с кораблями, чтоб угощать ими команду; в-третьих, потому, что я уже пробовал эту водку — я выпил около рюмки и моментально почувствовал сильнейшую жажду. Мне пришлось осушить целый галлон воды, чтобы утолить ее, и я решил в будущем воздержаться от алкоголя, чтоб сохранить побольше воды.

Наступило время укладываться спать. Я решил съесть отложенную половину галеты и отправиться ко сну.

Приготовления ко сну заключались в том, что я менял положение на шерстяной подстилке и натягивал на себя один-два слоя материи, чтоб не закоченеть ночью.

В продолжение первой недели я мерз по ночам, потому что мы ушли из порта зимой. С тех пор как я нашел материю, я больше не страдал от холода, закутываясь в нее с головой. Однако с некоторого времени ночи становились все теплее. После бури я вовсе перестал покрываться материей: ночью было так же тепло, как днем. Сначала я удивлен был этим, но, подумав, понял, что судно все время идет на юг, так что мы находимся уже в южных широтах и вошли в тропическую зону.

Я мало знал о тропиках. Я слышал, что тропическая зона лежит далеко к югу от Англии и что климат в ней гораздо жарче, чем самое жаркое английское лето. Я слышал, что Перу — южная страна и, чтоб добраться до нее, надо идти на юг.

В потеплении не было ничего удивительного. Судно плыло уже две недели. Предположим, что оно делает около трехсот километров в сутки, или, по-морскому, имеет скорость около шести узлов (а корабли, как я знал, могут идти гораздо скорей), — оно должно было за это время уйти далеко от Англии и вступить в полосу тропического климата.

Я ощупал циферблат часов и убедился в том, что маленькая стрелка стоит на десяти. Наступило время ужинать и ложиться спать.

Сначала я выпил чашку воды. Я не любил есть всухомятку. Затем я протянул руку за половинкой галеты. Я точно знал, где она лежит. На верху толстой балки, проходившей через трюм, я устроил себе уголок, нечто вроде полки, где держал нож, суконную чашку и деревянный календарь. Туда я днем положил оставшийся кусок галеты, и там он должен был лежать. Я так хорошо изучил каждый уголок и каждую щелку своей кабины, что мог в темноте безошибочно определить любое место размером с монету в пять шиллингов, притом без всяких поисков.

Итак, я протянул руку, чтоб достать драгоценный кусочек галеты. Вообразите мое удивление, когда, ощупав место на полке, я обнаружил, что галеты там нет.

Сначала мне показалось, что я ошибся. Может быть, я положил сухарь не на обычное место?

Чашку я держал в руке, наполненную водой. Нож лежал на месте. Рядом лежали палочка с зарубками и остатки шнурков, которые я использовал, когда мерил бочку; но галета исчезла!

Куда я мог ее положить? Я понятия не имел, но тем не менее обыскал все кругом, шарил между складками материи, обследовал карманы куртки и штанов. Я обыскал даже башмаки, которые валялись в углу. Я не оставил ни сантиметра необысканным, но половины галеты не было.

В конце концов, кусок галеты не представлял собой ничего особенно ценного. Но исчезновение его с полки было очень странно, настолько странно, что над этим стоило призадуматься.

Может быть, я съел его?

Предположим, что я это сделал. Может быть, в припадке рассеянности я машинально взял галету, стал ее грызть и всю уничтожил. Но странно, что от этого события не осталось никаких следов: ни воспоминания, ни чувства сытости. Я был так голоден, как будто ничего не ел.

Я отчетливо помнил, что положил ее рядом с ножом и чашкой; она не могла сама сойти с места, а, кроме моей руки, больше ничто не могло к ней прикоснуться. Я не мог случайно задеть ее и сбросить вниз, потому что не делал никаких движений в том направлении. Также не могла она завалиться в щель под бочкой, потому что щель была плотно забита материей (я это сделал, чтобы удобней было лежать).

Одним словом, половинка галеты пропала. Она ушла — то ли в мой собственный пищевод, то ли другим путем. Если я ее проглотил, я мог только пожалеть об этом, потому что не получил от еды никакого удовольствия.

Долго я колебался, взять ли мне другую галету или отправиться спать без ужина. Страх перед будущим заставил меня воздержаться от еды. Я выпил еще холодной воды, положил чашку на полку и устроился на ночь.

Глава XXXVI

ВТОРЖЕНИЕ

Я долго не спал. Лежа, я думал о таинственном исчезновении галеты. Я говорю «таинственном», потому что в глубине души был убежден, что я не съел ее, она исчезла другим путем. Каким — я не мог даже представить, ибо я был совершенно один; я был единственным живым существом в этой части корабля, и больше некому было дотронуться до галеты.

Теперь мне снова вспомнился мой сон. А краб? Может быть, все-таки это был краб? Мне приснилось, что я утонул, но краб мог действительно проползти по мне, и это уже не был сон. Не мог ли он съесть галету?

Я знал, что крабы не едят галет. Но, запертый в корабельном трюме, не имея выхода, кроме голодной смерти, краб мог съесть и галету. Значит, все-таки это мог быть краб?

Невеселые размышления и голодный желудок долго не давали мне заснуть. Наконец я заснул, вернее, задремал, просыпаясь через каждые две-три минуты.

В один из таких промежутков мне показалось, что я слышу необычайный шум. Корабль шел плавно, и я сразу отличил этот новый звук от мягкого плеска волн. Кстати, в последнее время волны плескались настолько тихо, что стук моих часов перекрывал их.

Этот новый звук был похож на глухое царапанье и доносился из угла, в котором валялись мои башмаки.

Что-то скреблось у меня в башмаках!

— Вот и краб! — воскликнул я.

Сон как рукой сняло. Я приподнялся, прислушался и подготовился схватить рукой вора. Я был уверен, что этот краб или кто б он там ни был, скребущийся у меня в башмаках, и есть, во всяком случае, похититель моего ужина.

Царапанье раздалось снова. Да точно, в башмаке ли это?

Я присел и нагнулся вперед с таким расчетом, чтобы схватить башмак одним движением, когда звук повторится.

Я ощупал башмаки. В них и около них не было ничего и никого. Я ощупал весь пол моей каморки, но напрасно.

Все было в порядке.

Я был немного смущен и довольно долго лежал прислушиваясь. Таинственный шум не повторялся. Сон постепенно овладевал мною, и я снова задремал, ежеминутно просыпаясь.

Вдруг скребущий звук раздался снова, и я вскочил. Определенно это в башмаках! Но как только я сделал движение в ту сторону, шум прекратился, как будто я спугнул кого-то. Я обшарил башмаки и опять ничего не обнаружил.

— Эх, как же я сразу не догадался! — пробормотал я. — Это вовсе не краб. Краб не может так быстро бегать. Это самая обыкновенная мышь. Приди это сразу мне в голову — я бы не беспокоился. Если б не сон, я и не подумал бы о крабе.